Ложа прессы

• Постер фильма  “Вуди Аллен”Кино про кино

Есть такой фильм – “Кинотеатр Парадиз” Джузеппе Торнаторе. Там с кинотеатром и с самим кино связана жизнь обитателей маленького итальянского городка. Там кино влияло на судьбы людей. Там не было большого стиля, а были большие чувства. Но, похоже, время такого кино прошло, а вернется ли – кто знает. Кинотеатр “Парадиз” в том давнем фильме закрылся, и лишь ветер продолжал гонять по площади обрывки афиш. Это было прощальное признание в любви к кино.
Признанием в любви к кино прозвучал “Окончательный монтаж” Дьердья Палфи из программы 35-го Московского кинофестиваля “8 1/2 фильмов” (премьера его состоялась в прошлом году в Канне). 84 минуты. Хамфри Богарт, Грегори Пек, Марчелло Мастроянни, Марлон Брандо, Кларк Гейбл, Рита Хейворт, Грета Гарбо, Вивьен Ли, Джульетта Мазина, Ингрид Бергман, Одри Хепберн. Множество звездных имен. Хрохотные фрагментики, кадры из киноклассики, из фильмов, где все закручено вокруг “лав стори”. В прежние времена кино не просто умело и любило сочинять потрясающие любовные истории, но и вообще едва ли не каждый фильм был про любовь. И именно любовные токи “намагничивали” почти каждый фильм. Вспомним навскидку – сицилийскую свадьбу Майкла Корлеоне, танец Скарлетт и Ретта Батлера, римские каникулы принцессы Анны, взгляд Ингрид Бергман перед расставанием с любимым в “Касабланке”.
“Когда ты начал так ругаться?”, – спрашивает мама своего давно миновавшего пору молодости сына. Ответ: “После “Полуночного ковбоя””. В пустом кинотеатре сын-киномеханик будет крутить для нее одной александровских “Веселых ребят”. Коробки с пленкой сохранит, даже когда в Белград войдут солдаты НАТО, даже когда начнутся бомбежки, даже когда придется бежать в Америку. Дебютная картина Момчило Мрдаковича “Мамарош” из главного конкурса наполнена множеством ссылок и цитат. Не случайных Да и само название – “Мамарош”/”Маменькин сынок” – отсылка к раннему Феллини. А есть еще приветы Эмиру Кустурице (кстати, Мрдакович работал у него ассистентом), Артуру Пенну, Джузеппе Торнаторе, Чарли Чаплину. “Я вырос на настоящем кино, провел много времени в кинозалах. Мой фильм – один из последних сербских фильмов, снятых на пленку, на 35 миллиметров. История этой картины началась еще в конце 90-х, и пока мы делали ее, произошла революция в кино, с которой нам пришлось смириться. Мне очень жаль, что пленка уходит. Восприятие фильма, снятого на цифру и на пленку, разнится. Цифровое кино – это телевидение на большом экране, а кинопленка – живой гипноз” – признание режиссера.
Разгадывать синефильские загадки – одно удовольствие. Режиссеры любят посылать приветы – иногда явные, легко прочитываемые; иногда слишком зашифрованные. Франсуа Трюффо, например, свой первый фильм “400 ударов” сделал не без влияния Жана Виго; в нем есть трехминутный фрагмент-цитата из картины Виго 1933 года “Ноль за поведение”. Цитата замотивирована сюжетно, но она еще и как знак, как кинематографическое послание. А в “Мечтателях” Бертолуччи знатоки насчитали одиннадцать отсылок к фильмам прошлых лет.
Самого Бернардо Бертолуччи режиссер Моника Стамбрини, она же оператор, сделала главным действующим лицом документальной картины “Электрический стул” (программа “Ателье”). В нем – подготовка к съемкам его последнего по времени фильма “Ты и я” и сами съемки. После десятилетнего перерыва. В Италии – спустя тридцать лет режиссер вернулся к итальянскому языку. Бертолуччи в инвалидном кресле с электрическим приводом (“понемногу освоил “искусство” жизни в инвалидном кресле и понял, что вполне могу снимать фильмы сидя, а не стоя”) обживает декорацию-подвал, где должны обитать его герои, брат и сестра; делает замечания оператору Фабио Чанкетти; помогает актерам Якопо Олмо Антинори и Теа Фалько; принимает гостей – Дебру Уингер, сыгравшую в его фильме “Под покровом небес”, Ричарда Гира. Две недели до начала съемок – сомнения, сомнения, сомнения. Впервые решил снимать на цифру. Может, вернуться к пленке? За день до начала съемок… Зеленый свитер, коричневая шляпа… Великий и могучий – не сказываются ни возраст, ни болезнь. В инвалидном кресле – как на троне.
А вот режиссер Роберт Б.Уайде попытался понять, как Аллен Стюарт Кенигсберг стал Вуди Алленом. Чтобы понять – долго уговаривал согласиться на съемки. Аллен сдался, даже допустил к себе в монтажную. Полтора года Уайде следовал за ним, чтобы сделать фильм, который назвал без затей: “Вуди Аллен. Документальный фильм” (с 4 июля в отечественном прокате, правда, ограниченном, но все же). По структуре и подаче материала – вроде бы ничего нового, все уже было: воспоминания друзей и коллег, впечатления, мнения, подробности жизни и творчества, вопросы-ответы, анекдоты и так далее. Но сам персонаж… Другого такого не найти. “Этот чувак крут уже 40 лет. Его даже и сравнить не с кем. Он может быть блестящим и проницательным и в то же время полным идиотом. Неврозы, страхи, фобии. Он как подросток”. Во время первого выступления в клубе “Голубой ангел” так волновался, что наматывал себе микрофонный шнур на шею – зрители с ужасом наблюдали за происходящим, боясь, что артист себя задушит. Несколько любопытных деталей. Старенькая “Олимпия”, купленная, когда ему было шестнадцать, пашет до сих пор, и он на ней даже кое-что выстукивает. Куча степлеров – страницы с текстом нещадно правятся и кромсаются, чистые куски вырезаются и скрепляются. Давно отработанная система. Снял около сорока фильмов и, по его признанию, лишь некоторые оказались стоящими. Когда маленьким родители привели его в кинотеатр на диснеевскую “Белоснежку”, он так был потрясен экранным действом, что вскочил с кресла и дотронулся до белого полотна.
“Про меня ходит огромное количество мифов, преувеличений и просто неправды. Хотя кое-что – правда”. “Единственное, что отделяет меня от величия, – это я сам”. “И все-таки у меня ощущение, что я где-то облажался”.
Мама Аллена дожила до 96 лет. Отец – до 100. Ему самому – 77. Все впереди.
 
