Название “Нелюбовь”, которое Андрей Звягинцев дал своей новой картине, получившей на Каннском фестивале специальный приз жюри, сперва срабатывает как машина времени, перебрасывая в 1992 год, когда вышла “Нелюбовь” Валерия Рубинчика. Время было странное, мрачное и в то же время доверчивое, наполненное силой и надеждой на лучшее. И то, что главная героиня рисовала на обороте фотографии табличку со всеми своими проблемами, а потом в графе “Что делать” писала “Ничего”, скорее зависело не от общих тлена и безысходности, а от тематики, интересовавшей автора сценария Ренату Литвинову. С этого фильма началась ее слава и слава Ксении Качалиной, сыгравшей главную роль. Сделанная ими нелюбовь была и мрачной, и доверчивой, манерной и трогательной, и у нее имелись шансы превратиться в иное чувство.

Прошло двадцать пять лет. Удивительно, конечно, сколько всего уместилось в это время. Нелюбовь не закончилась – ей вообще не свойственно заканчиваться, как, впрочем, и любви. Но в фильме Звягинцева шансов превратиться во что-то другое у нее нет, поскольку нелюбовь там рассматривается как образ жизни – вечный и неизменный. Эти события могли случиться в любом году и в любой стране. Конкретика ничего не определяет.

Но тем не менее она есть. Действие разворачивается в Москве, в Южном Тушино, охватывая три года. Герои смотрят “Дом-2” и передачи Дмитрия Киселева. Слушают новости о том, что происходит в Донецке и Луганске. Надевают спортивный костюм от Боско с надписью “Россия” на груди. Много ниточек, за которые можно с удовольствием тянуть, испытывая тяжелый стыд за то, что происходит в России, и видя Россию в холодной и нелюбящей главной героине, которая в финале фильма будет бежать на месте по дорожке тренажера в том самом костюме.

Стыд и ненависть – чувства горячие. Как и страх и надежда – их режиссер тоже предоставляет возможность испытать. Но все эти чувства будто бы сразу попадают в большой ледяной куб, безупречно правильный, красивый, прозрачный и настолько прочный, что растопить его нельзя абсолютно ничем – ни слезами, ни яростью.

Женя (Марьяна Спивак) работает в салоне красоты, ее муж Борис (Алексей Розин) – в отделе продаж фирмы, имеющей отношение к РПЦ. Они разводятся и не могут дождаться развода, потому что сил видеть друг друга у них уже нет. Поженились по залету – у Жени это была единственная возможность уйти от матери, которая терпеть ее не могла. Теперь Женя, как эстафету, передает свою нелюбовь дальше – двенадцатилетнему Алеше (Матвей Новиков). Он был зачат в нелюбви, выношен в нелюбви, рождался и вовсе в ненависти; Женя рассказывает приятельнице: так тяжело его рожала, что после смотреть не могла. И сейчас Алеша мешает обоим родителям. Квартиру хоть продать можно, а его никто брать не хочет.

У Бориса – уже глубоко беременная любовница Маша (Марина Васильева), у Жени – богатый немолодой любовник Антон (Андрис Кейшс), у обеих пар все прекрасно, отличный секс, а вот девать мальчика некуда. Разве что в интернат, а там и до армии недалеко, как скажет Женя.

Алеша разрешит проблему – просто не вернется домой из школы. Его будут искать, не зная, жив он или его уже нет.

Исчезновение/смерть детей – тема, совершенно точно задевающая максимальное количество людей. Трудно тут не вспомнить “Жить” Василия Сигарева, фильм, который лупил по болевым точкам прицельно и наотмашь, и ужас пополам с ненавистью должны были вскипать и пузыриться, и они вскипали и пузырились. И “Мелодию для шарманки” Киры Муратовой, где было горячее чувство жалости и любви к неприкаянным брату и сестре.

У Андрея Звягинцева интенсивность любви к героям сведена к нулю – возможно, даже и к абсолютному. Если сравнивать этих режиссеров с врачами, то Муратова, например, хирург, где “нож целебный мне отсек страдавший член”, а Звягинцев – патологоанатом. И пациент его скорее мертв, чем жив.

Кстати, о врачах. Врачи, учителя и полицейские – те люди, общение с которыми в России часто заставляет испытывать всю гамму тяжелых, страшных и сильных чувств, и на этом достаточно нетрудно сыграть: каждый узнает что-то из собственного опыта. Но нет: у Звягинцева представители всех этих профессий – нормальные, обычные люди. Учительница удивлена пропажей Алеши и переживает. Полицейский говорит красивым, усталым голосом, что подростки-бегунки в течение недели обычно возвращаются, и искать Алешу он не будет, но при этом советует обратиться в волонтерский отряд, дает координаты и потом этому отряду посильно помогает. Медсестра в больнице, где лежит похожий на Алешу мальчик, дружелюбна с Женей, в палате чисто, мальчика медсестра будит ласково. Все в порядке. Ведь если у врачей и полицейских будет разрываться сердце из-за каждого пациента и потерпевшего, они не смогут работать.

И волонтеры спасательного отряда под руководством координатора Ивана (Алексей Фатеев) действуют четко и слаженно, узнают, куда мог бы пойти Алеша, прочесывают лес, развешивают ориентировки. Сопровождают Женю и Бориса к жениной маме (Наталья Потапова), помогают попасть в запертый изнутри дом и прослушать исполненный яда и ненависти монолог бабушки Алеши о том, что не надо было рожать, когда все предлагали сделать аборт. Организуют опознание в морге похожего по возрасту мальчика. Если у волонтеров-поисковиков и у сотрудников морга будет разрываться сердце из-за каждого пропавшего и погибшего, они не смогут работать.

Такая профессиональная нейтральность, позволяющая делать свое дело, не отвлекаясь, и делать его хорошо, свойственна, кажется, и режиссеру. Он говорит о том, что снимал кино для того, чтобы люди пришли домой и обняли своих детей – для того, видимо, и предельно прямые метафоры, и жанр триллера, которым “Нелюбовь” на какое-то время становится, и телевизионные вставки. Чтобы домой пришли и обняли своих детей очень разные люди.

Но метафоры метафорами… Такие, например, как переход камеры с икон на надпись “Отдел продаж”, вместе с парой похожих кадров намекающие на то, что если бог есть любовь, то в нелюбви его быть не может, а нейтральность “Нелюбви” порой выглядит почти отстраненностью: будто бы режиссер тоже не сможет работать, если у него будет разрываться сердце за героев.

В ответ на эту отстраненность откликается не сердце, а ум – мучительно пытаясь разгадать разные страшные тайны: где Алеша? Утонул ли он в реке? Уехал ли навсегда? Черный ли человек, уходивший в начале фильма в лес по темной тропинке, убил его? Соврала ли Женя, крича на опознании, что это не Алеша? Почему рыдал Борис, глядя на тело – от ужаса или от облегчения?

Ответа не будет. Фильм начинается в 2012 году, а заканчивается в 2015-м. Страна уже другая, и другое странное, наполненное силой и надеждой время сменилось холодом, льдом и безысходностью. Маша говорит на кухне со своей мамой, многим похожей на маму Жени, а Борис хватает маленького сына, который мешает смотреть ему телевизор, и почти швыряет его в манеж, и мальчик плачет, зовет: “Мама!”

То, что нормальных матерей в этом фильме нет, мы уже поняли. Антон и Женя тоже смотрят телевизор, а потом Женя выходит на балкон и встает на беговую дорожку – куда ты бежишь на месте, дай ответ!

Нет ответа. Отцы предают. Матери отторгают. Россия – наше отечество. Смерть неизбежна.