Антигона

   Фото из семейного архива20 сентября ушла из жизни актриса и педагог Римма Гавриловна Солнцева, почти полвека отдавшая преподаванию в Театральном институте имени М.С.Щепкина. Ее вспоминают ученики и коллеги.

Ирина Холмогорова

Она была Актрисой в молодости и Педагогом последние 50 лет своей жизни. Напишем эти слова с большой буквы, не боясь ненавистных пафоса и штампов. Мало осталось уже людей, видевших Римму Солнцеву в Рижском театре русской драмы, где она успела сыграть множество ролей классического и тогдашнего советского репертуара. Но то, что она прекрасная актриса, и вне сцены сразу понимали все. Театр в ней жил, и она про него знала все. От природы.

Видимо, про то, как помочь будущему артисту стать им, она тоже знала все. На протяжении десятилетий учила студентов современному театру, и оказалось, что даже последние, сегодняшние, которые моложе ее почти на три четверти века, знают, получив ее школу, как существовать на сцене в спектаклях, сделанных, мягко говоря, не совсем по системе Станиславского. Закончив Студию МХАТ, курс В.О.Топоркова, где преподавал молодой Олег Ефремов, Римма давала в руки ученикам не правила, указания и штампы на все случаи сценической жизни, а алфавит, который, собственно, и есть система К.С. Алфавит, позволяющий составить множество разных слов и сочинений. Она давала профессию.

Ее так никогда и не сделали художественным руководителем курса. Но это она поставила большую часть лучших выпускных спектаклей Щепкинского училища за полвека, это из ее твердых рук вышли многие звезды и просто очень хорошие актеры современного театра и кино.

Она была живая. Могла высмеять ученика: помню, как на одном из ее первых курсов, посмотрев этюд в исполнении двух несколько полноватых мальчиков, сказала: беседа двух старых травести. Или ее известное всем поколениям студентов: ну, что ты там пищишь ­– пи-пи-пи. Впрочем, иногда говорила и что-то более обидное. Или крепкое словцо. Но любила их, переживала за них в период показов в театры, защищала от несправедливого, если ей так казалось, гнева коллег.

Любила без всякого сюсюканья, без даже доли сентиментальности. Любила, когда выпускники всех поколений набивались в ее квартиру в день рождения, когда приезжали на дачу, чтобы посоветоваться по поводу новой работы в театре или кино. Любила выпить с ними рюмку за серьезной беседой и никогда не жалела времени на разговоры о роли, слава создания которой будет в случае удачи принадлежать не только исполнителю, но и тому режиссеру, который на самом деле не хочет, да и не умеет, помочь актеру. А ее бывшим ученикам останется навсегда важным такой профессиональный разбор.

Любовь была в высшей степени взаимной. Студенты понимали, как им повезло. Еще глубже они начинали это осознавать, став профессиональными актерами. Те, кто не был с ней близок, не знали степени этой взаимности, но могли убедиться в день похорон…

Римма была человеком высокой порядочности. Правду резала напрямую, не боясь испортить отношения. Однажды, когда я еще не так хорошо ее знала, она меня просто поразила. В каком-то вполне лохматом году открылся очередной съезд КПСС. В Училище созвали, естественно, по этому поводу митинг. Звучали речи, все изливались в любви к родной партии. Слово взяла и Римма Гавриловна Солнцева: «съезд нашей партии уже начал работать. Давайте не будем тратить времени, пойдем в аудитории». Я-то, не член партии, знала, что могу позволить себе среди этого ликования промолчать. Она, член КПСС, сказала.

Бок о бок прожита большая часть жизни. Римма бывала очень разной, могла быть то открытой общению, его инициатором, то очень неразговорчивой, почти неприветливой. Я не сразу поняла суть этой переменчивости. Сначала казалось, что сегодняшнее настроение обусловлено каким-то недовольством именно тобой. И только потом осозналось, что все зависит от того, как прошло занятие/репетиция, довольна ли она. То есть, довольна ли она, прежде всего, собой. Человек образованный и очень умный от природы, Римма часто бывала собой недовольна: не смогла добраться до «нутра» студента; недостаточно знает современный театр; и вообще, какой она режиссер? Но на афишах выпускных спектаклей десятилетиями упрямо стояло: режиссер-педагог Р.Г.Солнцева.

Она была по-настоящему талантлива. Она вообще была настоящая.

 

Оксана Мысина

Тридцать пять лет подряд я жила в актерской профессии с ощущением, что у меня есть Учитель. Рядом. Это – Римма Гавриловна Солнцева. Профессор, легендарный педагог Щепки – театрального института, что при Малом театре, – но главное, – гениальная актриса. Уникальная личность.

