Живой для живых

Сцена из спектакля “Фиест”. Фото Е.КОНОВАЛОВОЙВо Франции прошел 72-й Авиньонский театральный фестиваль. Современный западный театр отличается неизменным интересом к острым социальным проблемам, но в этом году обращение театрального сообщества к болевым точкам социума – и не только европейского – было в Авиньоне особенно заметным.

Одной из тем, которой статусный международный форум уделил большое внимание, стала судьба российского режиссера Кирилла Серебренникова, уже год находящегося у себя в стране под домашним арестом. Серебренников – один из немногих современных отечественных постановщиков – широко известен за пределами России. В 2015 и 2016 годах в основной программе Авиньона были представлены его “Мертвые души” и “Идиоты”. В этом году в афишу вошел его новый фильм “Лето”, отмеченный ранее наградой в Каннах. Многие французские издания нашли в событиях и атмосфере картины параллели с настроениями студенческой революции во Франции в мае 1968 года. Неслучайно именно музыку 60-х – The Beatles, The Doors и прочие культовые команды тех лет – слушали герои “Лета”, основатели первых российских рок-групп.

А в 2019 году, как уже объявил директор Авиньонского фестиваля Оливье Пи, в основной программе будет показана новая работа Кирилла Серебренникова, посвященная китайскому фотографу Рену Хангу. Ханг, в 29 лет покончивший с собой, преследовался у себя на родине цензурой, но не захотел оставить Китай. Кирилл Серебренников начал работать над этим материалом, не предполагая, что вскоре его ожидает длительный домашний арест. Что будет с постановкой о Ханге и с самим режиссером, предположить трудно. Но в Авиньоне его спектакль очень ждут.

В этом году свою новую работу под названием “Для Кирилла”, жанр которой обозначен как сценический фельетон на тему дискриминации, Серебренникову посвятил его коллега Давид Бобе. В дни фестиваля режиссер, неоднократно сотрудничавший с “Гоголь-центром”, также проводил в саду Чеккано ежедневные представления в защиту гражданских свобод. А сам Авиньонский фестиваль открыто выступил с требованием освободить российского режиссера – на входе в фестивальный офис в холле монастыря Святого Людовика был установлен щит с плакатом с соответствующим заявлением. В России за все время следствия по делу “Седьмой студии”, когда ограничению свободы подвергаются не только Кирилл Серебренников, но и уважаемые театральные менеджеры Алексей Малобродский, Софья Апфельбаум и Юрий Итин, ни в одном театре страны такие плакаты-обращения не появились.

Следственные методы по этому делу, когда фигурантов год содержат под разными формами ареста, не представив до сих пор ни одного убедительного доказательства их вины, – циничный пример того, что происходит в стране, где власть правоохранительных органов становится все более неподконтрольной общественным институтам и самому закону. Постановка Тома Жолли “Фиест” (Thyestes), открывшая 72-й фестиваль в Авиньоне – спектакль-предостережение, чем может обернуться такое пренебрежение нравственными ценностями в угоду властолюбию. Урок, к сожалению, так и не пройденный со времен Сенеки, автора этого трагического произведения.

По сюжету “Фиест” – это история возмездия, где наказание за совершенное преступление превосходит его настолько, что даже Солнце от ужаса меняет свою орбиту. Царь Микен Атрей, желая как можно больнее отомстить своему брату Фиесту за соблазнение жены, убивает его детей и угощает ничего не подозревающего отца чудовищным блюдом из их плоти. Нечестивец Фиест наказан, суд свершился – но какой ценой? Зло плодит зло и увеличивает его масштабы в разы. В большом открытом пространстве двора Папского дворца Жолли разместил два огромных элемента декорации, сразу задающие тон будущему действию – между ними разворачиваются все кровавые события. В одной стороне – перевернутая ладонь с указующими пальцами (на публику? на героев спектакля?). В другом – голова, лежащая на боку. Перст судьбы – и неизбежность возмездия, символ того, что однажды все мы будем повергнуты во прах: не только жертвы, но и их палачи, до каких бы высот они порой ни возносились. Сколько было примеров, как властитель, не считающийся в своем самомнении ни с чьими увещеваниями и возражениями, кидал страну в хаос? Века проходят, и ничего не меняется – история продолжает двигаться по спирали. Все новые и новые Атреи бросают вызов Небесам и обществу, лишая надежды на лучшую жизнь и будущие поколения. Новейшая эпоха России, так и не преодолевшей до сих пор драматические последствия Октябрьского переворота и продолжающей наступать на старые грабли, непроизвольно рифмуется с классическим сюжетом.

