Память тела

Сцена из спектакля “Новые короткие пьесы”. Фото Д.ДУБИНСКОГОФестиваль-школа “Территория”, существующий на стыке жанров, постоянно расширяет свои, как образовательные, так и репертуарные, рамки. Танец, видео, цирк, драма – здесь все перемешано, сопряжено и запараллелено. Современный танец, с первых лет существования фестиваля присутствовавший в афише, ныне занял лидирующие “территориальные” позиции, подтвердив один из трендов дня: танец перестал быть искусством молодых и стройных.

Если балет – занятие для избранных, обладателей необходимых физических данных, то contemporary dance демократичен и толерантен не только к людям с проблемными фигурами, но также к тем, кто вышел за пределы отпущенного классическому танцовщику срока, и к тем, кто вознамерился посвятить себя танцу вполне в сознательном возрасте. Скажем, Парижская опера опускает занавес даже перед самыми яркими этуалями в 42 года, а история классического балета знает единичные примеры, когда успеха добивались артисты, пришедшие в профессию не в детском, а юношеском возрасте. Contemporary dance же можно заняться в 23 года, как сделал танцовщик и хореограф Оливье Дюбуа. Можно час не уходить со сцены, как шестидесятипятилетний японец Сабуро Тэсигавара и его зрелая партнерша с хорошим классическим бэкграундом – Рихоко Сато.

Для большинства участников фестиваля “Территория” танец – увлечение, профессия, судьба, смысл жизни. Именно об этом – моноспектакль француза Оливье Дюбуа. Сегодня ему сорок восемь. За плечами работа у хореографов Саши Вальц, Анжелена Прельжокажа, сотрудничество с цирком дю Солей, с великим возмутителем спокойствия Яном Фабром. Сам Дюбуа тоже мастер провокации. Так, в своем спектакле “Трагедия” на Авиньонском фестивале он вывел на сцену восемнадцать обнаженных мужчин и женщин, что было не столько эпатажем, сколько художественным манифестом. У хореографа особое отношение к человеческому телу, похожему, по его признанию, на “Книгу

мертвых”. По Дюбуа, физическое обнажение – сродни душевному раскрытию, и в самом факте оголения нет ничего стыдного. “Тело мое словно долгая память, долгие муки искусства”, – говорит он в предисловии к показанному на фестивале соло “Мое тело выходит на свет дня”. Здесь Дюбуа – автор и исполнитель – полушутливо-полусерьезно ведет разговор о роли танца вообще и в своей судьбе. Вызывая на сцену волонтеров, он, как билеты на экзамене, вытягивает имена хореографов, которых собирается представить, и номера музыкальных отрывков, которым предстоит сопровождать его танец. Невысокий, кряжистый, слегка отяжелевший, но подвижный, как ртуть, Дюбуа дерзко представляет зрителю свои маленькие соло – оммаж хореографам, отмеченный легкой иронией и оттенком пародии. Его Фавн – и плод восхищения великим номером Нижинского, и шутливый комментарий к нему. Знаменитый “In the Middle…” в версии Дюбуа – форсайтовская скорость, верно переданный росчерк хореографии мастера и веселый взгляд на нее. А Нуреев в краткой антологии Дюбуа представлен женской вариацией из “Раймонды”, исполненой в трусах и одном носке. Разоблачается Дюбуа постепенно, прибегая иногда к помощи зрителей, прося, например, развязать шнурок на ботинке. Проведя первую часть действия в строгом костюме, в неглиже Дюбуа выступает почти в течении часа, нимало не смущаясь недостатками фигуры и потным телом. От обвинения в нарциссизме артиста спасают юмор и самоирония, а главное – страстная любовь к танцу, к ней он в финале приобщает сидящих в зале. Осыпав себя блестками и надев на голое тело синтетическую шубу, Дюбуа увлекает за собой зрителей, радостно пускающихся в пляс. Память тела для танцовщика – живая история его жизни, радость воспоминаний и грусть об ушедшем.

Такой же счастливой погруженностью в танец и предельной самоотдачей наполнен дуэт японских артистов (танцевальная компания КАРАС) в “Тристане и Изольде” на музыку Рихарда Вагнера. Нельзя сказать, что часовой балет, созданный и исполненный Сабуро Тэсигавара и Рихоко Сато, лексически разнообразен. Но в монотонной повторяемости движений скрыта гипнотическая притягательность. Мучения легендарных влюбленных передаются во всех нюансах. Обоих танцовщиков отличает фантастическая гибкость стана и рук. Он тянется к ней, она – к нему, но исполнители ни разу не касаются друг друга. Роль меча, удерживающего любовников от тактильности, здесь играет виртуозное мастерство танцовщиков. Даже в самые интимные моменты партнеры словно окутывают, обтекают друг друга движением, избегая прикосновений. И эти дистанцированные страсть и нежность, наряду с потрясающей музыкой и мистическим светом, создают чувственное напряжение и красоту спектакля. Танец артистов, особенно это относится к Сабуро Тэсигавара, отмечен такой мощной энергетикой и совершенной техникой, что вопрос о возрасте уходит на дальний план.Сцена из спектакля “Show”. Фото Д.ДУБИНСКОГО

Ну, а уж когда в спектакле “Новые короткие пьесы” Филиппа Декуфле на сцену вышла исполнительница в интересном положении, чей заметно округ-лившийся живот явно не мешал следовать за причудами режиссерско-хореографического рисунка, породнившегося с цирком и акробатикой, представления о возможностях танцовщика расширились еще на несколько пунктов.

