“Льюин” – кельтское имя, которое можно перевести как “львиноподобный”, и внешность фолк-музыканта Льюина Дэвиса (Оскар Айзек) имени очень соответствует: большие яркие глаза, спутанные вьющиеся волосы, крепкое выносливое тело, помогающее ему обходиться промозглой нью-йоркской зимой без пальто. Больше ничего от льва, да и от любого хищника тоже, в Льюине Дэвисе нет.

Итан Коэн вспоминает, как брат как-то утром сказал ему: “Послушай, как тебе такое начало фильма: главного героя, фолк-музыканта, избивают в темном переулке за клубом в Гринвиче?” И добавляет: “Представляя себе этот эпизод, мы задались вопросом: почему вообще кто-то должен бить фолк-певца? Так мы начали придумывать сценарий фильма, историю, причины, которые помогли бы объяснить, почему наш герой так жестко получает по морде”.

Фильм “Внутри Льюина Дэвиса” закольцовывается, в конце повторяется первая сцена, где певца вызывают на задворки клуба и дают оплеуху, но в этот момент уже более-менее ясно, отчего это происходит с обаятельным, безалаберным и очень любящим свою музыку Льюином Дэвисом.

Отчасти это происходит потому, что Дэвис принадлежит к той же породе людей, что и Ларри Гопник, герой коэновского “Серьезного человека”. Ларри сравнивали с Иовом из-за количества свалившихся на его голову бед: от проблем с соседом, отхватившим часть его газона, до очень нехороших результатов рентгенографии. У Дэвиса тоже проблема на проблеме: своего жилья нет, девушка приятеля от него беременна, другая девушка, как неожиданно выясняется, воспитывает от него ребенка, отец болен и не узнает сына. А самое главное – никому Льюин со своими песнями не нужен. Не продаются ни пластинка, записанная вместе с другом, который позже по непонятным причинам бросился с моста (пластинка эта не без доли черного юмора называется “Были б мы крылаты”), ни сольная пластинка “Внутри Льюина Дэвиса”.

Денег нет, редкие заработки перепадают в клубе – хозяин его с оживленным равнодушием говорит и о том, как Дэвис накануне напился, и о том, кому из выступавших он бы “вдул”. В этом контексте музыкант видится маленьким, незлым в сущности человеком. Ему просто здорово не везет, и это заставляет испытывать к нему жалость – пусть и не такую сильную, как к кроткому Гопнику.

К тому же действие происходит в начале шестидесятых, времени тихого расцвета фолк-музыки. И пока еще не явился из этого расцвета Боб Дилан и не получил всю славу, которая не досталась исполнителям, шутившим в клубах: “Если песня старая, но при этом она не стареет – значит, это фолк”.

Льюина Дэвиса никогда не существовало, но во время написания сценария Коэны пользовались мемуарами Дэйва ван Ронка, фолк-музыканта; у него, кстати, и пластинка такая была: “Внутри Дэйва ван Ронка”. В мемуарах он рассказывал о периоде, который был очень романтичным, но быстро кончился. Каково могло бы прийтись после его завершения Льюину Дэвису, упорно не желающему расставаться со своей музыкой, своими темами, своей мечтой о сольной карьере, и на взлете фолка никого не интересовавшей – тоскливо думать.

“Внутри Льюина Дэвиса” – саркастическое опровержение всех установок вроде: “Верь в себя, иди к цели”. В фильме есть несколько поворотов, которые у режиссера попроще и пооптимистичнее Коэнов непременно вывели бы лохматого певца к успеху. Вот, например, его приятель (Джастин Тимберлейк) предлагает Дэвису поучаствовать в записи идиотского сингла про скафандр (Гагарин в фильме не упоминается, но именно в тот год, когда происходит действие, он полетел в космос) – вот он, шанс, но происходит путаница с документами, и имени Дэвиса на пластинке не оказывается. А потом в гостях ему скажут: “Замечательная у вас профессия: один хит – и все проблемы позади!” – глупая песенка и вправду стала хитом, но получить хоть какие-то бонусы Льюину не светит.

