Юбилей отметили без пафоса, в сдержанно-благородной манере, как, наверное, и следует чествовать художника такого уровня и достоинства. Лавровский – не любитель банальностей и общих мест, а потому не захотел принимать поздравления, восседая в ложе. Он отложил чествование, дабы серьезно подготовить свой творческий вечер, обойдясь без видеохроники и традиционных воспоминаний. На сцене царил только танец: ученики и постановки Лавровского.

Выросший в интеллигентной театральной семье, Михаил Лавровский – человек высокой культуры и широчайшего кругозора, что всегда мощно резонировало в его танце и продолжает находить отражение в его балетах. В поле своих хореографических произведений Михаил

Леонидович вводит не только разные танцевальные стили, но и разные художественные эстетики. В своих работах он рассказывает истории, в их центре неизменно – яркая незаурядная личность. Танец ради танца автору не интересен. С помощью хореографии он заглядывает в души героев, пытается их понять. Он тщателен в подборе музыки, оформлении сцены и костюмов. Его балеты – высказывания и одновременно – диалоги со зрителем. И, конечно же, постановки Лавровского тотально театральны. Экспериментируя с разными сюжетами, он для каждого находит эксклюзивные выразительные средства, свой язык. Великий артист (один из лучших Спартаков отечественной сцены, блистательный Базиль в “Дон Кихоте”, потрясающий Альберт в “Жизели”), он и как постановщик создает выразительные партии-роли, даря исполнителям возможность не просто блеснуть отточенной техникой, но и раскрыться во всем богатстве индивидуальности.

В программу вечера вошли фрагменты балетов юбиляра и номера его учеников, выступивших в знаменитых партиях своего педагога. И хотя как танцовщик Лавровский в бук-вальном значении слова неподражаем, выходившие в его честь на сцену солисты Большого не посрамили наставника, продемонстрировав заразительный, темпераментный, по-настоящему мужской танец, отмеченный (как сказал об исполнительском мастерстве самого Лавровского Юрий Григорович) доблестью. Этим, почти вышедшим из современного обихода, словом можно охарактеризовать выступление Владислава Лантратова, станцевавшего с великолепной Екатерины Крысановой па де де из “Дон Кихота” во всем его триумфальном блеске.

Лавровский-хореограф был представлен знакомыми постановками, такими как “Фантазия на тему Казановы” и “Нижинский”, номером “Русская балерина” и незнакомым дуэтом “Амок”. Изысканный “Казанова”, сочетающий галантность эпохи рококо и открытую страстность современной хореографии, обрел в Большом театре новых исполнителей. В заглавной партии выступил Игорь Цвирко, каждой новой ролью расширяющий представление о своих возможностях. Знаменитый авантюрист и покоритель женских сердец представлен здесь и как одинокий романтик, и как соблазнитель-философ, и как страстный любовник, и как бунтарь, выступающий против нравов общества. Словно сошедшие с полотен Ватто герои этого, окрашенного изящным юмором, балета меняются на протяжении спектакля. Манерные пластические завитушки в духе рокайля уступают место подлинной чувственности. Московская премьера балета состоялась в 1993 году, а немного позд-нее атмосферу галантной эпохи передал в своем призрачном “Парке”, поставленном, как и “Казанова”, на музыку Моцарта, Анжелен Прельжокаж.

Рядом с этим куртуазно-изысканным, построенном на полутонах балетом Лавровского еще более резко и экспрессивно прозвучал “Амок” – дуэт-поединок мужчины и женщины, врача и пациентки. Цвейговский сюжет на тему овладевающего человеком “духа”, гонящего его неведомо куда и делающего способным на убийство, передан постановщиком как концентрированный образ этого морока. Женщина манипулирует мужчиной, заставляет его подхватывать нервные ломаные движения, вовлекает его в наэлектризованное поле. А затем ускользает, оставив как доказательство реальности своего существования шарф в руке партнера, словно подтверждая этим вещественным доказательством реальность собственного существования и вызывая массу ассоциаций – от платка, которым в балете Лара Любовича “Отелло” мавр душит Дездемону, до вариации Никии с шарфом в акте “Тени” из “Баядерки”. Фрагмент оперы-балета “Амок”, премьера которого состоится в 2018 году, исполнили артисты Большого Артур Мкртчян и Анита Пудикова. Надо сказать, что балеты Михаила Лавровского благодаря мощному ассоциативному ряду заставляют работать память и фантазию. Сюжет загадочной “Русской балерины” из балета “Дерево павлинов” Лавровскому подсказал Тонино Гуэрра, сочинив историю о том, как за стройной, но очень пожилой балериной тенью шел по улице юноша. Смущенная женщина, придя домой, рассказала об этом приключении дочери. Та, выглянув в окно, увидела внизу стоящего с поднятой головой… старика. У Лавровского эта пара соединяется в танце – гибком, отстраненном, с налетом чувственности. Перед тем как начать преследование незнакомки, молодой человек, явно не чуждый танца (однако не классического), верховодит тремя юными девушками, что вызывает ассоциации с баланчинским Аполлоном Мусагетом. Барышни демонстрируют ему свои танцевальные навыки, его же интригует легкая балетная походка таинственной незнакомки, скрывающей лицо. В номере-дуэте Лавровский соединил артистку Большого Викторию Литвинову и осетинского танцовщика и хореографа, своего ученика по ГИТИСу, Алана Кокаева, что создало особый эффект – в сюжете сошлись не только разные временные эпохи, но и разные танцевальные культуры.

Завершал вечер одноактный балет “Нижинский”. Заглавную партию – лежащего на больничной койке психиатрической лечебницы героя, исполнил в прошлом москвич, а ныне петербуржец, солист Михайловского театра Иван Васильев. Партию Ромолы станцевала солистка Большого Мария Виноградова, а в роли Дягилева на сцену вышел сам юбиляр. Как и во многих балетах Лавровского, в центре спектакля – яростная борьба за человеческую душу. Дягилев и Ромола, выступающие здесь как властные и агрессивные противники, не считаясь с чувствами несчастного больного, живущего только воспоминаниями о своей танцевальной карьере, пытаются вырвать из рук друг друга то, что осталось от прежнего Вацлава. А он – мечется между ними и пытающимися связать его санитарами. В его пластике проступают то позы Фавна, то гибкость и прыжковость Раба из “Шахерезады”, то оставленность бессильно поникшей фигуры Петрушки. Партия Нижинского идеально подходит Ивану Васильеву с его кошачьей гибкостью и виртуозным прыжком. Но в этот вечер в фокусе внимания был сам юбиляр. И, правда, время бессильно перед актерской харизмой и магией личности. На сцену вышел мощный, красивый, породистый Артист, не утративший внутренней силы, транслирующий в зал (несмотря на сомнительное поведение своего персонажа, тростью отталкивающего от супруга Ромолу) благородство и ту самую доблесть, которую отмечал в его танце Григорович.