.Если бы на Чеховском фестивале был приз зрительских симпатий, его бы, скорее всего, получил Мэтью Боурн и его лондонская труппа “Нью Эдвенчерс Продакшн” за “Спящую красавицу”. Это редкий пример демократичного искусства, не теряющего достоинства.

Если в “Золушке”, показанной на предыдущем Чеховском, Мэтью Боурн сразу начинал со сцены воздушного боя времен второй мировой войны, чтобы всем было понятно, в каком контексте развернется действие будущего спектакля, то в “Спящей красавице” он намеренно медлит, не раскрывая карт. Старинный, с тяжелыми кистями, занавес с названием сказки, на котором очень скоро появятся титры с кратким содержанием, нарядные ложи по бокам занавеса как будто предвещают традиционный сюжет “Спящей”.

Впрочем, уже в титрах завязка покажется необычной. .

Потеряв надежду иметь собственных детей, Король и Королева вынуждены обратиться за помощью к зловещей фее Карабос. Они удочеряют украденного ею младенца, от счастья забывая расплатиться с “благодетельницей”..

Как всегда у Боурна, действующие лица обретают отнюдь не условные, балетные, но индивидуальные черты и характеры. В первом акте, происходящем в викторианскую эпоху, мы знакомимся с королевской четой. Добродушие, наивность пары приправлены толикой самодовольства. Место действия – огромная детская с круглым окном, где царит малышка Аврора. Куклу ведут на нескольких тростях умелые невидимые кук-ловоды, и ребенок кажется живым, любопытным и совершенно неугомонным. Няня Мэддокс, камердинер сбиваются с ног, чтобы утихомирить шалунью. Но стоит королеве-матери лишь приблизиться к колыбельке, малютка превратится в образцовую паиньку. Милейший ангелочек с интересом смотрит танцы фей, слетевшихся в детскую. Эти феи с яркими гримами, в экзотических костюмах не имеют ничего общего с прототипами из одноименного балета. Как и их предводитель, граф Сирень, они будто слетелись на сцену из сегодняшних западных мультиков и модных интерпретаций киносказок в готическом стиле. В этом же ключе решена и колдунья Карабос, похищающая ребенка из кроватки. Режиссер использует приемы теневого театра: черный силуэт Карабос с маленькой девочкой в руках возникает в окне, чтобы позже материализоваться на сцене. Злая фея появится перед безутешными родителями с колыбелью-гробиком, украшенным черными крылышками. Вместо условных балетных жестов на сцене возникнет картина-пророчество. Юная девушка с белой масочкой на лице (маска “слепая”, безглазая) упадет замертво от укола черной розы. Эта одна из самых впечатляющих сцен..

Мэтью Боурн – уникальный режиссер-хореограф. В его спектаклях всегда есть оригинальная трактовка традиционного сюжета, которая придает новые смыслы хорошо знакомой музыкальной классике. Как правило, говоря о Боурне, поминают жанр мюзикла (хореограф с успехом работал в этом жанре). Но его балетные спектакли трудно уложить лишь в рамки мюзикла или шоу. Тут просится какой-то отдельный термин. Поскольку искусство Мэтью – абсолютно авторское, я бы рискнула (в шутку, конечно) предложить термин – “боурново движение”. Без особой, чисто английской иронии, юмора, мистификации не обходится ни одно его сочинение. Что не мешает Боурну, как и близкому ему по духу Уайльду, оставаться лириком, а мистификации хореографа легко превращаются в мистику..

Быть может, самое ослепительное – второе действие, происходящее в 1911 году (первое отмечено 1890-м – годом создания балета Чайковским). Тут время напомнить о постоянном соавторе Боурна, художнике Лезе Бразерстоне, чутко следующем за фантазиями режиссера в изысканных пространственных решениях..

Совершеннолетие Авроры отмечают в парке во французском духе с подстриженными деревьями, вдалеке на горе – королевский замок. В знаменитом вальсе кружатся пары. Король и Королева ничуть не изменились внешне, их чувства друг к другу за двадцать лет не остыли. Танцы переходят в игры, к услугам участников праздника ракетки для игры в теннис. Беззаботный пикник, кажется, ничто не может омрачить..

