Девочка плачет, а шарик летит

Фото Е.СТУКАЛОВОЙПьеса Аси Волошиной “Мама” – одна из тех, что не просто о больном и сложном, а о беспросветно сложном. История взросления девочки, в раннем возрасте потерявшей мать, – смесь сентиментальности, анализа психологических комплексов, навязчивого слогана “позвоните родителям” и предсказуемой жалости. Но режиссер Владимир Панков на сцене возглавляемого им Центра драматургии и режиссуры предложил острую, резкую, до предела насыщенную мощным ритмом версию, свободную от какой-либо чувствительности. Режиссерской волей на сцене возник микс из нескольких видов театра.

В белоснежном пространстве, где белый цвет – и стерильность больничной палаты, и зимний день, и чистый лист, где намеком на чудо высится мохнатая новогодняя ель, расположатся одетые тоже в белое четыре женщины разного возраста и их тени – музыканты в черных одеяниях. Безупречная графика и статичность мизансцен отсылают к античной трагедии и Хору как одному из главных действующих лиц. На протяжении спектакля протагонисты будут вступать с музыкантами в диалог, а они, играя, подавать реплики, превращаясь в эпизодических героев, подсказывать настроение на сцене.

Четыре белые героини распадутся на двух, и тут все непросто: первая – взрослая Оля – Анастасия Сычева, вторая – ее мама Настя. Роль Насти будут исполнять три актрисы разного возраста: мама-средняя – Елена Яковлева, мама и, одновременно, маленькая Оля – Майя Бурыгина и мама как бабушка – Людмила Гаврилова. Под античным слоем, кажется, проступает еще более древний пласт – сакральный. Три актрисы – три лика Богини-Матери, единой для всех мифологий, три лика одной человеческой жизни. Это из нее, общей для всех, выламывается рано осиротевшая Оля. Крупными яркими штрихами Анастасия Сычева рисует свою героиню: умную, нервную, резкую. Она кидает в лицо трехликой матери рассказ о собственной жизни. Обиду и страх перед ней. А девочка-женщина-бабушка-мама зеркально отражают ее реп-лики, превращая античную трагедию в экзистенциальную драму человека, ведущего диалог с самим собой, своей судьбой, прошлым и будущим. Скачут эпизоды, длятся разговоры, тянутся воспоминания. И как бы невзначай все посматривают на новогоднюю елку в надежде, что следующий праздник уж точно окажется началом новой жизни, наконец-то подарит ускользающее счастье.

На стену проецируются фотографии – детские, юношеские, семейные, студенческие. Черно-белые радостные лица однокурсников, дорога, лежащая под колесами автобуса. Летнее море с набегающей волной – важный, быть может, даже ключевой, символ спектакля. С ним – изначальной, древней стихией – будет рифмоваться все.

Владимир Панков выстраивает конструкцию в несколько этажей: от психологически-достоверного до божественного, превращая сюжет в универсальный, и обратно, от общего к отдельно взятой человеческой душе. Точка схода – белоснежное вневременное пространство квартиры с шариками на елке, с вечным ожиданием Нового года.

В резкой, нервной, напряженной истории возникают лазейки для выдоха: песни “Крематория” и “Бумбокса”, протяжная этника, да и сами актрисы периодически встают к микрофонам, мешая прозаический текст со стихотворным. Владимир Панков слышит мир как музыку, поэтому спектакль насыщен звуком. В иные моменты он почти оглушает, обрушивается на тебя каскадом, что только усиливает впечатление. Режиссер предоставляет зрителю возможность присоединиться, прокричать в подхваченном ритме свои страхи, обиды и сожаления, оставшиеся в нас от родителей.

“Мама” – конечно, история о поисках любви и счастья. О том, что зачастую они гораздо ближе, чем нам кажется. Нужно лишь пролететь крутые виражи злости, упрямства, дурости, сожалений, умения зарубить в себе любовь и надежды. А потом вынырнуть из этих огромных волн житейского моря. И, оказавшись на берегу, понять, что это трудно, но возможно – простить близкого за то, в чем он был и не был не виноват, и разрешить себе просто дышать. Просто любить и просто быть. Как и хотела мама – счастливыми.

Юлия КУЛАГИНА

Фото Е.СТУКАЛОВОЙ

«Экран и сцена»
№ 19 за 2018 год.