«Проделки» Лорана

Сцена из спектакля “Пахита”. Фото С.АВВАКУМЛоран Илер, уже более года руководящий Музыкальным театром имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко, продолжает избранную репертуарную линию – “вечера балета”, скрывающие под этим скромным названием работы лучших хореографов XX века. Прошлым летом афишу украсила программа – “Лифарь/Килиан/Форсайт”. В конце ушедшего года балетную антологию пополнили одноактовки Баланчина, Тейлора, Гарнье и Экмана. Столь мощного “хореографического присутствия” не знает ни одна танцевальная сцена России. И вот – очередная премьера, объединившая в пространстве одного вечера постановки Дмитрия Брянцева, Марко Геке и Охада Нахарина.

Лоран Илер с чисто галльской отвагой свел вместе несочетаемое – постфокинский, постбаланчинский “Призрачный бал” Брянцева с, казалось бы, неприемлемым для классических танцовщиков опусом Геке “Одинокий Джордж” и захлестывающим энергией “Минус 16” Нахарина.

Вернув на сцену “Призрачный бал”, маэстро создал оммаж Дмитрию Брянцеву, на протяжении почти двадцати лет определявшему творческое лицо МАМТа. Знаменитый спектакль для пяти пар на музыку Ф.Шопена – одна из лучших постановок трагически погибшего хореографа – изысканный образец российского неоклассического репертуара: балет полутонов, вздохов, перешептываний и утонченных любовных переживаний. Новое поколение солистов отлично справилось с хореографическим текстом, но передать все нюансы чувств удается не всегда.

Выплывающий из темноты “Одинокий Джордж” изъясняется на совершенно другом хореографическом языке, его освоение – подвиг для классических исполнителей, даже для таких “полиглотов” как артисты Музыкального театра. Но при всей лингвистической инаковости в “Призрачном бале” и “Одиноком Джордже” есть общая лирическая интонация, свойственная работам Геке (скажем, “Нижинскому”, показанному в Москве этой осенью).

Свой балет на музыку Д.Шостаковича хореограф посвятил гигантской черепахе по имени Одинокий Джордж, умершей в сто лет. Эти “сто лет одиночества” Геке колдовским образом сумел выразить через рефлексирующую и нервную пластику артистов. Трепет руки, начинающийся с пальцев, охватывающий всю кисть и бегущий вверх – фирменный прием хореографа. Эти вибрации оказывают магическое воздействие, гипнотизируют, рождают тревогу, впрочем, нейтрализуемую юмором. В порывах артистов, безуспешно пытающихся сквозь путы, сковывающие тело (плотскую оболочку Геке называет тюрьмой), прорваться друг к другу, есть что-то от пингвинов или иных, трогательных в своей неуклюжести, существ. Характер движений постоянно меняется: робкие и неуверенные, они превращаются в смелые и колющие, мельканием конечностей заставляющие вспомнить персонажей мультфильмов. Рука то изгибается волной, то выпрямляется и вращается от локтя. Остается восхищаться тем, как станиславцам удалось не просто освоить, но присвоить бесконечно выразительную пластику, предложенную Марко Геке.

Для финала Лоран Илер выбрал беспроигрышный вариант. “Минус 16” Охада Нахарина может оставить равнодушным только безнадежного зануду. Спектакль начинается в антракте, когда на пустой сцене импровизирует Максим Севагин, сосредоточенно и непринужденно выделывая различные па. Затем следует ударный номер из спектакля “Анафаза”, не раз виденного Москвой. Танцовщики в строгих мужских костюмах располагаются полукругом, делая энергичные ритмичные движения, а затем начинают раздеваться под звуки пасхальной песни. Сила номера – в энергетике артистов, слаженно совершающих некий ритуал, что отлично удается артистам Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Срывая с себя одежду, они словно обнажают себя душевно. По силе выброса коллективной энергии этот танец может сравниться с “Болеро” Бежара. Завершается же спектакль не менее эффектно: артисты выбегают в зал и выводят на сцену зрителей. Нахарин – создатель собственного языка “гага”, сверхзадачей которого является самоидентификация человека. То ли сидящие в зале угадали идеи маэстро, то ли артисты Музыкального театра знают “волшебное” слово, но те, кого они вывели в этот вечер на сцену, лихо отплясывали вместе с профессионалами и, похоже, не испытывали никакого зажима.

Лоран Илер – второй после Петипа француз, возглавляющий балетную труппу в России. И гала в честь 200-летия своего великого соотечественника он построил на встрече русской и французской школ, включив в программу выступления учащихся Московской академии балета и Школы Парижской оперы. Первые грамотно и старательно станцевали сюиту “Оживленный сад” из балета “Корсар” в постановке Юрия Бурлаки, “оживленную” па де де Медоры и Конрада в уверенном исполнении лауреатов последнего московского конкурса Елизаветы Кокоревой и Дениса Захарова. Юные французы не мучились с классикой и вдохновенно преподнесли “Весну и осень” Джона Ноймайера на музыку А.Дворжака, донеся до зала брожение весенних сил.

Завершало вечер Гран па из “Пахиты” в хореографии Петипа и постановке самого Лорана Илера в версии Парижской Оперы и пачках а-ля Opera de Paris. Но главным здесь стало мастерство танцовщиков – и кордебалета, и солистов, особенно, ведущей пары – Оксаны Кардаш и Дмитрия Соболевского, блеснувших русской эмоциональностью и отточенной французской техникой.

Алла МИХАЛËВА
  • Сцена из спектакля “Пахита”. Фото С.АВВАКУМ
«Экран и сцена»
№ 9 за 2018 год.