Берегись автомобиля

…Ребенок, коляска, собачка, коробки и городской автобус. И так почти каждый день. Надоело. Чтобы получить водительское удостоверение, кореянка Хай-Вон, приехавшая в Германию за музыкальным образованием, пошла на курсы. “Как мне прибавить газ?” – “Нажать на газ”. Суровый инструктор-баварец хрупкой молодой женщине дает уроки не только вождения, но и жизни в чужой стране. Главный его тезис – уметь дать отпор. Еще двое иммигрантов осваивают основы основ езды по местным дорогам (полученные на родине права – в других странах просто бумажка): немка Мирела – в Индии; американец Джейк – в Токио.

Трех этих героев режиссер Андреа Тиле свела в своей документальной комедии “Кто учил тебя водить?”. Смурной японец наставляет Джейка: “Отбросьте американский образ жизни – приспосабливайтесь к японскому”. И дверь в салон не просто так открывать надо, а церемонно. Оказалось, одними знаниями правил не обойтись. Важен контекст – национальный, социальный, культурный. А еще языковый барьер. А еще руль с правой стороны. Все ли выдержали? Мирела улыбнулась экзаменаторам и сдала. Хай-Вон пребывает в мечтах, что приедет в аэропорт встречать мужа и сына за рулем собственного автомобиля. Американцу Джейку не повезло. Даже костюм, белая рубашка и галстук, как советовал инструктор, не помогли (“Япония – это терпение и крушение надежд”). Зато нашел отличную работу по специальности – графическим дизайнером.

– Почему я решила снять этот фильм? Многие мои друзья-врачи работали на “скорой помощи”, в приемных отделениях. Видели боль, страдания. И я решила сделать для них фильм – чтобы они отвлеклись и получили удовольствие. Это моя первая полнометражная работа после окончания Мюнхенской киношколы.

– Вы изначально затевали “комедию положений” или так получилось по ходу съемок?