Но почему на заднем плане отчетливо виден памятник-надгробие, скорбный ангел, склонившийся над урной? Боурн не торопится раскрывать метафору.

Скуластая, большеглазая Аврора (Хана Вассало) в этом спектакле совсем не похожа на принцессу (мы же не знаем, у кого злая фея похитила ребенка, но, скорее всего, не у знатных господ). Девушка неохотно обувает нарядные белые сапожки, ей гораздо приятней кружить по сцене босиком. Друг Авроры – Лео, никакой не принц, а садовник. Страстно влюбленный юноша с садовыми ножницами в руках – чужой на балу. Но чуть возникнет передышка у его любимой, он тут как тут с букетом красных роз. Аврора наслаждается жизнью, в свои 21 она такая же любопытная, открытая жизни непоседа, как тогда, когда была ребенком..

Внезапно среди гостей появляется роковой красавец, и девушка, заинтригованная незнакомцем, безоглядно дает увлечь себя в танец. Танец этот неприлично груб, жесток, неприятен Авроре. Что неудивительно, ведь зловещий красавец Карадок – сын Карабос. Он пришел выполнить завет матери. В букет красных роз, подаренных садовником, он вплетает черный цветок. Проклятье сбывается: любопытная героиня разглядывает необычную розу, наслаждается ее ароматом и внезапно укалывает палец шипом. Танец умирающей, изо всех сил цепляющейся за жизнь Авроры один из лучших в спектакле (тут, надо сказать, Чайковский – прекрасный союзник, музыка этого эпизода – одна из сильнейших)..

Дальше следуют суматошные поиски убийцы, Карадок показывает на Лео. Невинного садовника преследуют, пока за него не вступается граф Сирень. Он дарует Лео жизнь вечную, впрочем, довольно экзотичным образом. Оказывается, прекрасный граф – волшебник-вампир. От его укуса у влюбленного вырастают крылья, из простого смертного он превращается в персонажа “сиреневой” свиты. Граф обещает безутешным родителям: Аврора не умрет, а только заснет, проспит 100 лет и очнется от поцелуя. .

Мэтью Боурн балансирует на грани, разделяющей в его сочинении смешное, пародийное и серьезное. Одно оттеняет другое, высекая смысл сказки, не теряющей поэзии и волшебства..

Второй акт начнется с появления на сцене современных туристов (на дворе 2011), к своему восторгу обнаруживших ограду заросшего густой порослью замка. На ограде надпись – “PRIVATE”. Руки путешественников тянутся к фотоаппарату: вот удача так удача – найти легендарный замок Спящей красавицы!.

В “Лебедином озере” Боурн прекрасно драматургически переинтонировал музыку королевского бала. Вот и в “Спящей” он сумел из дивертисмента последнего акта удачно выстроить драматический сюжет. Аврора не хочет просыпаться от поцелуя нелюбимого Карадока. Тщетно он пытается разбудить девушку. Тогда по замыслу злодея, Лео должен “оживить” возлюбленную, но воспользуется воскрешением Карадок. Как мрачен этот бал-свадьба с постылым женихом! Как неожиданно зловеще звучит Польский танец в исполнении красно-черной свиты Карадока! Как издевательски-ироничен танец Кота в сапогах и Белой Кошечки!

К счастью, граф Сирень появляется, чтобы приблизить счастливый конец. Он убивает Карадока тем самым оружием (ритуальным готическим ножом, похожим на ножницы), от которого должна была погибнуть несчастная жертва..

И вот уже свита графа укладывает молодоженов на брачное ложе….

Через секунду нас ждет настоящее чудо. Когда покров слетает, в постели рядом с Авророй и Лео оказывается маленькая Дон. Она рождается с крылышками (ведь ее родители решили покинуть мир людей) – копия своей прекрасной мамы..

Боурн не церемонится с партитурой “Спящей”, он сокращает многие музыкальные эпизоды, надеясь, что Петр Ильич простит хореографу эти вольности: “…Чайковский стал одной из причин, из-за которых я взялся за этот спектакль. Поскольку “Спящая красавица” завершает мою трилогию полных балетов маэстро, я с глубоким почтением посвящаю этот спектакль его памяти”.