Бескомпромиссность

Сцена из спектакля “Старик и море”. Фото А.ПАРФЁНОВАМихаил Бычков, только что отметивший в созданном им Камерном театре тридцать лет своей работы в Воронеже, человек не только талантливый, бескомпромиссный и целеустремленный, но и знающий особый секрет – как достигать невозможного. Впрочем, не исключено, что в каждом новом случае пути воплощения ищутся заново, но итог неизбежен – невозможное становится реальным, все больше поражая размахом и высотой планки. Речь и в целом о трех десятилетиях Михаила Бычкова в Воронеже, и о последних восьми годах, когда в июньском провинциальном городе проходит Международный Платоновский фестиваль искусств. Его программа, во всяком случае, театральная, на данный момент не уступает афишам лучших мировых фестивалей, а потому в Воронеж рвутся приехать не только столичные критики и зрители, но и театральные коллективы из разных стран.

Михаил Бычков искренне восхищается тем, что привозит, чрезвычайно ценит команду Платоновского и даже в официальном приветствии в буклете говорит о своем деле не приподнятыми округлыми фразами, а по-человечески: “Фестиваль – хрупкое, тонкое создание, сплетенное из вдохновения, надежд, риска и стараний. Этому противостоит множество деструктивных факторов. Начиная от капризов погоды и заканчивая социально-политическими колебаниями”. С уходом с поста губернатора Воронежской области Алексея Гордеева – а при нем фестиваль задумывался, он его все годы ценил и поддерживал, – деструктивные факторы прорастают, как грибы после дождя. Тем не менее, VIII Платоновский фестиваль стал едва ли не лучшим в его истории.

Пять выставок, от “Фернан Леже. Поэтика современности” (из собрания ГМИИ имени А.С.Пушкина; более полусотни работ, живопись, графика, предметы декоративно-прикладного искусства) до “Индустриальный мир Александра Родченко” (фотографии из коллекции московского Мульти-медиа Арт Музея; 1920-е годы, увиденные свозь объектив фотохудожника, пока еще завораживающая гигантомания нового индустриального мира). От “Наив…но. Пиросмани и компания!” (из коллекции ММОМА, тут были представлены картины не только Нико Пиросмани, но и Анри Руссо, Натальи Гончаровой, Михаила Ларионова, Кузьмы Петрова-Водкина, Казимира Малевича, Сергея Судейкина и других) до сугубо театральных – “Театр Эдуарда Кочергина. Достоевский, Чехов, Толстой” (эскизы и макеты к постановкам из нескольких собраний, разумеется, “Кроткая” Достоевского, разумеется, “История лошади” по “Холстомеру” Толстого) и “Разные поезда. Французский современный танец в России” фотожурналиста Владимира Луповского. Последняя выставка базировалась в фойе Воронежского театра оперы и балета и демонстрировала яркие мизансцены спектаклей выдающихся хореографов XXI века: Жозефа Наджа, Филиппа Декуфле, Маги Марен, Режиса Обадиа, Франсуа Верре, Анжелена Прельжокажа и других. С особенным вниманием рассматривала публика остановленные мгновения постановок классика современного танца Анжелена Прельжокажа, поскольку на нынешнем Платоновском были представлены два его спектакля – совершенная “Фреска. Картина на стене” по китайской народной сказке (премьера 2016 года компании “Балет Прельжокажа”), несколькими визуальными образами вдруг напомнившая шекспировскую трилогию Эймунтаса Някрошюса, и “Playlist#1” – изысканно составленное гала из отрывков самых известных балетов Прельжокажа: “Парк”, “Ромео и Джульетта”, “Белоснежка”, “Экстравагантность” и других, позволяющее представить почти тридцатилетнюю эволюцию постановщика. Хореографическая часть Платоновского этим не ограничилась – устроители предложили воронежской публике еще и знакомство с Компанией Уэйна МакГрегора, постановщика самых знаменитых театров мира, и его спектаклем “Автобиография” (премьера – 2017), представившим судьбу человека в виде разрозненных и тревожных эпизодов, виртуозно станцованных в полутьме, внезапно прорезаемой необычно сгруппированными прожекторами.

В Платоновский фестиваль искусств традиционно включены музыкальная программа (помимо концертов в классических залах прошли опенэйры – Музыка мира в меловом карьере Белый колодец, Музыка в парке Рамонского замка и Концерт на дамбе Чернавского моста), литературная (от Книжной ярмарки до мероприятий “У памятника Платонову”) и – отдельно – Платоновская (тут и спектакли по Андрею Платонову, и выставка Михаила Рошняка “Котлован” – картины и объекты, выполненные землей), а также многочисленные творческие вечера (например, Леонида Десятникова), творческие встречи (скажем, с Гузель Яхиной), мастер-классы (Анатолия Васильева), презентации книг и тематические лекции. И это лишь небольшая часть всего того, что двенадцать дней бурлило в Воронеже, замешанное Бычковым и его фестивальной командой.

