Фильм Ульриха Зайдля “Рай: Надежда” по сравнению с двумя предыдущими частями трилогии выглядит нежным и добрым – в той самой степени, в какой Зайдлю вообще присущи доброта и нежность. Может быть, дело в том, что его новая героиня Мелани (Мелани Ленц) – тринадцатилетняя девочка. А “Рай: Любовь” и “Рай: Вера” были о женщинах или, будем уж точны – о тетках, которым девочка эта приходится дочерью и племянницей. Судьба Терезы (Маргарете Тизель) и Анны-Марии (Мария Хоффштаттер) уже сложилась и двигалась по определенной колее – Тереза пыталась что-то изменить, поехав в Кению в качестве секс-туристки, Анна-Мария, наоборот, отказывалась видеть что-то еще, кроме глаз Иисуса. И хотя в их жизни случались и милые, и смешные моменты, главное место в ней тем не менее занимала безнадежность. Оттого так много противоречивых чувств и вызывали мастерски сделанные “Любовь” и “Вера”: сочувствие мешалось с отвращением, жалость – с яростью и бессилием.
В “Надежде” все немного не так, и чувства другие, смягченные. Все происходит в лагере для полных подростков – по утрам они совершают пробежку, трогательные, с наивными глазами; днем делают зарядку, подбадривая себя песенкой: “Если ты счастлив и знаешь об этом, то хлопни себя по жиру!”. Во время тренировки заглядывают в лицо физруку (Михаэль Томас), которому вся эта работа явно осточертела, и он с удовольствием следит за нарушениями дисциплины, заставляя провинившихся то лежать на холодном полу, то подолгу стоять в неудобных позах.
Дисциплину тинейджеры, впрочем, нарушают не так уж сильно: попытка ночью украсть еду из холодильника, бутылка пива на шестерых, музыка и шум после отбоя. Несмотря на пиво и разговоры о сексе, который кто-то уже попробовал, они пока что остаются детьми. Мелани, например, никак не может понять, что испытывает, слушая рассказы старшей приятельницы (Верена Лебауэр) про оральный секс: ей то интересно, то неприятно. Приятельница, яркая красотка килограммов на десять толще Мелани, снисходительно обещает, что со временем девочка во всем этом разберется – и благодаря ей Мелани пускается в свое первое взрослое приключение. Девчонки выбираются с территории лагеря, заходят в ближайший бар, выпивают там лишнего, танцуют, знакомятся с ребятами, но Мелани сразу же засыпает: выключается, замирает, как маленький жучок, почувствовавший первые холода.
Она не проснется, когда лагерный врач (Йозеф Лоренц), вызванный перепуганной приятельницей, положит ее на лесной поляне и будет сидеть рядом, вдыхая ее запах – не более того, все чрезвычайно целомудренно, Зайдлю ни к чему обвинения в педофилии, к тому же вся трилогия о рае устроена так, что там никто не получает того, чего хочет.
Худощавый врач, несмотря на свою привычку флиртовать с подростками и испытывать от их смущения своеобразное удовольствие, хорошо знает, что дальше флирта идти нельзя. Мелани этого не знает и знать не хочет, она выбрала его первой и стала каждый день приходить к медицинскому кабинету, жалуясь на боли в желудке. Но то, что начиналось с шуточек, с кокетства, переросло во что-то настоящее – девочка не особенно представляет, как это настоящее должно выглядеть, в чем выражаться, но ей плохо, ей трудно и разделить свое чувство не с кем – преследуемый врач в конце концов ей откажет
Однако одно объятие между ними все-таки будет – Мелани крепко обхватит доктора руками и спрячет голову у него на груди. Назвать это объятие любовным никто бы не решился, но так бы дочь могла обнять отца. И на лице врача, имя которого на протяжении всего фильма не называется ни разу, проявятся легкое разочарование, облегчение и понимание. Мелани искала в нем не любимого, а папу, которого у нее нет, и это у нее попытка не получить радость и удовольствие, а залечить свою главную рану.
Среди причин, по которым дети и подростки набирают вес, есть и такая: они пытаются занимать в пространстве больше места, чтобы хотя бы таким образом “броситься в глаза” своим равнодушным родителям. Обитателям лагеря в день позволено сделать лишь несколько звонков по мобильному, но этими короткими эпизодами Зайдль показывает, что с родителями у толстых девочек и мальчиков не все ладно.
Соседка Мелани по комнате набирает маму и сладким голоском вещает: “Да, мамочка. Да, все отлично. Здесь девочки, они такие милые!” и сразу же набирает отца: “Привет, папа, здесь все хреново!” Чуть позже она, рассказывая о своем романе с симпатичным мальчиком, обмолвится, что роман этот был пару лет назад, в другом лагере для полных подростков; стало быть, эти поездки ей не помогают, потому что причина полноты никуда не исчезает. И тот искательный взгляд, который один из мальчиков бросает на злого, уставшего физрука, тоже говорит о желании слушаться, о поиске отца – пусть даже такого.
Те, кто видел первую часть трилогии, помнят, как разочарованная в жизни и любви Тереза плакала, поскольку дочка даже не позвонила ей, чтобы поздравить с днем рождения. И конечно, сочувствующие Терезе осудили легкомысленную юную девицу. Но в “Надежде” Ульрих Зайдль показывает другой эпизод – в нем плачущая Мелани, которую перевернули первая любовь и первый отказ и которой не с кем поговорить, не может дозвониться Терезе и, в конце концов, произносит: “Мамочка, я надеюсь, что тебе весело в Кении”. В зале смеются – какое-то время Терезе в Кении и впрямь было весело, но довольно быстро перестало: она тоже, как и ее дочка, искала любовь, но не получила ее. Две женщины, взрослая и маленькая, по техническим причинам не могут поговорить друг с другом о том, что с любовью в этом мире вообще очень непросто. И, может быть, это и к лучшему. Ведь в том состоянии, в каком пребывала Тереза в конце картины “Рай: Любовь”, она вряд ли смогла бы сказать своей дочери что-то ободряющее. А еще эти несостоявшиеся разговоры – символ отсутствия связи между людьми, невозможности друг друга понять: о чем и “Рай: Любовь” и, в куда большей степени, “Рай: Вера”.
У девочки, так и не услышавшей горьких слов своей матери об отсутствии любви, еще есть какой-никакой шанс. И у ее товарищей по лагерю, бодро хлопающих себя по животам и ягодицам под песенку про счастье, тоже этот шанс есть – хоть они и выросли в нелюбви, но еще не закоснели, не застыли, у них пока еще есть силы выбирать и меняться. Конечно, сквозь доброту и умиление, которые вызывает “Рай: Надежда”, все равно пробьются мысли о неумолимой жизни. И со временем она превратит нежную, мягкую глупенькую Мелани в обиженную Терезу или суровую Анну-Марию. Но пока что этого еще не произошло, и надежда есть.
Жанна СЕРГЕЕВА
«Экран и сцена» № 15 за 2013 год.