И о мужчинах

• Кадр из фильма “Иуда”35-й Московский Международный
Уже много лет конкурсная программа Московского Международного кинофестиваля сильно отличается своим качеством от картин, представленных в других программах. Триумф победителей краток: получая своих “Георгиев”, они радуются и благодарят, а спустя месяц мало кто может вспомнить их имена. Каждое лето эта ситуация провоцирует нервные, горячие обсуждения, за которыми обычно следует такой вывод: конкурс нужен для того, чтобы фестиваль вообще существовал, чтобы имелась возможность смотреть в других программах другие, хорошие фильмы. Их количество, как и количество желающих их посмотреть, растет с каждым годом, о чем на закрытиях ММКФ обычно сообщает его президент Никита Михалков, добавляя, что фестивалю необходим свой дворец. Вот и на этот раз Михалков сказал, что зрителей на ММКФ пришло 72 000, что на 8000 больше, чем было в прошлом году. Может быть, этим объясняется тот факт, что на просмотрах конкурсных фильмов самый большой зал кинотеатра “Октябрь” случалось увидеть переполненным – людей много, они хотят в кино, но билеты на что-то интересное раскупаются сразу, а попасть на фильм из конкурса гораздо проще.
В общем, конкурс ММКФ по-прежнему остается козлом отпущения – его принято ругать, однако он ведет к зрителям стадо тучных, привлекательных баранов: то есть те картины, на которые билеты раскупаются, едва появившись, и которые можно посмотреть, лишь продравшись через жаркую, тяжело дышащую толпу и устроившись на жестких ступеньках. Радость конкурс доставляет редко, но к этому тоже можно привыкнуть и думать о нем строчками Сергея Гандлевского: “Но ты вздыхаешь – мол, у этой песни припев какой-то скучный. Почему? Совсем не скучный, он традиционный”.
Во время просмотра конкурсной программы можно развлечься еще и поиском значимых для мира (или по крайней мере для отборщиков картин) смыслов. Как правило, фильмы можно разделить на группы по определенным темам или фактам – на одном из прошедших фестивалей в большинстве картин действовали сильные, но уязвленные женщины, на другом в нескольких фильмах сюжетно-определяющую роль играли разные летательные аппараты. Конкурс 35-го ММКФ можно условно обозначить как “мужские метания”: в двух из трех фильмов герой-мужчина пытается разобраться со своей душой, со своим делом, со своими друзьями. Любовь остается на втором плане – эта конкурсная программа была не про любовь.
“Содом и Гоморра” – напишут односельчане на стене дома Фреда, героя фильма “Маттерхорн”, снятого голландцем Дидериком Эббинге по собственному сценарию. Фред (Тон Кас) живет в очень жестких рамках – свободное время проводит в церкви, пищу принимает строго по часам и лишь изредка позволяет себе включить магнитофон и послушать ангельский голос мальчика, исполняющего Баха. Этого мальчика, своего сына, Фред выгнал из дома, его жена умерла – но судьба послала ему Тео (Рене Хоф), безобидного, кроткого полусумасшедшего бродягу. Бродяга прижился в доме Фреда и однажды случайно надел платье его жены: после чего надпись про Содом и появилась на стене.
Самому “Маттерхорну”, получившему приз жюри критики и приз зрительских симпатий, приписывать гомосексуальные мотивы смысла нет. Безусловно, главной переменой в жизни Фреда будет решение пойти в гей-клуб, чтобы встретиться наконец со своим уже взрослым сыном, и пара других придуманных Эббинге эпизодов, содержащих нетрадиционные намеки. Но основная заслуга режиссера – в его несколько эксцентричном чувстве юмора и неагрессивной толерантности: и к геям, и к тем, кто чересчур набожен, и к тем, кого называют “альтернативно мыслящими”.
Героев следующих четырех картин трудновато было бы представить в женском платье – они работают в органах правопорядка и кротость у них отсутствует как факт. Самый славный из них – французский следователь (Жан-Юг Англад), герой картины дебютанта Жерминаля Аллвареза “Другая жизнь Ришара Кемпа”. Кемп неожиданно оказывается в 1989 году и принимается охотиться за серийным убийцей по прозвищу Уховертка, которого в своей молодости поймать так и не смог. Сейчас у Кемпа есть информация и опыт, но в прошлом он встречает самого себя, и молодой Ришар мешает зрелому завершить дело своей жизни. Альварез снял очень мягкую, милую картину, намекая на необходимость бороться с собственными самовлюбленностью и заносчивостью, но не педалируя этот момент.