– Я надеялась, что это будет забавно, можно будет посмеяться. Все так и получилось. Как работали? Происходил долгий процесс отбора персонажей. Нужно было найти подходящих людей, более того – составить пары. Не то чтобы я сидела в Индии и ждала, пока появится иностранец, которому надо сдать на права. Я находила человека, которому нужно сдать на права, например, в Индии, и сама летела туда, смотрела на ситуацию, на месте оценивала, насколько она подходит для моего фильма. Отсмотрели пятьдесят американцев в Японии, пятьдесят немцев в Индии.

Ну а что касается Японии, там я вообще не знала, чего ожидать, процесс оказался непредсказуемым. У нас была маленькая камера, мы ее укрепляли в машине на передней панели. Я говорила своим героям “до свидания” и оставляла их наедине друг с другом и с дорогой.

– Фильм – не просто документальная комедия, он еще подкреплен социально. Вы показываете разные жизненные ситуации в разных странах. Вы имеете личный опыт такого рода?

– Да, у меня был подобный личный опыт. Я дважды провалила экзамены по вождению в Германии. Потом приехала в Соединенные Штаты и сдала с первого раза, но поверить не могла, что это произошло. Достаточно было просто проехать по району.

– Какие наиболее странные правила дорожного движения вы узнали, когда снимали свой фильм?

– Одно из самых абсурдных, с моей точки зрения, – правило, существующее в Японии: когда вы подъезжаете к железнодорожному переезду, нужно остановиться, опустить боковое стекло и прислушаться не идет ли поезд. Затем осмотреться, еще раз послушать не раздается ли стук колес и только после этого переехать железнодорожное полотно. Правило это надо соблюдать, даже если ты чувствуешь себя полным идиотом.

Габриэле САЛЬВАТОРЕС:

«Это ваша страна, поэтому вы все воспринимаете близко к сердцу» 

В программе “Русский след” показали итальянское “Сибирское воспитание” Габриэле Сальватореса. Такое кино снимали у нас в советские времена про заграничную жизнь. Кто-то что-то про нее слышал, кто-то что-то видел… А по большому счету получалась клюква. Порой даже очень развесистая. Итальянец Габриэле Сальваторес – режиссер в высшей степени профессиональный. Подтверждение тому – “Оскар” 1992 года за “Средиземное море” (в номинации “лучший фильм на иностранном языке”); премия итальянской киноакадемии “Давид ди Донателло” (за лучший сценарий и звук) – “Нирване”; приз жюри российской критики на 31-м ММКФ – фильму “Как велит Бог“.

В данном случае Габриэле Сальваторес доверился Николаю Лилину, чей роман, по которому снято “Сибирское воспитание”, издан в более чем сорока странах. События и персонажи, якобы, реальные. По приказу Сталина в 1938 году из Сибири в Приднестровье выселена банда урок. Ссыльные урки здесь – хозяева жизни. Грабят, убивают, но бездоленным помогают. Подробности бандитского быта. Особенно колоритен в роли вора в законе деда Кузи специалист по “особым связям” Джон Малкович. Гагарин и Колыма (так зовут двух героев) – друзья детства, взращенные этим самым дедом, – однако пути их расходятся…

На пресс-конференции Габриэле Сальваторес довольно умело увертывался от журналистов.

– Я достаточно хорошо знаю русскую историю, историю русской культуры, но история сибирской общины для меня была неизвестна. И поэтому мы должны были полностью доверять автору романа. Главная ценность фильма, мне кажется, не в социальной, исторической сущности, а в сущности метафизической. Борьба, которую ведет в фильме сибирская община – за право существования, за свою само-бытность, за свою самоценность, – этническая борьба. Подобная борьба ведется и в США, и в других странах. Меня также интересовали взаимоотношения двух главных героев – Колымы и Гагарина, их реакция на происходящее в зависимости от того, чему их научили и какое будущее их ждет. Это две стороны одной медали. Темная сторона и светлая. Они похожи на персонажей Джозе-фа Конрада. 6

– В России роман Николая Лилина считается достаточно непроработанной фальсификацией. Автор рассказывает о вещах, о которых практически ничего не знает. Как с точки зрения исторических реалий воспринимают ваш фильм итальянские зрители – если вы уже показывали фильм в Италии.

– Да, я знаю, как в России была принята книга Лилина. В Италии она воспринята довольно хорошо – это можно объяснить тем, что у нас не знают в деталях историю таких далеких мест. Итальянцев привлекла борьба за сохранение самобытных традиций, привязанность к собственным корням. 

