Инна СУХОРЕЦКАЯ: «Человеческая позиция важнее гражданской»

Инна СУХОРЕЦКАЯ. Фото Е.БАБСКОЙ“Родилась везучей. Все, что происходило в моей жизни, ничем, кроме везения, объяснить невозможно”, – написала на своем сайте актриса Инна Сухорецкая. Ее театральная карьера очень разнообразна. Тут и Дмитрий Крымов, и Иван Вырыпаев, и медитативная антология русского романса (“Русскiй романсъ” в Театре Наций), и прямое, честное высказывание о внешней и внутренней свободе человека (“Алиса и государство” в Центре имени Вс. Мейерхольда), и историческая, но звучащая современно “Сфорца” тоже в ЦИМе, и трогательно-вечные “Бабушки” в театре “Практика”. Разные театры, актуальные темы, успешные режиссеры, номинация на “Золотую Маску” – везение? Конечно, без него артисту нелегко. Но, видя убедительность и отдачу, с которой Сухорецкая выходит на сцену, слушая, с каким глубоким интересом она говорит о профессии и с какой любовью – об учителях, понимаешь, что списывать все на одно только везение было бы большой ошибкой.

В интервью “ЭС” актриса рассказала о своей последней премьере – антивоенном спектакле Виктора Рыжакова “Саша, вынеси мусор”.

– Как в вашей жизни возник спектакль “Саша, вынеси мусор”?

– Виктор Анатольевич Рыжаков с Еленой Ковальской собрали нас втроем – меня, Сашу Усердина и Свету Иванову – в какой-то аудитории МХТ и предложили эту пьесу. Потом Виктор Анатольевич сам ее читал на Володинском фестивале, вот тогда она нас и покорила.

– Не было страшно браться за такой материал? Все-таки пьеса о войне, об украинском солдате, мало ли кто как воспринял бы. Сейчас театр постоянно оскорбляет чьи-то чувства.

– Когда я прочитала пьесу в первый раз, я не заметила в ней ничего политического. Может быть, я политически не активный человек. Драматург Наталья Ворожбит живет в определенной ситуации – в ее стране война. И она описывает свою личную историю. На девяносто процентов пьеса состоит из универсальных ходов человеческих мыслей, которые свойственны всем – и русским, и украинцам, и белорусам, да кому угодно! Это рассказ о семье. Человек, который смотрит со стороны, может решить, что проблемы этой семьи – это все такие маленькие трагедии, в то время как внутри разворачиваются события просто космического масштаба, связывающие живых и мертвых. Мне кажется, этот текст передает то, что свойственно именно женскому уму, каждому женскому существу. В театре “Практика” есть спектакль Светланы Земляковой “Бабушки”. Мы ездили с ним в Австрию, Польшу, Англию. И на встречах после показов зрители говорили – это про нас! Хотя это вообще не про них. То есть, это мы так думали, что не про них, а оказалось, что и про них тоже. Есть некий универсальный, свойственный всем опыт, который легко считывается. Не зря в какой-то момент жизни ты замечаешь, что говоришь точно так же, как твоя мама или бабушка. Даже если ты намеренно будешь пытаться не быть, как они, не выйдет. Связь-то все равно есть. Ты просто ветка на большом дереве. И его корни питают тебя, даже если ты этого не замечаешь.

– Так все же о чем “Саша, вынеси мусор”? О войне? О семье?

– Для меня это спектакль о нелогичности смерти. О том, что смерть как таковая неестественна.

– Смерть на войне?

– Вообще смерть. Герой же умирает не на войне. Он бы хотел этого, но умирает дома в ванной, причем очень некрасиво. И его смерть что-то обнажает в жизни женщин, становится чем-то парадоксальным по отношению к жизни вообще.

– Действие происходит настолько близко к зрителям, что их, наверное, тоже можно считать участниками спектакля. Вы чувствуете настроение зала? Оно как-то влияет на вас?

– Конечно! Атмосфера в зале очень действенна. Приходится немного корректировать свое существование на сцене, ход спектакля. Но бывает такое – человек сидит с угрюмым отсутствующим лицом, а потом оказывается, что спектакль в него очень попал. А бывает – видишь открытое доброжелательное лицо, а в итоге все прошло мимо. Многие, действительно, видят в спектакле пропаганду украинской позиции и не способны увидеть ничего больше. Хотя мы не за Украину и не против. Мы против войны.

– Как вы считаете, театр должен иметь гражданскую позицию? Особенно в те моменты, когда общество разделяется. Или трансляции вечных гуманистических ценностей достаточно?

– Не знаю насчет гражданской позиции. У меня сложное отношение к этому. Мне кажется, театр не должен ничего ни гражданского, ни гуманистического… это удел философии. Режиссер, который ставит спектакль, обычно имеет позицию. Но не гражданскую, а человеческую. Мы часто думаем, что стороны всего две. И можно встать либо на одну, либо на другую. Если сказать очень грубо – выбирать можно не только между красными и белыми, а еще между убийцами и миротворцами, которые есть и с той, и с другой стороны. Я считаю, что человеческая позиция важнее гражданской. С патриотизмом у нас в стране тоже большая путаница. Конечно, нельзя рубить сук, на котором сидишь. Но также вредно и безоглядное отрицание всего остального.

– Театр и вообще искусство могут поменять человека? Я тоже приведу грубый пример – если человек, который хотел пожертвовать деньги армии, посмотрит спектакль “Саша, вынеси мусор”, может случиться так, что он захочет отдать эти деньги миротворцам?