Страшно представить, что могло бы произойти с обаятельным Кемпом, окажись он среди своих коллег из фильма дебютанта Антона Розенберга “Скольжение” – как минимум разорвали бы. Мрачную, тяжелую и вдобавок снятую подрагивающей камерой картину населяют оборотни в погонах, торгующие наркотиками полицейские и продажные силовики. Главный герой Пепл (Владислав Абашин) отличается от остальных отморозков разве что тем, что решает не стрелять в беременную женщину, в то время как его напарников этот факт не останавливает. Это не единственная беременная женщина в фильме – вторая, которой суждено остаться в живых, символизирует, видимо, некий проблеск света в картине, преисполненной густой безнадежности. Если б не логотип известного банка, на котором как бы случайно останавливается камера во время погонь и драк, “Скольжение” было бы совсем похоже на книгу-боевик в мягкой обложке, которыми в густо-безнадежные девяностые торговали с лотков.
Если Ришара Кемпа можно назвать хорошим полицейским, а персонажей Розенберга – плохими, то в “Беспределе” Арчила Кавтарадзе действуют злые: ставят себе рингтон в виде автоматной очереди, чтобы пугать подследственных, бьют тех, кто в тюремной камере ведет себя не по правилам. В эту мясорубку попадает мужчина (Георгий Масхулия), по неосторожности сбивший на своей машине двух человек. • Кадр из фильма "Маттерхорн"
Теперь он находится в тюрьме, где, несмотря на издевательства, отказывается стучать на сокамерников, а сбитые им – в коме, причем больничные обстоятельства немногим отличаются от тюремных. Однако у попавшей в ДТП пары хоть какие-то шансы вернуться к обычной жизни все же появляются, в отличие от сидельца, уже попавшего в жернова системы, а противостоять ей никаких вариантов нет.
Круль (Бартломей Топа), герой польского “Дорожного патруля”, поставленного Войцехом Смажовским, также пытается бороться с системой. Сперва тем, что, работая в автоинспекции, категорически отказывается брать взятки и не склоняет головы перед пьяным нарушителем-депутатом, потом тем, что пытается расследовать убийство своего коллеги – однако быстро узнает, что все вокруг продажны и добиться правды невозможно.
У фильма Смажовского с безнадежностью тоже все в порядке, но режиссер не отказывает себе и в возможности найти в печальных ситуациях юмор. Все друзья-полицейские, несмотря на цистерны алкоголя, выпиваемые ими в рабочее и нерабочее время, обладают завидной потенцией, и, еженощно радуя жен, еще успевают интересоваться ключами от холостяцких квартир и заезжать в бордели. На эту тему режиссер и шутит, порой жестковато: в одной из сцен полицейский велит ночной бабочке ублажать себя на сиденье едущего автомобиля, но после неожиданного торможения становится ясно, что демонстрировать мужскую силу ему теперь придется нескоро.
“Мужик есть мужик, а баба есть баба” – эту нехитрую сентенцию выслушивает от своего друга герой итальянской “Spaghetty story”, фильма столь же нехитрого, похожего на тарелку макарон без соуса. Почти тридцатилетний герой мечтает стать хорошим актером, но ему мешают сестра, которая намекает, что пора бы прекратить брать у нее деньги без отдачи; друг, который считает, что не стоит заниматься бессмысленной работой; и девушка, которая неожиданно беременеет. Тогда незадачливый актер решает спасти из лап наркоторговца китаянку-проститутку, и у него получается – сделает ли герой это своим занятием вместо актерства, режиссер Чиро де Каро не сообщает.
А герой черно-белого фильма Константина Лопушанского “Роль” не видит для себя иных занятий, кроме актерства: всю свою жизнь он подчиняет ему. Персонаж Максима Суханова, живущий в 1923 году в Выборге, случайно покупает архив погибшего командира Красной Армии и обнаруживает, что они с ним удивительно похожи внешне. Ранее актер находился в депрессии, о которой приглашенный доктор грустно говорил “Хоть я и психолог, но не понимаю русских” – но тоска проходит вместе с перевоплощением. Купив шинель, наган и обрив голову, актер едет в Петроград, селится в коммуналке, находит боевого товарища и продолжает жить чужой жизнью, периодически мучаясь вопросом, как сыграть то или иное чувство, но все глубже погружаясь в атмосферу постреволюционного города и понимая, что выхода оттуда у него в принципе нет. Борьбы между первым и вторым “я” сухановского героя в картине нет, он сдается сразу. Однако и без того “Роль” Константина Лопушанского – зрелище захватывающее; с прекрасными актерами – Леонидом Мозговым, Дмитрием Сутыриным, Анастасией Шевелевой. Это если не лучший, то, по крайней мере, самый профессиональный фильм конкурса, чего жюри во главе с Мохсеном Махмальбафом не заметило, не присудив картине ни одной награды.
