Явление призрака

Сцена из балета “Видение розы”. Фото предоставлено пресс-службой проектаНынешний балетный сезон, добравшийся до середины, не богат яркими событиями. Только в феврале стало наблюдаться некое танцевальное оживление. Вероятно, поэтому такой интерес вызвал проходивший уже во второй раз в Москве гала-концерт “Танцы о любви”, приуроченный ко дню Святого Валентина. К счастью, продюсеры концерта Екатерина Барер и Александр Сергеев нашли для него новую площадку – “натанцованную” сцену РАМТА (вместо Театра Эстрады, мало приспособленного для подобных мероприятий).

Несколько изменилась и концепция самого вечера. Дебютный проект предлагал зрителю своеобразный экскурс по истории любовных дуэтов двадцатого века. Начинали тогда с якобсоновского “Спартака” и “Ромео и Джульетты” Леонида Лавровского, а завершали эту антологию совсем недавними хореографическими сочинениями. В феврале 2017 года за любовь в танце отвечали исключительно наши современники, среди которых – хореографы-участники прошлогоднего гала Раду Поклитару и Владимир Варнава. Премьера одноактного балета последнего и составила основную интригу вечера.

Несмотря на свою молодость, Владимир Варнава – человек в мире балета известный. Ставил номера для премьеров, прима-балерин и солистов Большого и Мариинского театров. Обласкан “Золотой Маской” (правда, как исполнитель), а в нынешнем году и сам судит коллег, войдя в состав жюри музыкального театра.

На этот раз Варнава смело взялся за хорошо известный любому мало-мальски знакомому с историей хореографии материал. Источником вдохновения для постмодернистского поиска послужил десятиминутный балет Михаила Фокина на музыку Карла Марии фон Вебера “Видение розы”, некогда постав-ленный для Вацлава Нижинского и Тамары Карсавиной. Один из самых поэтичных и чувственных балетов плывшего против течения балетмейстера – завидный объект для всякого рода деконструкций. Если Михаила Фокина на постановку вдохновили строки стихотворения Теофиля Готье “Я – дух розы, которую ты вчера носила на балу”, то, по словам Владимира Варнавы, сюжет о призраке цветка стал для него только импульсом к постановке. Впрочем, в основе и первоисточника, и его симулякра – чувственное переживание. В первом случае – дурманяще-поэтичное, во втором – прозаически-жесткое. Le Spectre de la rose переводится и как “видение”, и как “призрак” розы. У Фокина – впорхнувшее в девичью спальню мимолетное видение (костюм Нижинского напоминал бутон) “окутывает и обволакивает” героиню как душистый аромат. У Варнавы же это – призрак, способный явиться в пугающем сне. Оголенный по пояс, с обритой головой, одетый в юбку, он напоминает самурая и вышагивает как воин – ритмично и наступательно. Да и девушка здесь депоэтизирована и лишена какой-либо мечтательной привлекательности. Она деловито гадает на цветке, безжалостно общипывая бутон, а затем залепляет парой оборванных лепестков глаза. Ее движения резки и конвульсивны. Она – словно жертва кафкианского превращения. Руки закручиваются вокруг ног, тело завязывается в узлы. Пожалуй, вступительный монолог героини несколько затянут. Варнава и его постоянный соавтор – питерский композитор Александр Карпов превратили миниатюру в полноценный по продолжительности одноактный балет, где на место фокинской импрессионистской легкости заступил брутальный экспрессионизм с его ломаными линями и угловатыми движениями. Ни изящества, ни нюансов, ни тонкости настроений, ни дыхания ускользающей красоты здесь нет. Вместо них – умышленное торжество эстетики некрасивого. Дуэт в привычном понимании отсутствует. Партнеры – сильные, опытные и чуткие танцовщики Полина Митряшина и Александр Челидзе (с ним Варнава делал свои “Записки сумасшедшего”) существуют как бы в параллельных мирах. Когда они, наконец-то, соединяются в красивом адажио, возникает даже своего рода гармония – гармония слияния двух кошмаров. Девушка пытается укротить пришельца, а он – ее уничтожить. Нарочитая резкость и рваность движений исполнителей периодически сменяется плавностью, особенно в танце Александра Челидзе. Один из наиболее выразительных моментов – его акробатическое соло с широкими текучими движениями, которые, кажется, рождаются в невыносимой муке, будто каждый взмах руки, каждое плие подобны пытке. Испытанием выглядит и пробуждение девушки, ей уже наяву, а не во сне, является тот самый самурай, теперь – в партикулярном пиджаке, но все с теми же агрессией, энергией и напором.