Или еще вариант: музыканту предлагается поездка в Чикаго с парой странных незнакомцев. В оптимистической версии это были бы сперва ссоры и непонимание, а потом дружба, бешеный восторг публики, рождение новой группы – в общем, все, как в кино. Но в этой картине – как часто у Коэнов – все совсем не как в кино. Если вспоминать сценариста Бартона Финка (о нем режиссеры сделали фильм двенадцать лет назад), похожего на Дэвиса и структурой личности, и тем, что у него тоже не очень-то получается поставить себя на широкую ногу, то вокруг Финка хотя бы кипела хоть и жутковатая, и абсурдная, но жизнь. То, что происходит вокруг Дэвиса, скорее напоминает хлюпающую в ботинках нью-йоркскую слякоть. Поэтому по пути в Чикаго одного из попутчиков увозят полицейские, а второй, хромой джазист (Джон Гудмен), всю дорогу глумившийся над Дэвисом, то называя его “певцом полей”, то припечатывая: “Фолк поешь? А мне послышалось, что ты назвал себя музыкантом!”, никак на это не реагирует, похрапывая на заднем сиденье машины.

Оставшись в машине наедине с джазистом, Дэвис вынужден принимать решение. Даже несколько решений. После них тоже становится ясно, почему ему дали по морде. И когда чуть позже он предстанет перед знаменитым продюсером Гроссманом (Ф.Мюррей Абрахам), которого ценит так, что считает почти богом – и тот, ни разу не изменившись в лице во время прослушивания песни, спокойно скажет: “Здесь не пахнет большими деньгами”, Дэвису сочувствуешь уже совсем не так, как в начале.

Это смешной фильм, это печальный фильм, но это еще и фильм с моралью, и сравнить Дэвиса с Иовом никак не получится. Насылать на него ураган, как на Ларри Гопника, Коэны не стали и отправлять на берег моря с таинственной коробкой, как Бартона Финка, тоже не стали. А вот по морде – самое то. Это как раз уровень Дэвиса, несущего по слякоти, сквозь городской туман, изумительно показанный оператором Брюно Дельбоннелем, свой возможный девиз: “Я никогда не умел быть первым из всех, но я не терплю быть вторым”. При этом быть первым ему не светит: золотое клеймо неудачи на уже не таком безмятежном челе горит ярко и видно издалека.

В новом фильме Коэнов изрядное количество места – как этим зверькам и свойственно – занимают рыжие кошка и кот. Заночевав как-то у своих друзей, доброй профессорской пары, Льюин случайно выпустит кота на улицу. В результате судьба животного сложится недурно, и в конце концов выяснится, что зовут кота Одиссеем. “Одиссей?” – в восторге переспросит Дэвис, явно предполагая, что бестолковые мотания в метро, электричках и попутках тоже как-то связывают его с этим героем. К тому же Льюин – моряк, в юности служил в торговом флоте и в какой-то безденежный момент он пытается вернуться в прежний мир. Но судьба опять делает поворот не туда, оставляя Льюину мир нынешний, с редкими аплодисментами и частым отчаянием, с бедностью и невезением, с пьянством и пониманием, что музыка пребудет с ним всегда, а вот больше ничего, извините, не предполагается.

Льюин Дэвис не львиноподобен – это скорее можно сказать о коте, добравшемся-таки до дома. И одиссеей его путешествия не назовешь – ни победы над циклопом, ни противостояния сиренам, ни выбора меж Сциллой и Харибдой. Впрочем, не совсем так… Выбор у Дэвиса есть. Хотя бы взять ответственность за судьбу ничейной рыжей кошки, с которой он дважды обойдется плохо. Хотя бы не обижать застенчивую тетеньку, которая пытается спеть в клубе свои песенки. Хотя бы… да, Дэвис не ангел. Но, может быть, тогда кто-то по-другому обошелся бы и с его собственной судьбой – но пока судьба в виде сурового мужика в шляпе отделяется от темной стены и наносит удар в лицо. За что? Значит, было за что.