Голубоглазая, невероятно энергичная, коротко стриженая блондинка, излучающая детское любопытство и какую-то особую – солнцевскую! – иронию. Лукавая и щедрая. Нескончаемые солнечные батарейки… Такой она была, когда мы поступали в институт, такой и осталась, несмотря на почтенный возраст.Фото из семейного архива

Сама – ученица Олега Ефремова, мхатовка по духу, до мозга костей, – она стала звездой в Рижском театре русской драмы. Была ведущей актрисой, на которую толпами шла публика. Актриса Римма Солнцева потрясала партнеров и зрителей парадоксальным мышлением, трагизмом, юмором и невероятной харизмой. В театре до сих пор вспоминают, как в зале на ее спектаклях – рыдали даже мужчины. И толпами ждали ее выхода из театра у служебного входа.
Уже тогда она преподавала. Римма Гавриловна рассказывала нам, как, играя каждый день на сцене, работала с учениками с девяти утра. Вплоть до начала вечернего спектакля. Она не могла себе представить, что значит ничего не делать. Она была так искренне влюблена в профессию, что чувство усталости ей было как будто несвойственно.
Такой мы ее все знали. Огненной, сияющей, перевоплощающейся из одного качества в другое. Мгновенно. Редчайший экземпляр человеческой породы. И актерского таланта.
Возраст ее не брал. Ее ученики становились седыми старцами, она часто не узнавала их при встрече. Громко, басом вскрикивала: «Ой, ты кто? Не помню». И пыталась уловить тончайшую нить воспоминания об ученике – когда-то юном – и этим, явившимся к ней из взрослой жизни, порой потерявшим веру в себя, незнакомым ей человеком, пришедшим к Учителю в надежде получить лекарство от боли. Ведь наша профессия бывает и невыносимой. Она знала это, чувствовала, как никто другой. И находила слова в своем сердце для каждого.
Она была Антигоной. Да! Умела говорить «нет»! Учила нас, если надо, не бояться быть колючими, если придется отстаивать свое право быть самим собой.
Римма Гавриловна исследовала каждого своего ученика как свою новую роль. Самоотверженно, восторженно, придирчиво, влюбленно! И мы постепенно становились «римлянами». Так мы и называем себя, когда спрашивают, у кого учились. «Я – римлянин».
Ее блистательные ученики – разные и непохожие. Отдельные планеты. Всегда непредсказуемый Егор Бероев, мачо и интеллектуал. Изумительно тонкая и трагичная Леночка Лядова. Романтичный и лиричный Димочка Харатьян. Фантастическая, возвышенная, невероятная Наташа Вдовина. Феерический Тимофей Трибунцев. Сердечная и озорная Евгения Глушенко. Всегда вдохновенная и острая Аня Каменкова, сногсшибательная Наталья Кутасова. Любимые ученики Солнцевой. Римляне отличаются от других хороших актеров особой отдачей, суперсовременным стилем, предельной естественностью и отсутствием самолюбования.
Сама Римма Гавриловна, заслуженная артистка Латвии, рано ушла со сцены. Ей было всего тридцать девять. И ее последней блестящей ролью в любимом театре была главная роль у Камы Гинкаса. Это был его первый профессиональный спектакль. Дебют. Вот такое интересное стечение обстоятельств. Розовский «Традиционный сбор» открыл Каму Гинкаса как режиссера и венчал карьеру легендарной Солнцевой. Всю жизнь Кама и Римма Гавриловна крепко дружили.
Москва для Солнцевой, актрисы и педагога, – стала своеобразной мхатовской крепостью внутри щепкинской школы. Ее метод основывался на жизненной правде, умноженной на фантазию, наблюдения, сравнительный анализ персонажа и персоны актера. Ее школа подразумевала безграничность поисков. Служение гениальной профессии – жизнью. Без остатка. Так просто. А иначе какой смысл? Считала Солнцева.
У меня есть тетрадка, которую я открывала в ночи, после того, как Риммочка приходила на мои новые спектакли. Я зажигала лампу, закрывала плотно дверь, чтобы не было слышно моих рыданий, звонила Римме Гавриловне и записывала ее жесткий и всегда убивающий наповал шквал замечаний: «Вижу, ты понятия не имеешь, какие орешки твоя героиня любит, соленые или сладкие?!», «Ну, что, опять не полила роль собственной кровью…», «Вижу гениальный спектакль Камы Гинкаса, а где Оксана Мысина? А?..»
Я любила и одновременно трепетала перед ней всю жизнь. Она не церемонилась, не боялась сделать больно. Пробуждала к жизни мои, мысинские, рефлексы. Помогала мне «поперчить и подсолить» персонаж, заставляла оставить дома выплаканную подушку и посмотреть на персонаж со стороны, осознать еще неоткрытые возможности поисков, импульсы к спонтанному действию. Она была уникальной. Единственной. Богом поцелованный талант.
Фото из семейного архиваКогда мы провожали нашу любимую…
Черный, блестящий на солнце, высокий автомобиль с белоснежным гробом внутри и цветами всех цветов радуги, медленно отъезжал, под ливень оваций и слез, из ворот училища. А море учеников, аплодируя, двигалось за ним по Неглинной улице.
Удивленные москвичи останавливались, чтобы зафиксировать в памяти это странное событие…
По Неглинной двигались все поколения ее актерских детей. А машина с нашей Антигоной надолго остановилась на красном светофоре… Наши глаза не хотели с Ней прощаться. Мы улыбались. Браво, любимая!.. Ты с нами навсегда!
И почему-то было странно-легко и весело. Хотелось поднять руки к небу и петь!..
Когда машина исчезла в городском потоке, мы еще долго стояли. Молча. Потом обнимали друг дружку. Потому и что мы – римляне. И яркое-яркое солнце, ниоткуда, озаряло холодное московское небо…
Закончилось ученичество. Для меня оно было долгим. На редкость счастливым. Так бывает в любви. Когда вольно дышать. И радостно жить…
Спасибо за эту жизнь, дорогая Римма!

