Страшные сказки

Сцена из спектакля “Красавица” Фото Alice BlangeroОдно из достоинств фестиваля “DanceInversion” – гибкость и широта интересов: в круг его внимания входят компании и спектакли, представляющие самые разные школы, направления танца и континенты. Начинавшийся как фестиваль американской хореографии, в дальнейшем он сосредоточился на европейcком contemporary dance, представлял российский современный танец в те времена, когда тот делал первые шаги. Так что архив фестиваля – своеобразная антология современного танца.

“DanceInversion”-2017 посвящен Мариусу Петипа, чье 200-летие отмечается в 2018 году и в чью честь фестивальную афишу украсили знаковые названия: “Щелкунчик”, “Лебединое озеро” и “Красавица” Жана-Кристофа Майо, созданная на музыку П.И.Чайковского, но имеющая к первоисточнику условное отношение. “Красавица” Балета Монте-Карло – самостоятельное произведение, вобравшее в себя все ужасы сказки Перро, где есть место даже людоедам. Майо четко проводит границу между добром и злом. В спектакле существуют два мира: светлый, яркий, как детские рисунки, – Красавицы и черно-белый со стальным отливом, графично-острый – Принца. В царстве Красавицы царит атмосфера простодушия, беспечности, легкости. Короля и Королеву окружают придворные дамы с прикрепленными к животу воздушными шариками, означающими то ли их беременность, то ли визуализированные мечты о ребенке бездетной монаршей четы. Сны, фантазии и наваждения, являющиеся непременной атрибутикой почти всех классических балетов, здесь неотличимы от реальности. Возможно, и все происходящее на сцене – не более чем сон Принца, листающего на ночь старинный фолиант. Самым реальным лицом спектакля оказывается Фея Сирени: она всегда появляется в нужное время и, как мостик, соединяет пространства Принца и Красавицы. Именно благодаря ее ворожбе Королю и Королеве удается зачать ребенка.

Счастливое событие, однако, активизирует темные силы. И в день рождения Принцессы со своим злобным заклятием появляется Фея Карабос, в облике которой предстает мать Принца, людоедка. Ее, как и положено, танцует мужчина – гибкий, стремительный и выразительный Жорж Оливейра. Движения удлиненных ногтями-когтями рук похожи на выстрелы из арбалета, а сами руки, кажется, дотягиваются от одного конца сцены до другого. Рядом с властной матерью трогательно-инфантильный Принц (Алексис Оливейра) выглядит дитятей, как, впрочем, и его отец-Король, совершенно подавленный фурией-супругой и железной, похожей на клетку, мантией, которую он таскает на плечах. Надо сказать, Фрейд занимает здесь не меньшее место, чем Перро. Первая встреча Красавицы с внешним миром (в лице наглых женихов) едва ли не пособие по психоанализу. Принцесса появляется в прозрачном шаре, словно еще не покинувшая материнское лоно. Агрессивно-напористый танец женихов (в их число затесалась и вездесущая людоедка Карабос) – подробное воплощение страхов юной девы. С опасностью Красавица встречается один на один (ни папы, ни мамы нет рядом), из-за чего надругательство над ней (женихи прокалывают шар, читай, лишают ее невинности) можно счесть за ночной кошмар. Так или иначе, Красавица засыпает и пробуждается от сна повзрослевшей и осмелевшей. Девушка сразу же узнает своего суженого и сама целует Принца, сливаясь с ним в длительном адажио, живописующем все стадии взаимоотношений влюбленных: от робкой встречи до страстного соития. Героиня становится взрослой женщиной, способной постоять за свою любовь, что ей и удается сделать в борьбе со свекровью, погибающей между шипами некой конструкции, равно напоминающей группу сросшихся кристаллов и противотанковые ежи.

Один из спектаклей в Москве должны были танцевать российские этуали Ольга Смирнова и Семен Чудин, уже исполнявшие эти партии в Монте-Карло. Но премьер Большого получил травму, и на сцену вышла смешанная пара – Смирнова и Оливейра, выступавший накануне со своей постоянной партнершей, техничной Лизой Хамалайнен. (Нынешняя версия балета – возобновление спектакля, поставленного пятнадцать лет назад на несравненную Бернис Коппьетерс, музу и супругу Майо, одну из самых артистичных балерин современности.)

Если худрука Балета Монте-Карло в Москве хорошо знают, то постановщик “Лебединого озера” Майкл Киган-Долан – новое имя для России. В мире он достаточно известен: сотрудничал со знаменитым лондонским театром “Сэдлерс Уэллс”, выступал хореографом Национальной английской оперы. На родине в Ирландии создал международную театрально-танцевальную компанию Fabulous Beast (“Сказочный зверь”), которой руководил с 1997 по 2015 годы и где создал свои версии “Жизели” и “Весны священной”.

В 2016 году дошла очередь и до “Лебединого озера”, правда, уже на базе новой труппы “Teac Damsa” (на древнеирландском – “Дом танца”).

