Екатерина РЯБУШИНСКАЯ: «Нелепо препятствовать ходу времени»

Екатерина РЯБУШИНСКАЯ. Фото предоставлено пресс-службой театраО Екатерине Рябушинской в родном Театре на Таганке коллеги шутливо говорят: если она занята в каком-то из эскизов проекта “Репетиции” – его непременно возьмут в постановку. Шутки шутками, но за два сезона этой творческой лаборатории актриса зарекомендовала себя как одна из самых активных ее участниц. Не отказывалась ни от чего – даже от выхода в толпе горожан в “Кориолане”. В итоге в ее репертуаре появились четыре новые работы.

– Екатерина, чем вас так увлек этот необычный для Таганки эксперимент?

– Наверное, своей неожиданностью. Меня пригласили в первый же эскиз – это был “Золотой дракон” Р. Шиммельпфеннига, его ставила Лера Суркова. Дня два было страшно – за очень короткий срок пришлось погрузиться в материал, понять его, все запомнить. Хотя нам разрешили работать с пьесой в руках, все как-то сразу сочли, что в этом нет необходимости. И оказалось, что и большой объем текста можно быстро выучить, и задачи, поставленные режиссером, выполнить. Потом уже было проще.

– Всегда охотно откликаетесь на новые предложения?

– Сама себя не предлагаю, но очень приятно, что зовут. Каждая работа обогащает, зачем отказываться? Например, в “Кориолане” У.Шекспира у Анны Потаповой всего две женских роли, и поначалу я не была там занята. Но когда встал вопрос, кто будет играть народ, не всем показалось интересным выходить в массовке. Я согласилась и не жалею: спектакль – это единое целое, а роли не бывают маленькие и большие, они отличаются только временем, проведенным на сцене. Это понимание, кстати, пришло от Юрия Петровича Любимова.

В “Эльзу” тоже попала не сразу. В эскизе у Семена Серзина ее играла другая актриса. Но спектакль по пьесе “Земля Эльзы” Ярославы Пулинович выпускала потом Юлия Ауг, она несколько поменяла состав актеров. Так я получила роль Ольги, дочери главной героини.

– У меня впечатление, что это история о трех поколениях несчастных женщин – замкнутый круг, который разрывает бабушка.

– Да, там самая большая проблема – нелюбовь. Никто никого не любит, кроме двух пожилых людей, в этом основной конфликт. Всем окружающим дано очень мало, они даже не понимают, что обделены любовью. А Эльзе и Василию Игнатьевичу дано много. И они свободны – в старости. Тоже очень интересная тема: вроде бы люди подошли к жизненному финалу, почти все позади. И вдруг становятся по-настоящему свободными, раскрываются в своем чувстве друг к другу.

– На внучку Эльзы это явно производит сильное впечатление – может, ей еще удастся что-то изменить в своей жизни. А на Ольгу?

– Думаю, нет. Она уверена, что победила – сумела сломать мать и настоять на своем. И радуется этому.

– А со стороны кажется, что она в самом большом проигрыше и очень несчастна.

– Так это же прекрасно, если так кажется! Значит, спектакль смотрят нормальные люди, с живыми реакциями. Мне непросто играть такую героиню, но очень интересно. Я благодарна Юлии Ауг – она долго с нами возилась, объясняла, что нужно играть не напрямую, не в лоб – и тогда Ольгу будет жаль. Рада, что в зрителях это откликается.

Мне вообще очень повезло на “Репетициях” с режиссерами. Если режиссер занят собой, и ему плевать на артиста, на сцене это всегда видно. Люди же, с которыми мне посчастливилось работать, репетировали все по-разному, но цель у них была одна. Они понимали: чтобы получилось, нужно взаимодействовать с актерами. Поэтому у меня самые приятные впечатления от нашего проекта.

– Хотя некоторые в труппе восприняли его с недоверием.

– Отнюдь не многие, поверьте – для театра это позитивный опыт, мощнейший тренинг. А консервативные люди есть везде, что с того? Актер постоянно должен пробовать что-то новое, репетировать с разными режиссерами. Я работала с Сергеем Федотовым, а потом с огромным удовольствием с Владимиром Мирзое-вым, который в непростое для театра время поставил очень сильный, на мой взгляд, спектакль по Островскому.

– В одном из эскизов вы должны были работать со своим сыном-художником, не так ли?

– Да, изначально намечалось, что Тимофей будет делать оформление, а прекрасная Настя Бугаева – костюмы. Но когда режиссер Алексей Франдетти выпускал эскиз “Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-стрит”, они, к сожалению, были заняты в другом проекте. Тимофей сам порекомендовал художника Евгения Терехова, и тот потом продолжил работу и над спектаклем.

Но, уверена, с сыном мы однажды поработаем вместе. Мне очень нравится его тандем с Алексеем Франдетти, близко то, что они делают. Тимофей всегда был человеком творческим, хотя в театр пришел не сразу. В детстве немного рисовал, потом решил стать архитектором, полгода занимался на подготовительных курсах в МАРХИ. И вдруг все бросил и пошел на другие курсы – готовиться к поступлению на сценографию в Школу-студию МХАТ. Учился у Олега Ароновича Шейнциса. Он всегда шел своим путем, и я это приветствую.