 

Евгения Дмитриева
Очень трудно мне понять и принять уход из жизни Риммы Гавриловны. Она взяла меня на курс в 1990 году, в 1994 оставила ассистентом на следующем курсе. 27 лет общения, непрерывного диалога, спора, смеха, горя и счастья. После смерти Риммы Гавриловны я прочитала много постов в фейсбуке ее учеников, и многие говорили, что ушла мама, друг, гуру… Я долго думала, кем же для меня была Римма Гавриловна? Мама? Нет, мамой ты часто пренебрегаешь, заставляя ее страдать, а она все равно ходит всю жизнь за тобой с платком, чтобы, если что, сразу вытереть сопли. Друг? Нет, друзьям, подругам ты вываливаешь свои беды, а они на тебя – свои, а Римма Гавриловна никогда бы не позволила себе жаловаться кому-то на собственные проблемы. Но когда ты ей что-то рассказывал, складывалось полное ощущение, что она в этот момент жила только тобой, и так с каждым своим учеником, а с друзьями, согласитесь, такое редко бывает. Гуру? Нет, гуру ты внимаешь и со всем соглашаешься, а Солнцева обожала, когда с ней спорили.
Мне кажется, как это ни банально звучит, Римма Гавриловна была для меня УЧИТЕЛЕМ. Не учителем, как профессия в школе, а именно УЧИТЕЛЕМ – со всех больших букв. Учителем в жизни, учителем в профессии. Человеком, на которого ты мог обижаться неделями, а потом все равно звонить ему. Человеком, с которым ты вел вечный спор и диалог. И до сих пор ведешь. И еще, наверное, долго будешь вести. Помню, я ставила дипломный спектакль, пришла Солнцева и все разгромила! Я билась в падучей, писала и рвала заявления об уходе, а потом, отрыдавшись, позвонила и сказала: это мой спектакль, я не могу всегда держаться за вашу юбку, я сама должна ставить и ошибаться! И она ответила: «да, ты абсолютно права!» И появилась уже только на сдаче спектакля! Она выращивала меня, порой делая очень больно, но теперешняя я благодарна за эту боль! Вот такой для меня была Римма Гавриловна Солнцева. Противоречивым, часто категоричным, иногда очень жестким и даже жестоким, но таким настоящим, жизнерадостным, порой с детским восприятием, со святой верой в искусство и театр, ироничным по отношению к себе и таким родным УЧИТЕЛЕМ.Фото из семейного архива

 

Алексей Дубровский
Римма Гавриловна Солнцева. Для огромного числа людей, имеющих отношение к театру и вообще к искусству, живущих по всей России и за ее пределами, это не просто имя, отчество и фамилия. Это кодовое словосочетание, определяющее родство воспитания и единство понимания профессии. За свои почти 50 лет работы в Щепкинском училище Римма Гавриловна выучила плохо поддающееся подсчету количество студентов. Прибавим ее учеников в латвийской театральной школе и в театральных классах средней образовательной школы при Щепкинском училище, и, я думаю, получится около 500 человек. Среди них Евгения Глушенко, Анна Каменкова, Дмитрий Харатьян, Светлана Аманова, Оксана Мысина, Наталья Вдовина, Егор Бероев, Елена Лядова, Тимофей Трибунцев, Андрей Чернышов, Евгения Дмитриева, Дарья Мельникова и многие-многие другие. Полтысячи людей, которым на всю жизнь была сделана прививка постоянного творческого поиска, неуспокоенности в профессии, нетерпимости к театральной фальши, потребности к каждодневной работе над собой и, главное, бесконечной любви и преданности своему делу.
Римма Гавриловна была выдающимся педагогом и блестящей актрисой. Одним из лучших театральных педагогов последних десятилетий. Нас много, ее учеников. Мы всегда радостно узнаем друг друга, встречаясь на сцене или на съемочной площадке, с удовольствием общаемся и поддерживаем друг друга. И постараемся сделать все возможное, чтобы та Школа с большой буквы, которую нам давала Римма Гавриловна, передавалась дальше, от поколения к поколению. Спасибо Вам за все, Римма Гавриловна! Вы навсегда останетесь с нами.

«Экран и сцена»

№ 19 за 2017 год.