Режиссер Андрей Могучий с командой единомышленников ставит спектакль-исследование, вступая в диалог с прошлым. Этот контакт обнаруживает неожиданные аналогии с нынешними проблемами нашей жизни.

Один из основателей Большого Драматического Александр Блок обращался к Пушкину со словами: “Дай нам руку в непогоду, помоги в немой борьбе!”. Леонида Андреева можно назвать антиподом “нашего всего”, но именно он, как никто, оказался нужен и современен, его проза помогает понять не усвоенные уроки истории.

В прологе на авансцене стоят стулья. Постепенно их занимают исполнители ролей, в центре гимназистка с красным флагом. Женщина-гример спиной к залу как будто завершает начатое за кулисами дело. После ее ухода лица артистов оказываются покрытыми серым, мертвенным тоном. Речь пойдет о давно ушедших людях. Персонажи молчат, их немота создает атмосферу тревоги.

За поднятым занавесом пустая сцена. С высоты по лестницам спускаются два ангела с железными крыльями в черных котелках – вестники и исполнители грядущей казни.

Спектакль состоит из 11 эпизодов. Вот меряет сцену шагами главный герой Петр Ильич (Дмитрий Воробьев), повторяя как заклинание бессмысленные слова: “Так ходит губернатор”. Для него время остановилось в тот момент, когда он махнул платком, дав команду стрелять в толпу бунтующих рабочих.

Постоянный соавтор Андрея Могучего художник Александр Шишкин творит мощный визуальный ряд, то сжимая место действия до узкого интерьера спальни героя, то расширяя его с помощью экранов до громадного пространства, вмещающего казенные, унылые стены кабинета губернатора с грязными окнами, городское кладбище с крестами. Шишкин использует фотографии, хроникальные кадры, фрагменты фильма Якова Протазанова “Белый орел”, снятого по андреевскому “Губернатору” (где главную роль играл Всеволод Мейерхольд).

Камера следит за малейшими изменениями лица Петра Ильича – Дмитрия Воробьева, многократно увеличивая перепады его состояния от растерянности к ужасу неотвратимого возмездия. Ангелы Смерти расстреливают подушку, которой герой пытается защититься от гибели. Этот сон будет его преследовать. Как и злополучный платок, превращающийся в полотнище, взмывающее ввысь, падающее наземь.

Плотность метафор как будто уравновешивается голосом незримого рассказчика – Василия Реутова. Текст нужен там, где звучат потаенные мысли Петра Ильича: “Он поехал смотреть убитых, сваленных в пожарном сарае <…>. Конечно, не нужно было ездить; но, как у человека, сделавшего быстрый, неосторожный выстрел, была у него потребность догнать пулю и схватить ее руками, и казалось, что если он посмотрит на убитых, то что-то изменится к лучшему”.

Не изменится. Призраки сорока семи убиенных, из них девять женщин и три девочки, будут сопровождать Петра Ильича после того, как он увидит трупы. На фурах вывезут лежащих в ряд кукол в человеческий рост.

Пулю не удалось схватить руками, пройдет совсем немного времени, чтобы губернатор почувствовал ее во лбу, еще до того, как свершится казнь.

Чем острее мучают губернатора угрызения совести, тем все более одиноким и непонятым он становится. Подчиненные, семья считают его муки блажью. Стоит усилить охрану, вызвать казаков, и все уладится. Но подспудно не только близкие, но и весь город свыкается с неизбежностью кары. Невыносимое одиночество заставляет Петра Ильича ждать казни как избавления от страданий.

Кто-то из критиков писал, что “Губернатор” своего рода монодрама. Работа Дмитрия Воробьева – эталон психологического проживания в образе. Однако и окружение Петра Ильича стоит отдельного разговора. Андрей Феськов – сын Алеша, гладкий, самодовольный. Для него метания отца чуть ли не измена государству. Такие, как Алеша, оправдают любое насилие. Губернаторша Марья Петровна в исполнении Ирины Патраковой сильно отличатся от дамы, описанной Андреевым. В сцене на даче мы видим ее подшофе. Лев Андреевич Козлов (Анатолий Петров) – чиновник по особым поручениям явно наделен губернаторшей весьма конкретным “поручением” – бесстыдным флиртом. Хотя, быть может, веселящиеся гости и фейерверк лишь кажутся губернатору отвратительной оргией, диссонирующей с его душевным состоянием.

Перед нами проходит вереница лиц, и каждый эпизод сыгран превосходно. Артист товстоноговского БДТ Георгий Штиль в маленькой роли старика Егора, помощника садовника, становится в спектакле “гласом народа”, не оставляющим губернатору и тени надежды на спасение. Одна из самых потрясающих сцен – оплакивание матерью убитого ребенка – исполнена молодой Аграфеной Петровской с пронзительной подлинностью. Ее монолог взят из рассказа Андреева “Великан”, в нем мать убаюкивает сказкой мертвую дочь.

Стоит сказать, что литературная композиция спектакля, куда включены тексты нескольких произведений писателя, а также фрагменты текстов Гойи из серии “Капричос”, сделана Светланой Щагиной прекрасно, так, что не видно “швов”. Усилия каждого участника спектакля направлены на достижение филигранной точности, помогающей понять и почувствовать своеобразие творческой манеры Леонида Андреева, во многом опередившего искания художников своей эпохи. И театр вслед за автором смешивает стили, используя приемы театра символистского, экспрессионистского, футуристического, абсурдистского. В этом удивительном сплаве ощущается бег времени, трагически оказывающийся бегом на месте. “Так было, так будет”, – этими словами заканчивается один из рассказов, вошедших в ткань спектакля.

Губернатор получает письма, состоящие из двух слов: “Убийца детей”. Внезапно поток проклятий прекращается. И вдруг приходит “последнее запоздалое письмо” от гимназистки. Грассирующий, нежный голос Александры Магелатовой (еще одна актерская удача спектакля), волнуясь и запинаясь, читает слова участия: “Вероятно, у вас и вправду нет никого, кто мог бы о вас поплакать, когда вы умрете <…> Клянусь, я буду молиться о вас и плакать о вас, как будто я была ваша дочь, потому что мне очень, очень жаль вас”. Стайка гимназисток, воздушных созданий (в спектакле участвуют ученицы Школы классического балета имени Н.А.Долгушина) кружится в финале, когда казнь губернатора совершится.

В одном из интервью на прямой вопрос: надо ли понимать смысл “Губернатора” как констатацию того, что надежды на лучшее нет и быть не может, Андрей Могучий отвечал, что ему было важно показать момент грани, той грани, которую переходить нельзя. “Надежда в любви и сострадании”.

“Губернатор” обрушивается на зрителя громадой впечатлений. Такое ощущение возникает еще и потому, что он длится всего один час сорок пять минут. Видеообразы, постоянная смена пространства, быстрые перепады настроения той или иной сцены, сопровождаемые музыкой Олега Каравайчука, фрагментами “Симфонии гудков” Арсения Авраамова, спрессованы в мистериальное действо, движущееся с неумолимой скоростью. Точность в костюмах, гримах и интерьерах создает образ времени создания рассказа (1905), сообщая спектаклю, говоря словами Александра Шишкина, “классичность и монументальность”. Между тем, именно сочетание традиционного театра с возможностями современных технологий делает сценический текст захватывающе свежим и оригинальным. Ловишь себя на мысли: как жаль, что невозможно “прокрутить” уже увиденное снова.