– Не знаю. Я, конечно, надеюсь, что то, чем занимаюсь, имеет смысл. И надеюсь, что театр, который мы делаем, резонирует в людях. Но не бывает такого, что приходит злой человек в театр, смотрит добрый спектакль и становится добрым. Это иначе работает. Человеку знакомо и добро, и зло, и гнев, и сострадание. Смыслы, рождающиеся во время спектакля, апеллируют к тому или иному качеству. Если ты говоришь о чем-то благородном, у зрителя выпрямляется спина и он тоже начинает разговаривать более возвышенно. Это как с растениями, простите за такой пример. Есть же опыты, когда растениям ставят классическую музыку, и они начинают лучше расти. Если рядом с роялем начать играть на другом музыкальном инструменте, его струны будут откликаться на эти звуки. С людьми все не так примитивно, но отчасти похоже. Театр делают люди, которые не лучше и не умнее тех, кто приходит на спектакли. Просто когда ты долго варишься в одной теме, она начинает через тебя звучать громче, ярче. И в какой-то момент, скажем, с 7 до 9 часов вечера, ты просто открываешь крышку своего рояля, а зритель настраивается на твою волну. Поэтому мне кажутся бессмысленными постановки, построенные как обвинения. Все эти – “очнитесь! Что вы делаете?!” Вряд ли на людей, которым это адресовано, такой посыл действует. А по отношению к людям, которые и так понимают, о чем речь, это просто некрасиво.

– Вы упомянули большое количество смыслов и тем, которые затрагиваются в спектакле “Саша, вынеси мусор”. Как это все уместилось в 50 минут?

– Первая часть нашего спектакля – инсталляция со столом – направлена как раз на то, чтобы люди переключились, погрузились в атмосферу. А пьеса сама очень концентрирована, и нам остается только следовать за текстом. Это же тоже талант – говорить коротко, как мудрецы, одним предложением передавать самую суть.

– Вы играете в очень разных постановках. Есть проблемные, гражданские (“Саша, вынеси мусор”, “Алиса и государство”), а есть семейные (“Бабушки”, “Петр и Феврония Муромские”). В каких спектаклях вам комфортнее?

– В так называемых гражданских спектаклях мне сложнее находиться. Всегда хочется переступить эту линию гражданского, политического. Я чувствую, что именно этот слой считывается зрителем, и мне неприятно, что только этот. Хочется раскрыть материал с общечеловеческой позиции, а это часто бывает сложно.

– От участия в каком спектакле вы могли бы отказаться?

– Очень многое зависит от режиссера. Если я вижу, что мне удастся правильно понять режиссера, если мы с ним смотрим в одну сторону, я могу сыграть в чем угодно. А если мы ищем разного, то вряд ли что-то выйдет. Но у меня пока не было такого, чтобы я отказывалась.

– Какой спектакль был для вас самым сложным?

Сейчас мы репетируем спектакль с фондом “Содействие”, который сделал спектакль “Неприкасаемые”. Они решили повторить этот опыт и предложили мастерам из трех театральных школ – ГИТИСа, МХАТа и Щуки – сделать три эскиза с особенными людьми и здоровыми актерами. Этот опыт дается мне очень сложно, и по-человечески, и профессионально. Твой привычный способ работы, цели, которые ты обычно себе ставишь, – все это разбивается. С одной стороны, нужно делать свою роль, а с другой – помогать особенным актерам, уметь вовремя отойти в сторону, не мешать им проявиться. Их творчество не похоже на наше, оно лежит совсем в другой плоскости. Поэтому нужно быть очень осторожным и внимательным, чувствовать, когда следует подхватить, помочь, защитить человека, если он растерялся. Очень сложно соблюсти границу, чтобы не возникло спекуляции, жалости, чтобы все были самостоятельными творческими единицами.

– Как найти этот баланс?

– Не знаю. Каждую секунду ты должен принимать решение, как поступить в конкретной ситуации. Это очень зыбкая почва. Ты не можешь укорениться и чувствовать себя комфортно. Я пока нахожу в этом терапевтический смысл.

– Для кого?

– И для себя, и для артистов с особенностями, и для зрителей. Виктор Анатольевич Рыжаков, когда посмотрел наш эскиз, сказал, что после него возникает чувство, как будто это ты, человек, сидящий в зале, болен.

– Когда и где будет показан этот спектакль?

– Если все сложится, премьера состоится в мае в Театре Наций. Это будет спектакль по пьесе “Женитьба”.

– Вы работаете на разных площадках. Это ваш осознанный выбор? Не хочется служить в одном театре, ощущать стабильность?

– Нельзя сказать, что я специально все так устроила, но так сложилось, и я очень этому рада. После ГИТИСа меня сразу пригласили два режиссера из разных театров. Потом – еще один. И у меня сама собой началась жизнь в разных театрах.

– Такая жизнь подразумевает, что может случиться так, что работы не будет совсем. Не боитесь этого?

– Если такое случится, задумаюсь, как быть. Буду ходить в театры и узнавать, нет ли у них для меня места. Или займусь чем-нибудь другим.

– Вы закончили курс Олега Кудряшова, одного из самых известных театральных преподавателей Москвы. Что он вам дал?

– Практически все, что я умею. У нас на курсе были замечательные педагоги, которые так много несли в себе знаний о театре и о жизни, столько всего в нас вложили. Я до сих пор пытаюсь осознать многое из того, что когда-то от них услышала. Мне очень важно их мнение, важно, что они приходят на спектакли, делают замечания или по милосердию своему не делают их. Это как мнение родителей – хочешь ты или нет, а оно будет влиять на тебя всю жизнь.

Беседовала Маша ТРЕТЬЯКОВА
Инна СУХОРЕЦКАЯ. Фото Е.БАБСКОЙ
«Экран и сцена»
№ 3 за 2016 год.