Британский режиссер и хореограф Мэтью Боурн в последние годы стал талисманом Чеховского фестиваля, обеспечив ему преданную публику, устремляющуюся в кассу загодя, при появлении первых анонсов грядущего спектакля своего кумира.

Вот и в нынешней программе, посвященной Перекрестному Году культуры Великобритании и России 2014, “Шотландский перепляс” Боурна оказался важнейшим событием.

Впервые москвичи увидели работу любимого хореографа в исполнении “чужой” труппы – Шотландского балета (а не его собственной компании “New Adventures”), однако на ее успехе это никак не отразилось. Тем более что впервые приехавший к нам коллектив из Глазго чутко воспринял манеру и стиль мастера.

В основе “Шотландского перепляса” – романтическая “Сильфида” на музыку Хермана Северина Лёвенскьольда. Дух воздуха, “пух от уст Эола”, родившийся в фантазии Филиппа Тальони и воплощенный легендарной дочерью балетмейстера Марией Тальони, – предтеча неземных, парящих созданий: виллис, девушек, обращенных в лебедей, и так далее.

Когда-то давно, в 1971 году, выдающийся ленинградский балетмейстер Леонид Якобсон придумал миниатюру “Полет Тальони”. Она была поставлена на музыку Моцарта для несравненной Аллы Осипенко. Одетые в черное танцовщики поднимали балерину ввысь, и она летала над сценой, как видение, почти не касаясь подмостков.

Но не случайно в своем знаменитом “Лебедином озере” (оно появится годом позже “Шотландского перепляса”, в 1995-м) Боурн сочинил очаровательную и, одновременно, уничижительную пародию на классический балет. В нем можно разглядеть и уморительную Сильфиду с крылышками стрекозы, и ее избранника – коротышку в шортах с топором в руках (это смехотворное зрелище смотрят из ложи Королева-мать, бедняжка-сын и его манерная подружка). По сути дела, вставной номер можно считать неким манифестом: для хореографа все эти летящие, парящие символы старого балета – предмет пародии и насмешки.

Еще до начала спектакля публика слушает музыку бодрых шотландских народных танцев, на сцене же вместо занавеса – неприглядный туалет замызганного паба, стены которого размалеваны граффити и надписью “James + Effie” рядом с сердцем, пронзенным стрелой (художник – постоянный соавтор Боурна Лез Бразерстон). Можно только догадываться, чем занимается молодежь в туалетных кабинках.

Массовка – конек Боурна. Танцующая компания, в движениях которой прихотливо сплелись рок-н-ролл и шотландские пляски, пестрит, как всегда, индивидуальностями. Тут и бойкие, экстравагантные оторвы, и нелепый синий чулок – закомплексованная девица в очках, раздражающая завсегдатаев паба, один из которых демонстративно показывает ей голый зад. Неприличные жесты, как часто у Боурна, придают танцу пикантность и остроту.

Главный герой Джеймс (Кристофер Харрисон) в килте и кожаной куртке – настоящий мачо. Как и его приятели, он не расстается с пивной бутылкой, впрочем, для кайфа ему в какой-то момент понадобятся еще и таблетки. Уже в первой сцене, то под потолком, то где-то рядом с Джеймсом, появится странное существо в платьице с изодранным подолом. Личико подкрашено “готическим” гримом, в растрепанных волосах – белые ленточки, похожие на папильотки. Это и есть Сильфида (Софи Мартин). Крылатая дикарка – чужая во враждебном мире людей. Попав в дом Джеймса, она со злой радостью разбрасывает приготовленные для глажки вещи, готова крушить все, что под руку попадется.

Из паба действие балета переносится в уютную квартирку. Стены обиты клетчатой “шотландкой”, на них развешаны семейные портреты. По сценарию Джеймс – жених добродетельной Эффи (Лючана Равицци), и вот-вот должна состояться свадьба. Матримониальные обычаи для Боурна – нестерпимо фальшивы (в его замечательном “Щелкунчике” – громадный свадебный торт, увенчанный куколками жениха и невесты, был метафорой торжествующей, невыносимо сладкой пошлости).