Постфактум, когда читаешь поистине абсурдные упреки Михаилу Бычкову (про несправедливость и неблагодарность просто умолчим) со стороны местной прессы, воронежского Департамента культуры и даже нынешнего и.о. губернатора, кажется, что два участника театральной программы Платоновского – “Кавказский меловой круг“ и “Старик и море” – каждый на свой лад, но почти впрямую говорили о ситуации вокруг фестиваля: как меркантильно вырывают создание из рук создателя (даже не понадобится очерчивать “Воронежский меловой круг“), полагая, что имеют на него больше прав, или просто методично обгрызают и уродуют до тех пор, пока не останется голый скелет. К счастью, до нежизнеспособных останков дело пока не дошло, но следующий фестиваль явно под угрозой.

Михаил Бычков не просто привез в Воронеж театр “Берлинер Ансамбль”: городу показали брехтовский спектакль легендарного брехтовского театра. “Кавказский меловой круг“ в постановке Михаэля Тальхаймера обрушил наши представления о двух главных героях, некогда сформированные спектаклем Роберта Стуруа: о нежной и выносливой посудомойке Груше и прохиндее-судье Аздаке. У Тальхаймера история дворцового переворота и дальнейших войн – сюжет, буквально плавающий в крови и мерзости, жадности и похоти. С момента убийства губернатора (здесь он карлик) кровавые пятна оказываются на всех. Груше поскальзывается в луже крови, заляпывает объятиями жениха Симона, а затем и спасенного ею губернаторского младенца Михаила. Кровь больше не сходит с рук и одежды дебелой и заполошной Груше-судомойки, чей образ, как и Симона-солдата, не имеет ничего общего с идеализацией. Груше в исполнении бесстрашной Штефани Райншпергер не опасается предстать неуклюжей, дебиловатой, отталкивающей. Преодолевая жизненные трудности, она замирает в дурацких позах и вопит далеко не мелодичным голосом, уговаривая ребенка терпеть. В какой-то момент испытаний, бегства по Военно-Грузинской дороге (о нем повествует в микрофон рассказчик, в свободное время покуривающий в сторонке) она приближается к пределу натурализма, свесив отекшие ноги в проход и дрожа крупной дрожью, а на ее губах выступает пена. Тальхаймер настаивает: забудьте об эстетизме беспомощности (“беспомощная беспомощного усыновила”); слабости и болезни – порождения войн и вызванных ими бед – отвратительны. Но при этом помните: вот этот неэстетичный, нетонкий, необразованный – и еще множество всяких не – человек способен на сильные чувства и самопожертвование. В глубине пустой сцены, куда уходят действующие лица, до поры усаживаясь на лавку у дальней стены, вместо зонгов надрывается соло электрогитары.

“Старик и море” Хемингуэя в постановке Анатолия Васильева с момента премьеры год назад (проект Чеховского фестиваля в сотрудничестве с Театром имени Евг. Вахтангова) сыграли всего шесть раз: четыре спектакля в Москве и два в Екатеринбурге. Сорвались показы на фестивале “Радуга” в Санкт-Петербурге, и только Платоновский смог соответствовать техническим требованиям этой работы. “Старик и море”, читка и перформанс – так определен жанр создателями, – стал выс-шей точкой воронежского смотра, казалось бы, и без того переполненного событиями, претендующими называться кульминацией.

Два с половиной часа течения текста Хемингуэя, лишь однажды взорванного волнением феерической красоты блесток, – сценическое повествование с непредсказуемыми акцентами и интонациями, со сломами ритма и чеканкой слов, разговор о высокой человеческой упертости и о том, что поймать не значит сберечь, а достичь не равноценно удержать/удержаться. Два с половиной часа звучащего голоса великой актрисы Аллы Демидовой, расположившейся за столиком на авансцене с опущенными к стопке листов глазами – на фоне бирюзы струящихся занавесей. То, как существует на подмостках Демидова, заставляет мысленно превратить противоборство двоих (необыкновенная рыба – необыкновенный старик) в сражение троих (необыкновенная рыба – необыкновенный старик – необыкновенная актриса) и, вероятно, следует добавить сюда еще необыкновенных режиссера Анатолия Васильева и композитора Владимира Мартынова. Три уникума нашей современности, многое знающие о творчестве и потерях, испытали доверие друг к другу и создали действо, в котором о рыбе (Рыбе) говорится едва ли не как о героине античной трагедии. Истончается мощь, бушевавшая в музыке, истончается могучая рыба, поедаемая акулами, истончаются силы старика, ведущего борьбу со стаей хищниц, утихомирились волны ткани и блестки, удалился за кулисы кокетливый лев, снившийся старику, любопытные туристы изумляются диковинному скелету. “А как легко становится, когда ты побежден”, – устало и мудро произносит старик Хемингуэя устами Демидовой, а может, Демидова устами старика Хемингуэя.

Не пожелаем такой легкости Михаилу Бычкову и его делу – Платоновский фестиваль вместе с его сложившейся репутацией по силам отнять власть имущим, но скелет вместо рыбы захватчикам обеспечен.

Мария ХАЛИЗЕВА

Сцена из спектакля “Старик и море”. Фото А.ПАРФЁНОВА

«Экран и сцена»
№ 13 за 2018 год.