Николай Лилин – особенный персонаж. Я это понимаю. Первое, что я ему сказал, когда мы начали работать над фильмом: не знаю, правду ты пишешь или нет, но меня интересует личная история, история персонажей.

– Это не столько фильм о России, сколько своего рода сон о России. Поэтому вопрос по поводу метафизики. В вашем фильме большую роль играет тема “Божьего дара”, блаженного человека, человека не от мира сего. Связываете ли вы ее с какими-то особенностями русского характера, русского человека в восприятии его на Западе?

– Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что подобный фильм смотрится в России примерно так же, как мы в Италии смотрели фильм “Талантливый мистер Рипли”. Все казалось ненастоящим, искусственно сделанным. Поэтому когда мы снимали “Сибирское воспитание”, придавали большое значение иконографии, деталям, окружающим наших героев. В романе Лилина есть много такого, что затрагивает сердца людей в других странах. Например, персонаж Джона Малковича, дед Кузя, говорит: человек не может обладать большим, чем может любить его сердце. Это касается всех. То же можно сказать и о нашей героине Ксении. По сибирской традиции таких особенных людей называют “подарком Господа”.

Очень важна и всем понятна тема двадцатилетних людей, перед которыми открывается новый мир. Они не знают, каков он, и должны выбрать свою дорогу. А это касается всех.

– Вы показали в картине мир воров, мир сибирского криминального клана – отличаются ли они от криминальных итальянских авторитетов?

– Я родился в Неаполе, поэтому хорошо знаю мир каморры, мир итальянской мафии, организованной преступности юга Италии. Точки соприкосновения сибирской криминальной общины (по крайней мере как это показывает Лилин) и итальянских организованных преступных групп конца 19-го века – огромная вера в семью, ненависть к любой форме власти. Итальянская мафия, как и сибирская (согласно роману Лилина), полностью отрицала наркотики. Сейчас многое изменилось. Даже внутри криминального мира есть разные сообщества.

– Почему вы взялись за русскую тему, не очень-то в ней разбираясь? Что вами двигало – любовь, ненависть, ирония?

– Ответ мой очень личный. Я родился в 1950 году. Жил и формировался между двух культур: с одной стороны – в восемнадцать лет полностью погрузился в американскую контркультуру; с другой – любил русскую культуру, Чехова, Достоевского, Станиславского (в кино я пришел из театра). Первый раз я приехал в Москву, когда у вас у власти был Андропов. Не хочу сравнивать, что было лучше, что хуже. Меня поразили глобальные изменения в вашей стране, которую я очень люблю. Поэтому, работая над фильмом, хотел показать, как меняются его герои, как меняется жизнь двадцатилетних парней на фоне глобальных перемен. Я хотел бы, чтобы вы рассматривали фильм именно с этого ракурса. Это ваша страна, поэтому вы воспринимаете все близко к сердцу, и вам сложно смотреть на него иначе.

КОСТА-ГАВРАС:

«Финансовая система существует в порочном круге»

Ему удивительным образом удается политическое кино сделать смотрибельным. В любой аудитории. “Дзета”, где речь идет о военной хунте в Греции. “Признание” – отголоски Пражской весны. “Осадное положение” – уругвайские подпольщики и спецы из ФБР. “Специальная секция” – убийство немецкого офицера в оккупированном Париже. “Пропавший без вести” – переворот в Чили в 73-м. Три “Оскара” (в том числе за лучший фильм на иностранном языке – “Дзета”), “Сезар”, “Золотой медведь” Берлина, “Золотая пальмовая веть” и Спецприз Канн.

Коста-Гаврас приезжал на Московский кинофестиваль представлять свои картины в 67-м, 68-м, 91-м. Нынешний ММКФ подготовил ретроспективу режиссера. Плюс показал “Капитал” 2013-го. “Капитал” не по Марксу, но про деньги. Большие. Очень большие. “Деньги – это собака. Ее не гладить нужно, а бросить ей мячик”. “Капитал” – про механизмы действия мира бизнеса. Своего рода приговор банковской системе.

Марк Турней взлетает по карьерной лестнице на пост руководителя крупнейшего евробанка и делает громкое заявление: “Я – Робин Гуд новой формации. Мы продолжаем грабить бедных и раздавать деньги богатым”. Им пытаются манипулировать те, кто поспособствовал его выдвижению. Но тщетно. Он переигрывает всех…

– Бывают ли такие Робин Гуды от бизнеса на самом деле? В какой мере история, рассказанная в фильме, реальна.