подружки Эффи прибегают после шоппинга, предвкушая радостное событие. Не рад лишь Гурн (Эндрю Пизгуд), давно положивший глаз на будущую супругу Джеймса. Мэдж (Бренда Ли Греч), самая искушенная из окружения Эффи, предлагает погадать на картах, каково их будущее. Но и без карт ясно: Джеймс не в себе. Его преследует летучий призрак, способный проходить сквозь стены, “невидимый” всем остальным.

В какой-то момент Сильфида крадет фату невесты, однако, тщетно. Молодые удаляются, звучит марш Мендельсона, и, кажется, судьба Джеймса решена. Но стоит дикарке заглянуть в окно, как новоиспеченный муж устремляется за ней.

Второе действие покажется неожиданным даже знатокам творчества Боурна.

Белый акт “Сильфиды” похож на второй акт “Лебединого” тем, что среди сказочных созданий здесь немало представителей мужского пола. Вот только сонм сильфов чем-то смахивает на бомжей, что и неудивительно. Их место обитания – не дремучий лес, а городская помойка. На заднем плане светятся окна типовых высоток, а на переднем – брошенный автомобиль старой модели и бак с мусором. На какой-то миг вылезут на сцену куклы-зверюшки – белочки, зайчики, барсучки. Но быстро скроются, экология нарушена, что им тут, бедным, делать?

Танцы сильфов выглядят карикатурными, анекдотичными. Кажется, Боурн выносит окончательный приговор “белому балету”. Самое же удивительное ждет нас впереди. Сильфы пытаются научить Джеймса своим танцам. Джеймс сопротивляется, он категорически не желает оставаться в обществе нелюдей. Хотя вопрос, что за человек Джеймс, пока остается открытым. И человек ли в полном смысле слова? Решено: герой забирает дикарку с собой. Самый пронзительный момент, когда грустная избранница выходит к любимому с маленьким белым чемоданчиком. В старом балете Ведьма подсовывала Джеймсу волшебный шарф, и стоило герою набросить его на плечи возлюбленной, как ее крылышки опадали, и Сильфида падала замертво. Парадоксалист Боурн делает Джеймса хладнокровным убийцей. В его руках оказываются огромные ножницы. Ножницы как символ убийства – переходят из балета в балет. Можно вспомнить ужастик Боурна “Эдвард – руки-ножницы”; именно ножницами сын Феи Карабос пытался зарезать Аврору в “Спящей красавице”.

Акт отрезания крыльев Сильфиды происходит за сценой. Героиня появляется с окровавленной спиной, руки Джеймса по локоть в крови. Измазанными руками он кладет крылья в белый чемоданчик. После неминуемой смерти Сильфиды ее товарки и собратья бросаются преследовать Джеймса.

Создается странное ощущение, что режиссер и балетмейстер Мэтью Боурн совсем не жалеет свою героиню. Умерла, так умерла.

В финале следует гармоничная, уютная сценка. Молодожены Эффи и Гурн с удовольствием пьют чай. Правда, в окно заглядывает крылатый Джеймс, он превратился в Сильфа. Но упоенная друг другом парочка его не замечает.

Публике спектакль очень нравится. И это неудивительно. Сила Боурна – в умении придумать увлекательный, динамичный сюжет, который одинаково интересен и любителям балета, и тем, кто в балете бывает крайне редко. То есть самому широкому кругу зрителей, включая подростков. Ограничение 12+ кажется оправданным. И взрослая, и подростковая публика устала от вербального искусства. Сегодня очевидно влияние Боурна на отечественную драму. То в одном, то в другом московском театре возникают “пьесы без слов”, которые танцуют драматические артисты. Но нашим режиссерам-балетмейстерам, да и артистам, пока далеко до сочинений Боурна.

“Шотландский перепляс” отличается от “Лебединого озера”, “Золушки”, “Спящей красавицы” Боурна отнюдь не только продолжительностью (он идет полтора часа с антрактом). Кажется, что издевка над старым балетом становится для хореографа довлеющей, не оставляющей места человечности, которая всегда соседствовала у Мэтью Боурна с насмешливостью. Как забыть щемящий танец Золушки с манекеном в военной форме? Или терзания Клары и других приютских детей в “Щелкунчике”? Мне показалось, в “Шотландском переплясе” возникли “ножницы” между иронией и поэзией. Ирония явно перевешивает.

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ

«Экран и сцена» № 13 за 2014 год.