– О сцене не мечтал?

– В отличие от меня нет. Мне так сильно хотелось стать актрисой, что поступала четыре раза, не сдавалась. Помню, как в 1988 году пыталась попасть к Фоменко – он как раз набирал курс, из которого позже родился его театр. А я была на последнем месяце беременности – пришла к нему с огромным животом. Первое, что он меня спросил: “Когда вам рожать?” – “Сегодня”. “Какой кошмар”, – сказал Петр Наумович. Да вы не волнуйтесь, говорю, роддом рядом. Прочла ему всю программу, даже спела и сплясала. Он сидел и безропотно все слушал – не возражал, чтобы не дай бог я тут же не родила. (Смеется.) Очень трогательный был человек. Но, естественно, на курс меня не взял – как учиться с грудным ребенком на руках? Ехала домой и плакала горькими слезами. А утром родился Тимофей, и я потом себе удивлялась – чего было плакать, у меня же теперь есть сын!

– А что вас привело к Юрию Петровичу Любимову?

– Это как раз была четвертая попытка поступить в театральный вуз – сказала себе тогда, что последняя. Упорно готовилась, растила сына, параллельно подрабатывала. Конец 80-х, время непростое, приходилось и полы мыть, и склад какой-то, помню, сторожила, с крысами. Поколение дворников и сторожей. После трех неудачных попыток пошла на подготовительные курсы к Олегу Павловичу Табакову, они только появились. Все вроде шло хорошо, но на третьем туре он сказал: “Если бы вам хотя бы 19 лет было, не 21”. Это был удар. Но в тот же год курс в Щукинском набирал Любимов, и он взял к себе всех “отказников”, хотя на кафедре ему этого не советовали. В итоге у нас оказался взрослый курс – некоторым было по 26-27 лет, поступали, как и я, не по разу. Я очень благодарна Юрию Петровичу, что оказалась на Таганке. Хотя изначально такой вариант даже не рассматривала – почему-то считала, что сюда точно не попаду.

– Как вам с ним работалось?

– Сначала было любопытство. Я понимала – то, что говорит он, не расскажут ни в одном институте. Но когда ты это слышишь 10 лет, 15, 20… Мозг уже просто отключался. Он был великий режиссер и при этом человек с трудным характером. Мог очень сильно любить, потом тебя же подставить, потом опять пожалеть. И от этого было невыносимо тяжело, даже обидно, и совершенно непонятно, как жить. Но у меня не было желания уйти из его театра. Так уж, видимо, устроена – всегда была ему верна. И в кино не рвалась – театр был для меня в приоритете, я боялась подвести Юрия Петровича.

Его уход из театра стал для нас полной неожиданностью. Это, конечно, никакая не случайность, он его срежиссировал. Но просто немного не рассчитал – был уверен, что пойдут на его условия. Он хотел перевести артистов на контракты, чтобы сократить часть труппы, а с оставшимися работать дальше. Но когда чиновники сказали – конечно, Юрий Петрович, вам 93 года, вы имеете полное право уйти на покой, – думаю, он растерялся. И мы тоже понимали – без театра он долго жить не будет.

– Как вы считаете – долго ли еще продержатся в репертуаре спектакли Любимова, стоит ли их сохранять?

– Знаете, что он сам нам говорил? “Когда я умру, вы не будете играть мои спектакли, я не хочу, чтобы они шли”. Тогда это было даже обидно слышать. Но время показало, что Юрий Петрович был прав. Без репетиций с режиссером спектакль разваливается – это не картина, он не может жить вечно. И в какой-то момент становится уже просто неприлично выходить в нем на сцену. 30 сентября исполнилось 100 лет со дня рождения Юрия Любимова – думаю, нам нужно в новом сезоне все его постановки доиграть и больше к ним не возвращаться. Время идет, язык театра меняется – это естественный процесс, нелепо ему препятствовать.

– Каким бы вам лично хотелось видеть дальнейшее движение Театра на Таганке?

– В том направлении, в каком он развивается сейчас. Я пока не готова к приходу какого-то главного режиссера, думаю, приглашение разных постановщиков сегодня для нас более перспективный путь – при условии, что они вписываются в эстетику сегодняшней Таганки. Мне кажется, нашему директору Ирине Апексимовой это почти всегда удается. В свое время очень важным был опыт молодых режиссеров, драматургов и театроведов из “Группы юбилейного года” – театру необходим приток свежей крови, нельзя бесконечно жить воспоминаниями и старыми спектаклями. Сейчас мне очень нравится идея “Репетиций” – театр ищет себя в разных жанрах и формах, но, как ни удивительно, все спектакли при этом получаются близкими по атмосфере любимовской Таганке с ее минимализмом выразительных средств при постоянном поиске новых форм, где главное – действие. Это органично для нашего театра, и я очень надеюсь, что “Репетиции” возобновятся. Нам сильно не хватает этого тренинга.

Беседовала Елена КОНОВАЛОВА

  • Фото предоставлено пресс-службой театра

«Экран и сцена»
№ 19 за 2017 год.