– Эта история полностью выдумана, но состоит из реальных фактов. И книга Стефана Осмонта “Капитал”, по которой снят фильм, – результат нынешней экономической ситуации. Я давал читать сценарий довольно многим людям, так или иначе связанным с финансовой сферой, реакция была в большинстве своем позитивная. Единственное критическое замечание: цифры, которые упоминаются в картине, сильно занижены. Просили их изменить, но я настоял на своем.

– Понятно, что тема вашего фильма, вечная, как вечен бизнес – обличение банковского капитала, язв капитализма. Но в таком случае встает другой вечный вопрос: а какова альтернатива?

– Я разговаривал с многими банкирами, они считают, что нужно реформировать, урегулировать банковскую систему. Так говорит Европейская комиссия, так говорит французский президент, Обама так говорит, но пока никому не удалось. Не думаю, что систему будет легко реформировать. Банки прячут в авшорах миллиарды долларов. Суммы астрономические. Если бы с этих сумм платились налоги, то большая часть экономических проблем современного мира была бы решена.

– Ваш фильм – своего рода приговор современной банковской системе. А не было ли у банкиров соблазна бойкотировать его, препятствовать его появлению? Или кинематографический Робин Гуд – Коста-Гаврас – для них не страшен?

– Нет, банкиры не мешали появлению фильма, поскольку он сделан без их участия. А я не чувствую себя Робин Гудом.

– В этом году в России был осуществлен один очень любопытный французский проект, автор которого – ваш соотечественник Жерар Депардье… Почему в вашем фильме, где ярко показана глобалистическая природа банковского дела, столь малое место отведено российскому капиталу и, в частности, капиталу господина Путина?

– Я не специалист в ваших национальных вопросах и не знаю, как вам удалось заполучить Депардье. Что касается Путина – так это же вы его выбрали.

– Когда вы делали свой фильм, вы как-то соотносились с “Капиталом” Карла Маркса?

– Никакой связи с произведением Маркса. Я просто с уважением отношусь к Стефану Осмонту, автору книги “Капитал”, по которой снят фильм, и оставил это название. Кажется, какой-то великий режиссер уже пытался экранизировать “Капитал” Маркса, но очень быстро отказался от этой идеи.

– Это был Сергей Эйзенштейн. А потом попытку сделал Александр Клюге.

– Вы наверняка знакомы с представители банковских кругов. Каково их душевное состояние, на ваш взгляд?

– Не думаю, что словосочетание “душевное состояние” подходит банкирам. Думаю, что они все видят в цифрах и графиках. Я общался с банкирами, круп-ными банкирами – это образованные, воспитанные люди, с удивительным шармом, но “душевное состояние”… Я выбрал на главную роль Гада Эльмалеха, комедийного актера, чтобы показать: руководители финансовых структур являются полной противоположностью тому, кем хотят казаться. Банкиры понимают, что они управляют государством, ведут его к некой катастрофе, как и персонаж нашего фильма. В то же время говорят, что решение вопроса – урегулирование банков. Но когда президент Франции, господин Олланд, начал регулировать банки, банкиры стали говорить, что этого не нужно делать, поскольку может привести к экономической катастрофе в стране. Так что финансовая система существует в порочном круге. И за то, что кризис бродит по Европе, ответственность несут и банки, и финансовые структуры.

– Ваш герой, похоже, впервые сталкивается с подобными проблемами, и выход из них ему подсказывают женщины…

– Две из трех женщин. Жена помогает мужу избежать катастрофы. Она хочет, чтобы у мужа была нормальная жизнь, чтобы он был преподавателем, чтобы деньги не так его интересовали. У второй женщины – правильное видение всей ситуации.

– Ваш герой – финансовая акула, но порой возникает ощущение, что он неопытен, беспомощен и беззащитен и слишком легко идет в ловушки, которые могут стоить ему карьеры…

– Я называю это двойственностью. С одной стороны – он уверенный в себе человек. Но многие властные деловые люди, легко ведутся на подобные вещи, легко поддаются соблазнению.

Поскольку время фестивальной пресс-конференции было ограничено, а журналисты интересовались конкретно “Капиталом”, позволю себе использовать фрагменты интервью Коста-Гавраса из фестивального буклета (перевод Нины Цыркун), где он рассказывает о себе, о кино, об Ив Монтане, о фильме “Дзета”, сопротивлении, свободе выбора.

– Что вас изначально привлекло в кино: возможность изменить жизнь или художественная форма?

