Подготовлен к печати “Экспериментальный словарь новейшей драматургии”. Он должен выйти в издательстве института Неофилологии и русистики Седлецкого университета (Польша) по инициативе его директора, известного исследователя русской литературы Романа Мниха. Работа над словарем длилась шесть лет. Статьи (некоторые из них публиковались в журнале “Современная драматургия” и других периодических изданиях) написали литературоведы и театральные критики из Москвы, Санкт-Петербурга, Кемерово, Новосибирска, Самары, Казани. О том, есть ли будущее у новой драмы, нашему корреспонденту рассказал автор идеи, составитель и научный редактор “Словаря” – доцент кафедры теоретической и исторической поэтики историко-филологического факультета РГГУ Сергей ЛАВЛИНСКИЙ. Родился в Кемерово и до переезда в Москву преподавал в КемГУ. В конце нулевых организовал в столице Кузбасса гуманитарный семинар “Драмомания”, проходивший несколько лет и превратившийся в фестиваль. На “Драмоманию” приезжали драматурги Вячеслав Дурненков, Юрий Клавдиев, Марина Крапивина, Магда Фертач, литературовед Катажина Сыска, театральный критик Павел Штабровский. Лавлинский разрабатывает авторские технологии преподавания литературы. Под его руководством студенты и старшеклассники на Школах читателя и Школах драмы учатся не только анализировать, но и писать пьесы. В 2009 году в ЦИМе состоялась молодежная научная конференция, которую курировал Лавлинский, “Сцена жизни” в русской драме ХХ-XXI веков”.

В 2015 и 2016 годах по итогам семинара “Визуальное в литературе”, который Сергей Лавлинский вместе с Викторией Малкиной ведет в РГГУ, изданы сборники студенческих пьес “Как в зеркале: материалы монодраматического мини-фестиваля” и “Двойная экспозиция: фотодрамы” с теоретическими и образовательно-технологическими комментариями.

 

– Кажется, что термин “новая драма” почти ушел из научного оборота. Каковы основные итоги этого движения?

– У этого термина два значения. Есть Новая драма с большой буквы – особое социокультурное движение. В нашем словаре Ильмира Болотян дает этому движению развернутое определение. Меня, литературоведа, в первую очередь интересует “новая драма” как особого рода художественное изображение человека, либо теряющего, либо не обретшего идентичность. В этом отношении новейшую драматургию можно соотнести с “новой драмой” предыдущего рубежа веков (есть, кстати, исследования на эту тему). Но такого количества талантливых драматургов, как сейчас, еще никогда не было в России. В этом заслуга людей, создавших определенный драматургический и театральный контекст – Николая Коляды, Эдуарда Боякова, Кирилла Серебренникова, Михаила Угарова, Елены Греминой, Павла Руднева, Елены Ковальской… Мне импонирует абсолютно анархистская идея существования в центре Москвы независимого от государства Театра.doc. Автономность ставит режиссеров и актеров в рисковое положение, но Елена Гремина и Михаил Угаров со своими коллегами отлично держат удары. Театр.doc – это уже целый арт-холдинг. Там устраивают музыкальные мини-фестивали, предоставляют площадки для перформативной деятельности и очень много работают с детскими аудиториями. Главное, идет процесс выявления новых имен, форм, методов.

В рамках курса “Анализ художественного текста” я веду со студентами занятия, посвященные поэтике драмы и способам ее анализа. В свое время отбирал для учебной хрестоматии тексты, дававшие развернутый анализ того или иного драматического произведения. И оказалось, что анализом драмы занималось не так много исследователей. Конечно, сейчас их гораздо больше. Есть прекрасный проект Тверского университета, его результаты представлены в сборниках “Драма и театр”. Мои самарские коллеги уже десять лет проводят международные семинары. В прошлом году в издательстве “Самарский университет” вышла коллективная монография “Новейшая драма рубежа XX–XXI вв.: предварительные итоги”, здесь представлены статьи участников этих научно-практических форумов, в том числе мои и моих кемеровских и московских коллег. Самарские семинары инициировали известные литературоведы, талантливые арт-менеджеры Татьяна и Ольга Журчевы. Их начинание некогда совпало с инициативой выдающегося драматурга Вадима Леванова, который вместе со своими коллегами-драматургами проводил в Самаре читки новых пьес. На протяжении нескольких лет эти два проекта пересекались: литературоведы и драматурги тесно общались. В гуманитарной науке принято говорить о необходимости временнОй дистанции по отношению к изучаемому художественному явлению, а Вадим Леванов считал процессы, происходящие в новейшей гуманитарной среде, “уникальной вещью”, поскольку “явление оценивается и осмысливается академической наукой не спустя 50-100 лет, как это обыкновенно бывает, а сейчас, здесь, методом погружения в это явление”. Интересно было наблюдать как на семинарах в Самаре и в Кемерово на фестивале “Драмомания” из общения рождались новые драматургические и научные идеи.

Если говорить о “новой драме” как о литературном явлении, то, конечно, она давно уже стала объектом пристального изучения не только в России, но и в других странах. В нашем “Словаре” представ-лены статьи литературоведа из Кракова Катажины Сыски о неосентиментализме и перформативности в современной драматургии. Творчество Ивана Вырыпаева, Евгения Гришковца многие исследователи рассматривают как вполне завершенные фрагменты весьма значимых явлений – и литературных, и театральных.

