Ирина ЕРМОЛОВА: «Сцена для Аркадиной как наркотик»

Ирина ЕРМОЛОВА29 и 30 августа в Свердловском академическом театре драмы состоится премьера “Чайки” А.П.Чехова в постановке режиссера из Санкт-Петербурга Григория Козлова. Спектакль интересен уже тем, что это первая работа Козлова в другом коллективе с тех пор, как он создал и возглавил в Санкт-Петербурге театр “Мастерская”. По словам режиссера, на постановку в Екатеринбурге его вдохновила актриса Ирина Ермолова – она исполнит в “Чайке” роль Аркадиной.

 

– Ирина, вы знали, что стали музой Григория Козлова в “Чайке”?

– Нет, что вы! Хотя мне очень приятно это слышать. С Григорием Михайловичем мы познакомились год назад в Екатеринбурге на выпускных экзаменах в театральном институте, студенты как раз показывали “Чайку”. Он сказал, что однажды прикасался к этой пьесе со своими учениками, но очень давно, и репетировал только отдельные сцены. И тогда директор нашего театра Алексей Бадаев предложил ему поставить ее у нас. В январе мы приступили к работе, к нам – в роли Тригорина – присоединился актер и режиссер из Санкт-Петербурга Александр Баргман. Он сразу начал очень интересно репетировать, абсолютно свободно – баловался, мог себе позволить невнятно пробубнить длинный монолог.

– Зачем? Хотел показать Тригорина резонером?

– Наоборот – у него получался интроверт и даже аутист, человек сам в себе. При высоком росте Баргмана его герой – маленький человек, очень закомплексованный. Когда он говорит Нине о собственной жизни: “Что же в ней особенно хорошего?” – это не кокетство. Он в себе не уверен и вовсе не считает себя знаменитым. Хотя все вокруг думают иначе. Плюс профессиональная деформация – постоянно бормочет и что-то записывает, это же его наваждение – поиск слова, мысли, идеи и необходимость успеть их зафиксировать на бумаге. Но это мои впечатления от первых репетиций, к премьере все может поменяться сто раз.

– Слушаю вас, и складывается впечатление, что Аркадина, как Маша из “Трех сестер”, такого мужчину сначала пожалела, а потом полюбила. Так ли это?

– Не знаю, пожалела ли… Баргман так прекрасен, что его сложно не полюбить. (Смеется.) А если серьезно, мне кажется, влюбилась она в Тригорина все-таки из-за его таланта, в котором, в отличие от него самого, не сомневается. Это союз равных, просто она сильнее в жизни – знает, как обольстить и привязать мужчину. Хотя в какой-то момент и упускает его.

– Упускает или отпускает сознательно, чтобы он “перебесился”?

– Думаю, именно упускает – молодость взяла верх, Тригорин всерьез увлекся Ниной. После его ухода и последующего возвращения Аркадина изменилась – проигрыш на ней отразился. Нина вторглась в ее счастье и надломила ее. Поэтому в финале моя героиня явно ждет надвигающейся катастрофы, чьей-то смерти, боится малейшего шороха. Приехала навестить брата, не ожидая, что он поправится – фактически на похороны. Только смерть настигла другого – сына.

– Насколько близок характер Аркадиной вам самой, ощущаете ли вы сходство с ней?

– Я, пожалуй, в жизни больше похожа на нашего Тригорина – тоже интроверт, социопат и аутист. Боюсь людей, особенно власть имущих – у меня панический страх, если нужно идти по инстанциям чего-то добиваться. Наверное, это отголоски советского прошлого, когда мы были зависимы от системы, чувствовали себя униженными и оскорбленными. А еще потому, что выросла в бедной семье – мама нас с сестрой и бабушкой одна содержала. Помню эти вечные заботы – как перешить одежду, чтобы ее еще можно было носить. Да, многие тогда так жили. Но столько лет прошло, а я никак не могу освободиться от этого ощущения – несвободы от бедности.

Аркадина же, на мой взгляд, совершенно другая. Режиссер Адольф Яковлевич Шапиро, когда мы недавно разговорились про “Чайку”, вдруг спросил меня: почему Аркадина нервничает в первой сцене? Я удивилась – Григорий Михайлович решает иначе. Вначале там у всех предпремьерный ажиотаж, предвкушение, Аркадина испытывает радостное возбуждение – но никак не нервозность. Сцена для нее как наркотик, и ей странно, что не она играет премьеру. Даже ревнует немного к другой актрисе. Но все равно это волнение радостное. Она не переживает, потому что убеждена: лучше ее никого и быть не может, что ей какая-то дебю-тантка!

– Видит ли она в Заречной хоть искру таланта?

– Думаю, нет. Искра ярко блеснет в спектакле между Ниной и Тригориным. Причем настолько откровенно и нахально, что все обалдеют. Аркадина тоже это видит, и отсюда начинается ее бегство – она все время рвется куда-то уехать. Только бы увезти Тригорина подальше.