Филиппа Декуфле в России полюбили больше двадцати лет, когда он привез, искрящийся радостью театрального хулиганства “Декодекс”, где артисты, как на крыльях, парили над сценой, ловко танцевали в ластах, удлиняли конечности гофрированными рукавами, обхватывая ими друг друга, словно щупальцами. Это был праздник торжества фантазии над скукой обыденности. Спустя пятнадцать лет на фестивале NET в спектакле “Octopus” вместо ангелов плясали скелеты и отдельные конечности, в том числе и языки, правда, – на экране. Это был новый Декуфле, не скабрезный, но – на грани приличия, с монологами про “пук” монашек и мегасексуальность.

В показанном на нынешней “Территории” спектакле Декуфле снова много шутят, мистифицируют, хулиганят и шаманят. Танцуют, уходят в клоунаду, играют с экранным изображением, занимаются воздушной гимнастикой. Пять зарисовок, пять фантазий или случаев из жизни, никак между собой не связанных, номеруются на экране цифрами, сложенными из актерских тел. Фигуры танцовщиков множатся на экране, они ходят колесом, выполняют различные цирковые трюки, делают сальто, отправляются в путешествие, изображая сутолоку аэропорта. С восемью артистами приключается так много всего, что и не упомнить. И этим “Новые короткие пьесы” отличаются от прошлых работ, живущих в памяти, несмотря на прошедшее двадцатилетие. Что-то все же ушло из спектаклей Декуфле. Детскость, веселость, бесшабашность. Или изменились мы сами? Но убежденность в том, что жизнь – приключение, в кудеснике Филиппе Декуфле и его артистах – прежняя.

“Новые короткие пьесы” завершали фестиваль, а открыла его танцевальная компания Хофеша Шехтера (Великобритания), впервые представленная в России. Шехтер – израильский хореограф и композитор, обосновавшийся в Лондоне. Музыкой занимался с детства, позже увлекся фольклорным танцем. Обучался в Иерусалимской академии музыки и танца, работал в знаменитой “Батшеве”, продолжил музыкальное образование в Париже. Его интересы склонялись попеременно то в сторону музыки, то – танца. В созданной им танцевальной компании Шехтер достиг гармонии – здесь он и хореограф, и композитор, однако, параллельно сотрудничает с другими известными труппами, среди них – Королевский балет, Нидерландский Театр Танца, американская компания Элвина Эйли и Балет Берна. В Москву Шехтер привез “Show”, обрушившее на зрителей необузданную энергию танцовщиков и иронию над всем сущим. В спектакле три части: “Вход”, “Клоуны” и “Выход”. Едва заметные колебания тел артистов постепенно убыстряются. Движения танцовщиков становятся размашистей, превращая действие в отчаянный карнавал с бешеными плясками, перезвоном бубенчиков и прочими атрибутами гаерства. Одетые кто во что горазд – дурацкие колпаки, жабо, кафтаны – шуты-гистрионы скачут, балаганят, летают или чинно прогуливаются по сцене, трясутся, словно в пляске святого Витта, вращают задами, “перерезают” друг другу горло, оживают и падают, как подкошенные. Убиенные воскресают, и все повторяется сначала. Нарочитая приземленность и грубость прорежены куртуазностью и изысканными позами. Средневековая брутальность переплетается с барочными пластическими излишествами, подкрепленными музыкой Арканджело Корелли, звучащей наряду с психоделическим роком корейца Шин Джун Хена и собственными сочинениями Шехтера.

Общедоступности танца посвящен и спектакль-променад “Домашние танцы”. Отличная идея хореографа из Швейцарии Николь Сайлер поблуждать по городу, заглядывая в окна, где танцуют, живут и любят, в Москве не получила должного воплощения. То ли маршрут “бродилки” слишком далеко разбросал все эти “просветы чужой жизни”, то ли техника (плееры с записью музыки для каждого окошка) не у всех сработала, но, несмотря на все старания участников перформанса и его организаторов, лучшим в этой затее остался сам замысел. Впрочем, наверняка, кому-то повезло и прогулка во всех смыслах состоялась.

Алла МИХАЛЁВА

  • Сцены из спектаклей “Новые короткие пьесы”, “Show”

Фото Д.ДУБИНСКОГО

«Экран и сцена»
№ 22 за 2018 год.