– История “новой драмы” продолжается?

– Думаю, да. Судя по тому, какое огромное количество людей включено в этот процесс, в том числе стараниями Вячеслава Дурненкова и его коллег, занимающихся социальными проектами в театре. На “Драмомании” в Кемерово к Вячеславу подошел человек и стал жаловаться на жизнь. А Вячеслав ответил: “Так садись и пиши пьесу!”.

В связи с “новой драмой” можно говорить о многообразии жанров. Развивается не только жанр собственно драмы, но и комедии. Есть образец настоящей героической драмы – “Я, пулеметчик” Юрия Клавдиева. Происходит и концептуальная трансформация литературного рода, которая еще слабо отрефлексирована. Об этом для “Словаря” написали Анна Синицкая, Ильмира Болотян, Елена Шевченко, Андрей Павлов, Оксана Дрейфельд, Юрий Подковырин.

Термин “новая драма” нужно использовать осторожно, не распространяя его на всю новейшую драматургию. Параллельно существуют интересные авторы – Александр Строганов, Петр Гладилин, Ольга Мухина, Ксения Драгунская.

– Насколько удачно современная драматургия воплощается на сцене?

– Как зрителю мне в основном везло. Всегда впечатляют спектакли Николая Коляды – и сценические интерпретации его собственных пьес, и гротескные режиссерские прочтения драматургической классики. Интересны сценические эксперименты с собственными тексами Ивана Вырыпаева и Евгения Гришковца. Видимо, в случае Коляды, Вырыпаева и Гришковца – это идеальный вариант театрального прочтения, когда режиссером является сам драматург, написавший текст. Запомнился спектакль ушедшего уже режиссера Владимира Агеева, поставившего в Центре драматургии и режиссуры пьесу Юрия Клавдиева “Пойдем, нас ждет машина”. Смотрел эту работу со студентами своего спецсеминара “Современная драматургия”, и мы потом обсуждали соотношение авторских позиций – в литературном тексте и в его сценическом воплощении. Агеев ввел в структуру спектакля брехтовскую фигуру рассказчика, обыграв таким образом нарративные развернутые ремарки драматурга. Несколько лет назад на фестивале “Любимовка” видел его версию читки та-лантливой пьесы Вячеслава Дурненкова “Север”. По сути, это был полноценный спектакль. Очень интересны были в его режиссуре “Пленные духи” братьев Пресняковых и “Орнитология” Александра Строганова. Из последних впечатлений – выразительная работа Владимира Мирзоева – спектакль по пьесе Максима Курочкина “Молчи, Эдип”. Интересен постдраматический театр Дмитрия Волкострелова, умеющего работать с минималистскими структурами. Для этого ему полноценные пьесы не нужны – достаточно драматургического полуфабриката.

Всегда качественно работает с текстами драматургов Виктор Рыжаков. В интервью и выступлениях он подчеркивает, что режиссер должен воплощать концепцию автора, создавшего пьесу. Его позиция перекликается с мыслью известного отечественного филолога Александра Скафтымова, который еще в 20-х годах писал: “Нужно честно читать”. К сожалению, не у всех режиссеров это получается. Самое популярное возражение: “Вы хотите видеть на сцене свою интерпретацию”. Нет. Прочитывать оригинально, интересно – в этом и состоит задача режиссера. Если что-то укрупняется, внимание концентрируется на отдельных моментах, и в результате происходит переконцептировка, – пускай! Но когда видишь упрощенное и мизерное по сравнению с текстом режиссерское прочтение, это обидно. Совсем не нравится, когда в спектаклях по современной и классической драматургии действие превращается в подобие постмодернистского капустника (не путать с хеппенингами и перформансами), его язык устарел уже в 90-е.

– Вы говорили о драматургическом буме. Но режиссеры все чаще обращаются не к пьесам, а к прозе. И даже к не художественным текстам.

– Это объясняется не только онтологическими воззрениями каждого постановщика, но и эпизацией восприятия мира. Некоторые режиссеры это тонко чувствуют. Вот Сергей Женовач – талантливейший педагог и блестящий режиссер – работает с эпическими текстами. Смотрел в его театре “Об-ло-мов-щи-ну”, “Мальчиков”, “Записные книжки”. У Женовача невероятные актеры. Его театр – эпическая линза. Через классический материал ему интересно взглянуть и на современность. Но все-таки это не тот театр, с которым я совпадаю.

Михаил Угаров все время заостряет внимание на том, что реальность ускользает, стирается. И чтобы ее обнаружить, необходимо обращаться к документу. Такой онтологии соответствует материал, добывае-мый методами, аналогичными методам современной социологии и психологии, а также литературы нон-фикшн. Но в одних случаях драматурги, например, Елена Исаева, делают из вербатим-материала настоящую пьесу – “Док.тор”, “Мой первый мужчина”. А для иных авторов пьеса оказывается не нужной, достаточно создать что-то типа либретто, театрального полуфабриката. Подобных текстов довольно много. Наверное, они играют важную социальную роль, но с художественной точки зрения они мне не очень интересны.