“Лебединое озеро” Кигана-Долана имеет к первоисточнику еще меньшее касательство, чем “Красавица” Майо. В основе спектакля – музыка группы Slow moving clouds (“Медленно плывущие облака”). Cюжет балансирует на стыке кельтской легенды “Дети Лира” и истории из современной жизни. Согласно древнему мифу, вдовый Лир из племени богов очень любил своих детей, трех мальчиков и девочку Фионуалу. Его новая жена Айфе возненавидела сирот и превратила их в белых лебедей, наложив заклятие: триста лет они должны провести на озере Дерривараг, триста – на берегу Северного пролива, триста – на островах в океане. Отголоски легенды ясно прослеживаются в спектакле, начинающемся уже во время рассадки зрителей. По сцене блуждает немолодой мужчина, на нем – только белые трусы, очки, да веревка на шее. Узник ходит туда-сюда (насколько позволяет привязь) и блеет, как баран. Когда гаснет свет, появляются трое молодых мужчин в куцых пиджаках, коротких брюках и широкополых шляпах. Возможно, это подросшие сыновья Лира, обретшие, наконец, человеческий облик. На роль лировых детей могут претендовать и четыре белокрылые девушки. Так или иначе, парни отвязывают голого мужчину, моют, облачают в темную пару, нахлобучивают на голову шляпу и дают в зубы сигарету. Преображенный грешник (а кого еще так долго могут держать на веревке и подвергать адским мукам?) начинает повествование о матери и сыне, присутствующих тут же на сцене. Нэнси, пожилая с ниспадающими на плечи лохмами седых волос, и Джимми, судя по странности поведения, аутист, должны переехать из фамильного дома в новостройку. Сын категорически с этим планом не согласен. В действие вступает офицер полиции (его изображает сам рассказчик), призывающий героев освободить здание. Джимми убегает на озеро, где намерен застрелиться, но встречает девушку-лебедя. И тут танец, до того находившийся на обочине спектак-ля, вступает в свои права. Герои соединяются в адажио, где пересекаются национальная традиция и contemporary dance. Ассоциации с оригинальным “Лебединым” возникают и во время празднования дня рождения Джимми, превратившегося в смотрины (невест изображают все те же юноши). Здесь же появляется одетый священником рассказчик под руку с чернокрылой девушкой. В сюжет вплетается исповедь священника: как он силой овладел невинной девушкой по имени Фиона. К финалу спектакля полицейский пристреливает Джимми, а все участники пускаются в заразительный пляс. Лебединый пух, как метель, кружит над сценой и белым покровом заметает сидящих в первых рядах.

Открывала же фестиваль Компания современного танца Кубы. Три одноактных балета, поставленные разными хореографами, представили труппу в выгодном свете, обнаружив редкую пластичность, природную органику и артистизм кубинских танцовщиков, способных и на бешеные темпы, и на медленный элегический танец. В ураганном, отчаянном, хаотичном “Кристалле” (хореограф Хулио Сесар Иглесиас) артисты носятся по сцене, сталкиваются и разлетаются. В этой сутолоке внезапно прорисовывается пара – он и она, мужчина и женщина. Они почти не касаются друг друга, удивительным образом транслируя силу взаимопритяжения, не ослабевающую и тогда, когда расходятся. Она находит другого партнера, он другую партнершу, но даже спиной они продолжают ощущать свою связанность. В не менее ошеломительной по скорости “Этнородине” (хореограф Джордж Сеспедес) присутствуют тот же драйв, тот же заряд энергии, что и в “Кристалле”, но упорядоченные и дисциплинированные. Танцовщики выступают мощным строем. Редкие брутальные дуэты и соло дышат военной муштрой и напоминают тренировки ближнего боя. Затем милитари сменяет карнавальная яркость. Актеры упоенно отплясывают кубинский танец мамбо, оставаясь при этом верными строевому порядку. На фоне этих броских постановок “Кубинское танго” (музыка, тексты и хореография шотландца Билли Коуи) выглядело почти пастельно, очаровывало поэтической недоговоренностью. Миниатюра, представляющая собой россыпь танцевальных эссе, построена на полуприседаниях, полупрогибах, полудвижениях в исполнении кордебалета, безупречно-синхронно “выдыхающего” завораживающе медленные па.

Фестиваль продлится до декабря. Впереди встречи с испанской танцовщицей и хореографом Росио Молина, танцевальной компанией Дрездена-Франкфурта и постановками ее худрука Якопо Годани, Национальным балетом Марселя, который сегодня возглавляет знаменитый тандем Эмио Греко и Питер Шольтен, швейцарским “Щелкунчиком” Кристиана Шпука и труппой из США известного хореографа Джессики Ланг.

Алла МИХАЛЕВА

  • Сцена из спектакля “Красавица”

Фото Alice Blangero

«Экран и сцена»
№ 21 за 2017 год.