Одним из главных событий фестиваля “Радуга”, прошедшего в начале июня в Петербурге на сцене ТЮЗа имени А.А.Брянцева, стал спектакль Оскараса Коршуноваса “Свадьба”. Заняты в нем вчерашние студенты – актерский курс Коршуноваса в Вильнюсской консерватории, чего по ним совсем и не скажешь, настолько технично, импровизационно легко и кристально ясно сыграли они спектакль по мотивам ранней пьесы Бертольта Брехта “Мещанская свадьба”.

Молодежь смягчила свойственные режиссеру иронию и сарказм, но унаследовала его любовь к абсурду и едкой социальной критике. “Свадьба” сделана человечно и живо. В ней режиссер, не притязая на философские глубины, все же подводит зрителей к обобщению культурных, социальных и поколенческих конфликтов.

От брехтовской пьесы в спектакле Коршуноваса осталось всего ничего: исходное событие – свадьба, да главные действующие лица. Во всем же остальном пьеса послужила основой для актерских экзерсисов. Текст, что звучит со сцены, рождался из импровизаций, его темы и репризы придумывались исходя из особенностей той или иной пуб-лики, для которой спектакль будет играться. Скажем, фестивальные зрители в Петербурге задыхались от смеха в сцене спора двух героев о психологическом и постдраматическом театре. Набившие оскомину аргументы непримиримых театральных критиков в защиту духовности или перформативности, произносимые от лица персонажей, мало что смыслящих в подобных тонкостях, приобретали до того анекдотический характер, что на самом деле казались сущей нелепостью.

Коршуновас ставит свой спектакль, конечно, в первую очередь, о литовцах, о проблемах, характерных именно для Литвы: о ее изолированности, консервативности, о болезненной ассимиляции деревенских жителей в городских условиях, и в то же время о стремительном вырождении культурных традиций, об утрате связей между поколениями.

Но в России история молодоженов из литовской глубинки смотрится как нечто родное и до боли знакомое. И не только потому, что черты мещанства не имеют национальной принадлежности, и не потому, что Литва по сию пору не изжила советского наследия (хотя и это тоже, конечно), но потому, что в спектакле срабатывает эффект болезненного узнавания: режиссер вместе с актерами рассказывают нам о литовцах, а мы в чужом отражении распознаем себя. С этими вставшими поперек горла салатами оливье, с этой семейной любовью-ненавистью, когда и рядом находиться невмоготу, и податься больше некуда, с этими пьяными объятиями, внезапно переходящими в драки и удушения, с орущей во всю мощь музыкой группы “Руки вверх”, заглушить которую могут только матерная брань и горючие слезы невесты. Свадьба – один из примеров социальной и культурной деградации, превращающей ритуал в фарс.

Спектакль Оскараса Коршуноваса решен в духе знакомых каждому русскому человеку шумных застолий. Семейный праздник начинается вполне мирно и благочинно. Юркая девочка, сестра невесты (Грета Петровските), просит всех зрителей встать и громко поприветствовать молодоженов. За деревянным столом, гордостью и делом рук молодого жениха (Каролис Вилкас), накрытым цветной клеенкой, расставлены домашние яства. Центр стола займет миска с оливье, торжественно внесенная на сцену свекровью Камиле Петрушкевичуте. Крепкая медведиха, она, как фельдмаршал, командует гостями, ревниво поглядывая на невестку Зигименте Елены Якстайте (такого оливье этой худосочной барышне для ее любимого сына в жизни не состряпать), и оберегает от пронырливых рук свои кулинарные шедевры.

Правда, на ее фирменное желе кто-то из гостей все-таки ненароком присядет.

Хотя сам Коршуновас определяет жанр постановки как сатиру, но ее как раз в спектакле меньше всего. В исполнении актеров нет желчи или карикатуры, которые всегда тянет привнести в подобного рода жанровые картины (недавний пример – сцена дня рождения Саши из “Иванова” в постановке Тимофея Кулябина в Театре Наций). Коршуновас прибегает к заострению, сгущению красок, но лишь в той мере, что не противоречит жизненности. Гротеск вырастает из подробного психологического разбора.