– А как Аркадина относится к Треплеву?

– Знаете, какой главный посыл был у Григория Михайловича? Он нам сразу сказал: все герои “Чайки” – очень хорошие люди, каждый из них кого-то любит. Но им не хватает взаимности. Только Костя и его дядя Сорин очень сильно привязаны друг к другу. А все остальные не совпадают. И хотя я говорю, что мы с Аркадиной не похожи, все же в нас немало общего. Например, в отношении к детям: моему старшему сыну уже 26 лет, он программист. Но я только недавно поняла, что, в сущности, не представляю, чем он занимается на работе, ни разу не спрашивала. Сейчас очень сожалею, что всегда уделяла так мало внимания семье. Так и Аркадина – она не интересовалась, о чем пишет сын. И вот он вырос, его рассказы публикуют в журналах, а ей все некогда. Думаю, после его гибели она все же их прочтет. Но уже не сможет сказать ему о своем впечатлении.

– Как вы считаете, Треплев – талантливый автор?

– Безусловно – он же отражение самого Чехова, как и Тригорин. В Чехове все время шла борьба чего-то устоявшегося и поиска новых форм – внутри одного человека. Думаю, он неслучайно разделил это на двух персонажей. Хотя и Тригорин пытается открыть что-то неизведанное, но уже не может – понимает, чего от него ждут, и не рискует сойти с проторенного пути. Легко сказать – начни с чистого листа, без оглядки на каноны. А как? Все равно мы опираемся на наработанный опыт.

У нас в спектакле два актера на роль Треплева – Александр Хворов и Никита Бурлаков, абсолютно разные по характеру. Очень интересно, как они раскроются в спектакле. Когда, скажем, Треплев кричит матери: “Я талантливее вас всех, коли на то пошло!” – что это? Ощущение несостоятельности? Зависть и ревность к удачливому сопернику? Или отчаяние одаренного человека, доведенного до какой-то крайней точки? Сама я не представляю, чтобы могла сказать о себе такое, даже в момент отчаяния. Хотя – возможно, просто пока не оказывалась в подобной ситуации.

– Неужели даже не обижались на режиссеров за то, что обделяли ролями?

– Ой, это случалось! (Смеется.) Наверное, всем актерам свойственно обижаться на невнимание режиссеров, хоть однажды. Например, я очень расстроилась, когда Николай Коляда не взял меня на роль Раневской в свой “Вишневый сад”. Вообще поначалу меня туда не пригласил. И только когда у него ушли актрисы в декрет, я сыграла Аню, потом Варю. Виду не подавала, как мне обидно, и только после премьеры узнала, что он меня так “наказал”: мол, у тебя так хорошо получилась Бланш в «Трамвае “Желание”», что хвалили только тебя, а мне нужно, чтобы хвалили спектакль, а не отдельные роли. Смешно и грустно. Но я не могу сердиться на Николая Владимировича. Даже за то, что он публично вылил на меня свое негодование из-за моей занятости в другом театре, и теперь я больше не играю в его спектаклях. Мне это понятно, мы с ним очень близки по темпераменту. Тоже могу сорваться – и тут же искренне извиниться. Не умею долго обижаться и совершенно не понимаю, когда люди годами не разговаривают. Я очень благодарна Николаю Коляде за всё – до работы с ним меня как актрисы, считай, и не было.

– Мало сыграли в юности или не было ничего значительного?

– Сыграла Негину в “Талантах и поклонниках”, Глафиру в “Волках и овцах” – это вообще моя первая роль в Свердловском драмтеатре. Но не хватало опыта и свободы, и сильно мешал страх сцены. А когда я впервые попала на спектакли Коляды – это был космос, потеряла там ощущение времени. Очень хотела ему понравиться и с удовольствием согласилась на маленькую роль Чапаева в “Русской народной почте” Олега Богаева. А когда мы сыграли этот спектакль на “Золотой Маске” в мой день рождения, Коляда подарил мне журнал со своей новой пьесой “Уйди-уйди” и написал: “Дарю тебе роль Анжелики”. Это был один из самых моих любимых его спектаклей. Потом сыграла у него Джульетту, множество других ролей. Николай Владимирович – мой главный учитель, именно с ним я обрела актерскую свободу.

– Странно, как при страхе сцены и интровертности вы вообще решили стать актрисой.

– Сама не перестаю удивляться! (Смеется.) В институт взяли из-за фамилии: так мне, уж не знаю – в шутку или всерьез, сказал много лет спустя мой мастер курса Владимир Иванович Марченко, хотел, чтобы у него училась своя Ермолова. А сейчас уже просто не представляю, чем бы еще могла заниматься. Я счастлива в профессии.

Беседовала Елена КОНОВАЛОВА

  • Сцена из спектакля “Чайка”. Фото Е.БЕЛЯВИНОЙ
«Экран и сцена»
№ 16 за 2018 год.