Но особенно мощно на тему насилия высказался в этом году в Авиньоне режиссер из Швейцарии Мило Рау в своем спектакле The Repetition. History/ies of theatre (I). Первая часть названия переводится как “Повторение” и отсылает к одноименному философскому эссе Сёрена Кьеркегора. Вторая, “История/ии театра”, также наводит на параллель с фильмом “История кино” Жана-Люка Годара. Единица в скобках дает возможность предположить, что к этой теме режиссер еще вернется. Как Годар провоцирует своих зрителей задуматься о сущности кинематографа, так и Рау предлагает поразмышлять с ним и его актерами о судьбах театра, его сути и выразительных средствах в современном мире. Разговор не умозрительный – толчком к нему стали драматические события шестилетней давности в Льеже, где группа молодых людей жестоко расправилась со своим ровесником-геем. Без причин, обыденно. Пригласили ночью подвезти из вечернего клуба, по дороге вдруг начали избивать. А потом убили, бросили обнаженного на дороге. И спокойно отправились по домам. Эта обыденность зла, его внешняя случайность прошибает сильнее, чем закрученные древнегреческие страсти с инцестом, каннибализмом и проклятиями богов. И как, спрашивает в своем спектакле Рау, все это убедительно передать на сцене, какими способами?

В нынешнем году проблемы ЛГБТ-сообщества вообще были в отдельном фокусе внимания Авиньона. Но объектом исследования многих режиссеров стали не только гражданские права людей нетрадиционной сексуальной и гендерной ориентации. На мой взгляд, сильнее в их спектаклях при разности форм – от прямого вербатима до различных пластических опытов – прозвучало более глобальное высказывание: ценна частная жизнь человека – любого! – и недопустимо никакое вторжение в нее извне. И ценна возможность индивидуального выбора. Французский режиссер Дидье Руис в своем спектакле “Транс” (Trans) вывел на сцену трансвеститов и транссексуалов, согласившихся открыто поделиться опытом самоидентификации. Здесь заняты непрофессиональные актеры, люди разных профессий. Кто-то с детства ощущал себя иным, не похожим на сверстников, к кому-то это осознание пришло позже. Некоторые решились на хирургическую смену пола. Документальный спектакль Руиса напоминает некоторые постановки Театра.doc, где история рассказывается ее непосредственными участниками, что зачастую придает ей особую убедительность. При просмотре “Транса” попеременно ловишь себя на разных мыслях – от пошлого любопытства, почти как в зоопарке, некоторого неприятия и до спокойного осознания: да, эти люди вправе распоряжаться собственной жизнью. И никто не смеет вторгаться в нее – ни словом, ни действием.

Это же утверждает и Мило Рау, детально восстанавливая перед публикой последовательность случившегося. Экономический ли кризис, толкнувший многих людей в депрессию, или просто неспособность принять другого человека – никакого оправдания насилию нет и быть не может. Начинается все с кастинга, где актеры рассказывают о себе на снимающую их откровения камеру, она тут же транслирует это на экран и будет сопровождать все дальнейшее действие. В какой-то момент на экране оказываются уже не актеры, а подлинные персонажи трагических событий в Льеже. Родители убитого парня, его бойфренд, убийцы – история пересказывается вновь и вновь, но каждый раз под новым углом зрения. Камера фиксирует лишь часть картинки, на сцене это можно увидеть в объеме. Но приковывает взгляд именно то, что выхватывает камера, на чем она фокусирует внимание. И как-то не возникает больше вопрос, что такое театральное искусство и для чего оно. Мило Рау позволяет почувствовать отличительную особенность театра – живую сопричастность со зрителем.

Елена КОНОВАЛОВА

  • Сцена из спектакля “Фиест”. Фото автора
«Экран и сцена»
№ 15 за 2018 год.