Другая реальность

Фото предоставлено фестивалемВ этом году программа фестиваля “Балтийский дом” оказалась на редкость разнообразной. Спектакли большой (и очень большой, если вспомнить шестичасовое действо Люка Персеваля) и малой формы, интерпретации классики и документальная драма перекликались между собой, образуя широкое поле для размышлений. Не случайно в буклете опубликованы ответы режиссеров-участников на вопрос: “Театр – это имитация жизни или отражение реальности?”. Главный режиссер Гродненского театра кукол Олег Жюгжда предлагает формулу “моделирование другой реальности”, поскольку кукольник “творит свою систему координат, окружающее пространство и населяющих его персонажей”. В афишу “Балтдома” была включена его версия “Чайки”.

Жанр спектакля “Чеховъ. Чайка” определен как “дачный театр Константина Треплева”. В прологе из зала на сцену выбегут вереницей заполошные дамы и девицы, машущие руками-крыльями. Их истошные вопли имитируют крик чаек. Навстречу им ринутся мужчины-охотники и устроят пальбу по живым мишеням. С самого начала зрителю дают понять, что птица, о которой пойдет речь в спектакле, не имеет ничего общего с той, что украшает занавес МХТ. Чайки, подвешенные над сценой, – уродливые существа с перепончатыми лапками. Колдовское озеро заменят цинковой ванночкой с водой. В своем дачном театре Треплев (Александр Ратько) распределяет роли, раздавая кукол артистам. Их меньше, чем ролей, и потому Учитель (Иван Добрук) получает из рук режиссера еще одну куклу – Управляющего (будущего тестя). В программке действующие лица лишены фамилий, имен и отчеств. Участвуют: актриса; ее сын, молодой человек; ее брат; молодая девочка, дочь богатого помещика; беллетрист, врач и так далее.

Конечно, правоверный чеховед поморщится, заглянув в этот список. Однако режиссеру, спрессовавшему четыре акта в двухчасовое зрелище, такой расклад дает свободу. Прежде всего от психологического театра, от пяти пудов любви. Задача постановщика – объяснить, почему Чехов назвал “Чайку” комедией, которая видится Жюгжде комедией абсурда.

В роли Актрисы – Лариса Микулич, обладающая редким чувством стиля. Аркадина в этом спектакле будто сошла с портрета Валентина Серова, костюмы, шляпы дамы fin de siecle ей к лицу. Как прекрасна сцена, где ее персонаж “отхватит” нам Некрасова: “В полном разгаре страда деревенская”! В устах самодовольной и высокомерной актрисы вздохи о “долюшке женской” звучат нестерпимо фальшиво. Аркадина тем не менее упивается своим, как ей кажется, мощным талантом. Кукла в руках Микулич помогает проявить отношение к образу, сделать его объемным, не только смешным, но и жутким. Аркадина и есть главный кукловод спектакля. В знаменитой сцене третьего акта “Чайки” героиня держит в руках куклу сына. Делая ему повязку после неудачного самоубийства, она постепенно бинтует не только голову, но и деревянное тельце, превращая его в беззащитное, спеленутое существо, а потом резко отбрасывает как ненужную вещь. Тригорин также оказывается игрушкой Аркадиной. Во время монолога о “единственной надежде России” она вертит куклу-двойника любовника, и внезапно фигурка беллетриста исчезнет, а вместо нее появится рыба в котелке Тригорина.

Вещный мир театра кукол помогает материализовать метафору. Режиссер видит персонажа безвольным, бесчувственным. В следующей сцене, уже в человеческом обличье, беллетрист напивается вдрызг с дочерью управляющего – Машей (Александра Литвиненок).

“Люди!” – кричит маленькая куколка Нина, простирая ручки в пьесе Треплева. Напрасно. В пространстве, созданном режиссером, нет места человеку и его чувствам. Холодно, холодно, холодно. Страшно, страшно, страшно. Молодая девушка (Татьяна Евтух) мечтает стать актрисой, такой же, как Аркадина. Пальба в прологе закольцовывается выстрелом Нины в Треплева и ее полетом-исчезновением, похожим на самоубийство. Финал экстравагантный, но в логике гротескного зрелища Олега Жюгжды, ставшего фаворитом фестиваля и обладателем приза прессы имени Леонида Попова за лучший спектакль малой формы.

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ

Фото предоставлено фестивалем
«Экран и сцена»
№ 21 за 2017 год.