Считывать все смыслы, заложенные Варнавой и его артистами (несомненно, соавторами) в спектакль – дело сложное, но увлекательное. Например, что означают расставленные по сцене розовые фламинго? Покопавшись в интернете, можно без труда узнать, что эта птица – “символ исполнения ваших желаний”. (Как тут не вспомнить изречение “Бойтесь ваших желаний, они могут исполниться”!)

Существует легенда, что в период голода фламинго кормили людей выклеванными из своей плоти кусочками мяса, и вытекающие из раны капли крови окрасили птичье оперение в розовый цвет. Оба варианта вполне подходят к поведанной со сцены истории. А может быть, эти птицы – отсылка к первоначальному замыслу Льва Бакста (художник фокинского “Видения розы”), первоначально украсившего комнату героини Тамары Карсавиной клеткой с канарейкой. Но одна прямая цитата здесь все-таки существует. Это – финальный прыжок призрака. У Фокина – полет в окно (в вечность), у Варнавы – через распластавшуюся на полу героиню за кулисы.

Свою постмодернистскую версию фокинского шедевра в свое время предложил и Анжелен Прельжокаж – один из апостолов современной хореографии. Отрывок из его балета “Парк”, получивший название “Поцелуй”, завершал, как и год назад, “любовную” программу. И снова прима-балерина Мариин-ского театра Виктория Терешкина и солист того же театра Александр Сергеев (один из устроителей вечера) продемонстрировали чудо сдержанной чувственности и любовной выразительности.

Между “Видением розы” ищущего своих путей Варнавы и “Парком” уже ставшего классиком Прельжокажа расположилась многоликая программа, украшенная премьерным для России показом “Лебедя” аргентинца Даниэля Пройетто – танцовщика и одного из самых обсуждаемых сегодня хореографов; в исполнении звезды Большого театра Гаваны (Куба) Даниэлы Гомес Перес. Номер посвящен любви к классическому балету, которую Пройетто недавно демонстрировал на сцене Венской оперы, где по приглашению директора Wiener Staatsballett Мануэля Легри выпустил премьеру “Blanc”. (Этот “Белый балет” вкупе с “Симфонией C” Джорджа Баланчина и “Полетом стаи” Эдварда Льянга составил своеобразный танцевальный триптих.)

“Лебедь” отсылает опять же к Фокину, автору еще одной гениальной миниатюры “Умирающий лебедь”, вот уже без малого сто десять лет не сходящей с балетных подмостков. В номере Пройетто на экран проецируются лица, руки и стопы исполнительниц разных времен в лебедином обличье, им – взмахами удивительно гибких рук – оппонирует великолепная Даниэла Гомес Перес, балансирующая на грани пародии и серьезного танца. На сцене появляется мальчик с высоким чистым голосом, его глазами, очевидно, увиден этот вечный образ гибнущей красоты.

Остальную часть программы составляли уже виденные, но от того не менее привлекательные номера. Прима и премьер Большого театра Ольга Смирнова и Артем Овчаренко выдохнули нежно-чувственное па де де из балета Жана-Кристофа Майо “Щелкунчик-компания” на музыку Чайковского. Раду Поклитару, кстати, тоже в свое время постмодернистски препарировавший “Видение розы”, здесь был представлен шутливым дуэтом на мотив народной молдавской песни из балета “Дождь” в отличном исполнении артистов Мариинки – Алисы Петренко и блистательного премьера Игоря Колба. Солисты из Перми Ксения Барбашева и Александр Таранов с перфекционистским шиком исполнили свой, теперь уже коронный, номер “Ноктюрн” на музыку Леонида Десятникова, поставленный для них в рамках телепроекта “Большой балет” Алексеем Мирошниченко.

Очевидно, данью признательности спонсорам вечера – компании “Nespresso”, угощавшим зрителей в фойе кофе, стал еще один номер Варнавы – вполне хулиганское соло “Ты – сливки в моем кофе”, в финале которого исполнительница Диана Муха-медшина (Московский театр “Новый Балет”) облила себя упомянутым напитком. В общем, любовь – бывает разной, и устроители вечера постарались представить все оттенки и проявления этого чувства, даже самые небанальные.

Алла МИХАЛЕВА

Сцена из балета “Видение розы”.
Фото предоставлено пресс-службой проекта
«Экран и сцена»
№ 5 за 2017 год.