– Ни то, ни другое. Мне хотелось изучать литературу и, если получится, самому писать. Можно сказать, это было моей детской мечтой. А потом я открыл для себя кино – это случилось уже во Франции, в университете. И решил поступить в киношколу, потому что кино казалось мне новым средством коммуникации. Сегодня оно уже не таково, но в 50-е кино исполнилось только полвека, и мне казалось, что это новое средство, новый способ рассказывать истории. Ведь самое главное – это рассказать историю. К тому же тогда во Франции появился закон, позволяющий снимать кино вне крупных студий, можно было получить грант от государства и на эти деньги снимать…

И еще была Французская Синематека эпохи Анри Ланглуа. Для меня это была неоценимая возможность набраться опыта. Я ведь приехал из Греции, где после гражданской войны установился жесткий консервативный режим, цензура свирепствовала, мы почти не видели мирового кино.

– Среди ваших друзей в 60-е годы были Симона Синьоре и Ив Монтан. Вы дружили, когда вместе работали, да и потом. Что вам дала их дружба? 

– Прежде всего она была мне важна, потому что я был иммигрантом, да к тому же выходцем из небольшого городка, так что очутиться в Париже, в среде самых знаменитых людей – это невероятная привилегия. В этом кругу говорили о кино, о театре, о политике – обо всем. И ерунду всякую болтали, и серьезные вещи проговаривали – мне все было “в кассу”. Ну а, кроме того, Ив и Симона Синьоре помогли мне снять мой первый фильм. Оба согласились в нем сыграть, запросто так, как бы между прочим сказали: “Мы сыграем” и все. И они не только мне так помогли – многим из молодых. Для них это было нормой. Очень важной нормой. И еще надо сказать, что благодаря им я узнавал Париж и вообще познавал жизнь.

– В фильме “Дзета” персонажа Ива Монтана убивают меньше чем через четверть часа после начала, но его присутствие продолжает ощущаться. Видимо, потому, что он был очень большим актером.

– Его убивают на двенадцатой минуте. Фильм идет больше двух часов, а Монтан на экране присутствует только двенадцать минут. Он согласился играть, даже не зная толком, что это будет за фильм. Собственно, никто не знал, что получится в результате. А участие Ива было чрезвычайно важно, потому что он придал своему герою новое измерение. Ну и всему фильму, соответственно.

– Почему вы взялись за экранизацию романа Василиса Василикоса “Дзета”? И что означает эта буква?

– Дзетой (Z) в Греции принято обозначать на документах “еще жив” или просто “жив”. Почему я стал снимать этот фильм? В 1967 году к власти в Греции пришла военная хунта, “черные полковники”, установившие режим массовых репрессий с применением пыток. Демократии пришел конец. “Дзета” – это мой протест против них. Я хотел показать, что эти люди – свора тупых фанатичных солдафонов, ненавидевших свободу и права человека…

Смысл “Дзеты” заключался в том, чтобы показать, как система пытается скрыть правду и защитить убийц. И как один человек готов с невероятным риском для себя пройти до конца весь путь, чтобы до этой правды докопаться. Это идея сопротивления.

– Ваши фильмы никак не назовешь скучными, несмотря на всю серьезность тематики. Вы намеренно стремитесь быть увлекательным?

– Без этого никак нельзя. Мы ведь идем в кино для развлечения. По-гречески “развлечение” – это psychagoia. Мне нравится это слово, потому что в нем соседствуют слова psyche, что значит “душа”, и agoia, что значит “познавать”. Так что развлечение означает, что мы настраиваем душу на познание. Кино изначально было популярным искусством. И оно рассказывает об обществе, в котором мы живем. Что же касается развлечения, то ведь и античные греческие трагедии – развлечение, и трагедии Шекспира – развлечение. Фильмы великих японских режиссеров Куросавы и Одзу, великих американских режиссеров, российских – все это развлечение, но все это рассказывает об обществе, то есть о нас самих.

– Пожалуй, ваше любимое слово – сопротивление. А как может оказывать сопротивление обыкновенный человек?

– Могу лишь сказать про себя. В качестве режиссера я ставлю перед моими зрителями вопросы и показываю разные случаи сопротивления, но вот готовых решений у меня нет. Одно по крайней мере могу утвержать: следует хорошенько думать, за кого мы голосуем и почему.

В “ложе прессы” дежурила Елена УВАРОВА
«Экран и сцена» № 13 за 2013 год.