Главное, что подкупает в молодых литовских актерах, так это то, что играют они не про абстрактных мещан или деревенских жителей, но про себя, говорят о своих, хорошо понятных им, личных проблемах.

Коршуновас выстраивает отношения между персонажами на тончайших микросюжетах. Здесь куда важнее то, что раз-ворачивается на втором плане, от него, однако, внимание зрителей постоянно стараются отвлечь. Все эти малозаметные переглядывания и касания за спиной и под столом интересны куда больше шумных сцен. У каждого героя – своя насыщенная сценическая жизнь, и следить за ней до чрезвычайности увлекательно.

Дочь будто невзначай наступит на ногу отцу (Артем Рыбаков), втирающему очередную байку о родственнике, умершем то ли от энцефалита, то ли от дифтерита. Сестра невесты, еле держась на ногах, но осваивая азы флирта, будет охмурять случайно забредшего на свадьбу очкарика-соседа (Оскар Выгоновски), то роняя на его плечо кусочек торта, то многозначительно подмигивая из-за спины сестры. Девственности, в конце концов, она лишится под столом, в то время как старшие за ним же продолжают вести спор о том, патриотично ли покупать готовую мебель в “Икее”. Лучший друг жениха (Лукас Малинаус-кас), мачо в расстегнутой до пупа рубахе, будет кокетничать с невестой и тискать ее по углам, в то время как новоиспеченного молодого мужа попытается соблазнить подруга невесты в мини-платье, еле прикрывающем ягодицы. Эта задевающая самолюбие игра, распаляющая ревность супругов, закончится, в конце концов, некрасивой ссорой с размазанным по полу салатом и разлитой водкой.

Понятно, что на этом семейном празднике, перешедшем все мыслимые и немыслимые неприличия, должен произойти взрыв. И взрыва этого зрители с нетерпением ждут, гадая, у кого же из героев первым сдадут нервы, и когда празднование полетит в тартарары, а за пристойным фасадом вдруг обнаружится неприглядная изнанка. Интригу Коршуновас держит до последнего, с каждой сценой усугубляя абсурд.

Бомбой замедленного действия окажется интеллигентный тихоня, муж сексапильной подружки. Он – жуткий зануда, и за весь вечер ему не дали рас-крыть рта. Но когда жена во всеуслышание заявит, что невеста беременна, да вовсе не от жениха, вот тут зрители и станут свидетелями поистине коронного выступления персонажа Кестутиса Циценаса. Он, запугивая пьяных гостей приемами кунг-фу, расскажет им и нам, что устает на работе, как собака, и что жену отлупить как следует сил не хватает, и результаты налицо. Угрожая жестокой расправой, он заставит всех присутствующих выслушать, наконец, свой “крик души” – поэтический отрывок о литовских березах. На гостей он подействует отрезвляюще.

И всем как-то сразу станет ясно, что праздник не задался, что все здесь слишком хлипко и недолговечно. Мебель, что сколачивалась на века, развалится, не дотянув до утра: пиршественный стол некрасиво накренится и рухнет к ногам новобрачных. Отправившись в новую жизнь, они вдруг оказались на ее обломках.

Коршуновас не оставляет своим героям иллюзий. Очутившись в одиночестве, они и сами толком не разберут, что же сблизило их, таких чужих и далеких друг другу. И если в начале действия робкие молодые люди вызывали сочувствие, то ближе к финалу не останется сомнений, что они омещанятся так же стремительно, как и их родственники. Процесс уже запущен: тоскливо глядеть, как супруг отчитывает сидящую на полу беременную жену за порчу сделанной им мебели. Хотя это не помешает ему в следующую секунду лихо подхватить ее на руки и унести в спальню. И действительно, если встреча с безрадостными буднями неминуема, так зачем отказывать себе еще в одном свадебном удовольствии.