Иуда (Алексей Шевченков) из одноименного фильма Андрея Богатырева, тоже пытается выбрать самого себя из множества возможностей, то приближаясь, то отдаляясь от Учителя, мечтая ему понравиться и при этом коверкая его идеи. Трактовка исканий и метаний Иуды, впрочем, принадлежит Леониду Андрееву, чья повесть “Иуда Искариот” стала основой для сценария, режиссер же превратил ее в нечто похожее на сериал средней руки. И если считать показательными темы, обычно возникающие на пресс-конференциях, то после “Иуды” довольно много говорили о гриме, и в частности, о том, как всем актерам делали желтые зубы. У темпераментного Шевченкова эти зубы были гораздо более заметны, чем у меланхоличного Андрея Барило, исполнившего роль Христа, и у редуцированных до одной черты характера апостолов – может быть, и это повлияло на решение жюри, вручившего актеру “Серебряного Георгия” за лучшую мужскую роль.
Приз за лучшую женскую роль достался Жале Арикан, сыгравшей в фильме турецкого режисссера Эрдема Тепегеза “Частица” (этот фильм получил и главную награду ММКФ, “Золотого Георгия”). Зейнап, героиня “Частицы”, живет в Стамбуле, содержит больную дочь и старую мать, берется за любую работу, но при этом хранит свою честь: и роль сыграна, и картина снята искренне, с сочувствием к героям и без лишнего пафоса – Зейнап хочется пожать руку и сделать что-то хорошее. Чего нельзя сказать об Эмме (Жанна Балибар), героине фильма Гарета Джонса “Наслаждение” – несмотря на то, что она тоже видела в жизни немало горя, работая фотографом в горячих точках. Эмма словно вся состоит из пафоса и вычурности, притягивая этим к себе окружающих мужчин и выбирая из них того, кто способен обеспечить ей безбедное существование.
Среди героинь конкурсных работ были еще веселая старушка Рози из одноименного фильма Марселя Гислера, отчаянная революционерка Анна из “Чужих воспоминаний” Люсии Мурат, несчастная Канако, полюбившая мужчину, который ее изнасиловал, из “Долины прощаний” Тацуси Оомори. “Долина прощаний” получила специальный приз жюри с формулировкой “за глубокое понимание человеческих взаимоотношений и изысканность мизансцен”.
Вообще-то женской энергетики и женских историй в конкурсе 35-го ММКФ было мало. Бал правили мужчины, пытающиеся переделать мир на свой лад: а если не мир, то себя. А если и себя не получится, то хотя бы найти ловкий, уверенный ответ на вопрос, почему не получилось. Это сделал южнокорейский режиссер-дебютант Чон Енхен, снявший фильм “Ливан-ские эмоции” (“Серебряный Георгий” за режиссуру). Хотя картина, большую часть которой герои ходят туда-сюда по заснеженному лесу, получилась отстраненной и невнятной. Когда о грядущем призе было еще неизвестно, режиссера спросили, почему южнокорейский фильм называется “Ливанские эмоции”. Чон Енхен тут же ответил, что у каждого человека есть эмоции, которым трудно подобрать какое-то название – так почему бы их не назвать ливанскими. После такого ответа тему было решено не развивать.
В отличие от хитрого корейского дебютанта, Никита Михалков, которому на брифинге тоже задавали много вопросов, в своих ответах логику сохранял – но желание углубляться в тему тоже пропадало довольно быстро. На вопрос о том, почему у ММКФ всегда такой слабый конкурс, президент фестиваля отбрил: “Думаете, на Каннском кинофестивале нет плохих картин?” Чем дал понять, что конкурс 36-го Московского Международного кинофестиваля также вызовет изрядное количество эмоций – видимо, в основном ливанских.
ОТ РЕДАКЦИИ:  Член жюри ФИПРЕССИ на 35-м ММКФ российский кинокритик Сергей Анашкин сделал заявление  “о своем выходе из жюри в знак протеста против запредельно низкого уровня конкурсных лент».

Жанна СЕРГЕЕВА
«Экран и сцена» № 13 за 2013 год.