В своих интервью Алиса Хазанова тоже чаще говорит о мысли, об убеждении: в твоей жизни может появиться человек, который убедит себя в том, что существует другая реальность, где есть и ты.

Герой фильма Рене так и действовал – на светской вечеринке рассказывал женщине, что год назад они встречались в Мариенбаде, и там между ними возникли достаточно близкие отношения. Дальнейшее было трудно трактовать однозначно; существуют версии, что мужчина убил женщину, что они умерли оба, что они живут лишь в сновидениях друг друга или в странном мире, где люди отбрасывают тени, а предметы – нет. И хотя согласно логике все должно быть наоборот, но никто не знает, какая в потусторонних пространствах логика.

Дэвид Линч и Питер Гринуэй считают “В прошлом году в Мариенбаде” великой картиной, серьезно повлиявшей на их творчество. С другой стороны, фильм Рене и Роб-Грийе был внесен американскими критиками в список “Пятьдесят худших фильмов всех времен”. А особенно взбесились зрители, когда режиссер и автор сценария начали давать противоречивые ответы на конкретный, простой вопрос: “Так виделись они в Мариенбаде или нет?”

С момента выхода на экраны фильма Рене прошло 46 лет, в мировом кинематографе за это время многое случилось, так что будем надеяться, что Алисе Хазановой не будут задавать настолько простые и конкретные вопросы. Тем более, она считает, что “Осколки” надо смотреть без каких-то ожиданий и не искать на свои вопросы сиюминутные ответы.

Итак, в небольшом отеле селится пара, муж (Крис Битем) и жена (Алиса Хазанова). Быть режиссером и играть в своем фильме главную роль задача сложная, однако у Алисы Хазановой получилось и передать различные душевные состояния своей героини, и удержать в жестких рамках картину с не самым простым сюжетом. Поскольку не сразу подберешь, что именно написать после слов “селится пара”, – в нескольких сценах с разными вариациями повторяется один и тот же сюжет: к женщине подходит незнакомый ей мужчина (Ной Хантли) и ведет себя так, будто они давно знакомы, она уверяет его, что он ее с кем-то перепутал, но он уверен, что не перепутал…

Настоящее и прошедшее время в картине тоже изящно путаются и перепутываются, а последние кадры и вовсе позволяют предположить, что оба времени склеились в ленту Мебиуса; соответственно, будущего нет.

Настоящих времен в фильме много, а прошлых два – в одном состоялась встреча с тем мужчиной, а одно совсем отдаленное, когда главная героиня и ее сестра, девочки в пестрых платьицах, бегают по лесу и играют в прятки. Первый эпизод девических игр умилителен, второй утешителен – незадолго до этого героиня поделится своим первым детским воспоминанием: им с сестрой нравился мальчик-сосед, и она, желая устранить сестру со своего пути, не сказала ей, что из крана течет кипяток.

Воспоминанием была картинка, где сестра подставляет лицо под кран, и вот-вот из него хлынет вода. Но позже будут размытые кадры, где две девочки весело скачут по лесу, а в одной из сцен муж признается героине, что его страшно бесит, когда она говорит по телефону с сестрой и смеется при этом, как маленькая девочка. Так что даже если сестра в результате контакта с кипятком осталась без лица, то общаться с героиней они продолжают. Вот это как раз ответ на простой и конкретный вопрос. Тем не менее, фильм дает возможности ответа на него не искать, а всласть порассуждать о двойничестве, о потерянной душе, о том, не в прошлое ли звонит героиня умершей сестре, о том, почему ближе к концу фильма она встречает в лобби отеля одинокую маленькую девочку.

У девочки две собачки – одна старая, вторая молодая. Девочка сообщает, что скоро молодая собачка будет старше нее. Собачье время и правда течет не так, как человеческое, но в данном случае встречу можно трактовать и как сообщение, что если кто и ждал, что время потечет линейно, то делал он это зря – не потечет.

Меж тем фильм Алисы Хазановой очень похож на часы: он точный, холодный и идеально отлаженный; одни колесики цепляются своими зазубринками за другие, механизм работает, история ускользает от зрителя ровно настолько, чтобы не раздражать, и открывается ровно настолько, чтобы держать в напряжении (монтаж Романа Волобуева).

О том, что со временем в этом пространстве что-то не так, говорит и еще один момент. Главная героиня обещала напомнить мужу о важном звонке некоему Гарольду. Ее отношения с супругом в каждом эпизоде немного разные – в самом первом очень холодные и равнодушные, в последнем – куда более человеческие (и если время в фильме течет вспять, то прогноз неутешителен, а если нет – то любовь еще оживет). Соответственно, она то презрительно отрицает свое обещание, то просит прощения, что не напомнила, то все-таки напоминает, но с опозданием – однако во всех случаях поговорить с Гарольдом не удается.

Что именно может символизировать Гарольд, тоже можно долго и с удовольствием предполагать.

В “Осколках” есть и ресторан, абсолютно пустой вначале и переполненный в конце – это может быть движением от пустоты к наполненности (или, как мы помним, наоборот), а может – движением от свободы к суете. Есть надтреснутый бокал, который в начале фильма официант заменяет, а в конце бокал ранит мужу губы, и это может быть о том, что супружеская жизнь треснула так же, как и бокал, а может о том, что кровь – это жизнь, и не случайно жена с любовью промокает кровь салфеткой.

Есть старушка в инвалидном кресле, декламирующая “Любовную песню Альфреда Пруфрока” Томаса Эллиота – о том, как некий человек хотел осмелиться, но не смог, и, возможно, героиня думает о том, что ей надо осмелиться и уйти от мужа с мужчиной, который что-то о ней знает, а, возможно, и не думает.

Там будет и милейшая застольная беседа с легким научным оттенком, какие встречались в кино шестидесятых: состояние “дежавю” – это когда в мозге встречаются два потока мыслей, а еще бывает, что люди действительно что-то видели, а потом их загипнотизировали. А бывает еще состояние “жамевю” – “когда думаешь, что не был в этой ситуации, а на самом деле много раз был”.

В общем, для тех, кто любит энциклопедии символов и расходящиеся тропки, “Осколки” станут истинными именинами сердца.

Проводником к началу этих тропок и резонером будет бармен (прекрасная работа Роба Кемпбелла), яркий и живой, ироничный и ранимый, а еще обладатель самых длинных монологов. Например, про опиумные курильни в Нью-Йорке, которые вместе с китайцами посещали домохозяйки, и в этот раз бармен не скажет, что наркотики созданы для того, чтобы уйти в другую реальность. Но потом он много будет говорить про другую реальность и про то, что существование в разных реальностях и хождение сразу по всем тропкам только и можно считать настоящей жизнью, а определять себя каким-то одним словом не нужно и опасно: “Здесь много людей. Как только ты решишь, кто именно ты для них – ты мертвец”.

Безусловно, в неопределенности есть много энергии, и к тому же произведение, где есть вопросы и нет ответов, очень трудно забыть. Про фильм “В прошлом году в Мариенбаде” до сих пор спорят. Дэвида Линча (с картинами которого “Осколки” уже сравнивают) регулярно спрашивают, кто убил Лору Палмер. А главное, ответы на эти вопросы есть. Только в другой реальности. Возможно, их знает Гарольд, до которого никак не дозвониться.