Молодо-серо

Сцена из спектакля “Вишневый сад”. Фото В.ЛУПОВСКОГОЕсли не считать канадской постановки водевилей “Предложение” и “Медведь”, Владимир Мирзоев обратился к Чехову впервые – и сразу к “Вишневому саду; его он назвал “пьесой катастроф”.

Многоуважаемый шкап размером с дом опрокинулся, разменяв второе столетие. Люди, точно спасшиеся гномы, бродят по его обломкам, торчат балки в форме креста, и веревка, которая болтается на шее у Раневской, недвусмысленно намекает на возможность иного для нее исхода, нежели отъезд в Париж, – шкап стал эшафотом. Сада уже нет, как нет и дома, прошлое уже повержено, но остались люди, вырванные с корнем, но продолжающие цепляться за свою разворошенную землю (художник Александр Лисянский).

Молодо-зелено – присказка Фирса (Михаил Жигалов из “Современника”) – как нельзя лучше подходит к этой компании, собранной из разных театров (Александр Петров-Лопахин по соседству, в Ермоловском, играет Гамлета, Максим Виторган-Гаев – свободный художник). В сумрачном спектакле Мирзоева все отчаянно молоды. Гаев – большой мальчишка, азартный и полный жизненных сил: в его нелепых фразочках – “желтого в середину” – сквозит совершенно неприличная здесь радость бытия. Ею трудно не заразиться – так, обе племянницы, для которых очевидна нелепость дядиных предложений по спасению сада, лезут ему на спину, чтобы прокатиться: память детства, радость детства еще живет в них, еще держит на плаву.

И Лопахин – мальчишка. Успешный в делах – ведет их, точно новичок в карты выигрывает, и, кажется, сам не понимает, откуда ему такое шальное везение: посеял мак – а он принес такую прибыль (но главное – не сорок тысяч чистыми, а то, как сумасшедше красиво он цветет). Профан в любви, с ветром в голове. В ожидании поезда, что привезет Раневскую, женщину его мечты, заснул – но не столько за книжкой, сколько после дружеского секса с чувственной, расцветшей, как роза посреди бурьяна, Дуняшей (Анастасия Мытражик). Оба слишком молоды и слишком здоровы – отщипывают счастья, где придется, точно таская потихоньку лакомые кусочки с накрытого празд-ничного стола, за который их пока не зовут. И оба – пасынки судьбы – со здоровым цинизмом доверяют друг другу свои секреты: он вслух мечтает о Раневской, она вслух прикидывает выгоду предложенного другим замужества. Никаких комплексов – давай сделаем это по-быстрому.

Молода Раневская (Виктория Исакова) – так, что дочки (Аня – Таисия Вилкова, Варя – Анна Кармакова) кажутся старше и опытнее ее. Бог взвалил на нее испытание не по силам. Смерть маленького Гриши (Саша и Жора Климовы), который мерещится, даже двоится у нее в глазах, который реальнее, чем живые люди, сломала ее, как вишневую ветку, пусть на ней пока еще цветут вишни, еще зеленеют листья, еще не утрачена гибкость. Но обреченность уже отпечаталась во всем ее декадентском облике. Раневской владеет веселое безразличие человека, уже заглянувшего по ту сторону бытия и потерявшего интерес к этой.

И вечному студенту Пете (Александр Дмитриев) еще совсем не поздно доучиться в университете, хотя и ясно, что он пойдет другим путем. Длинноволосый, в кожаной комиссарской куртке, донельзя закомплексованный с женщинами (хотел поцеловать – и чуть не придушил), он диктует Ане, словно секретарше, свои мысли, больше похожие на обвинительный приговор ее сословию. И образ соратника железного Феликса, неподкупного, принципиального, безжалостного, мерещится в его фигуре. Похоже, именно он, а вовсе не мальчишка Лопахин с его шальной покупкой погибшего сада-эшафота, станет могильщиком этой семьи, когда брат пойдет на брата. Могильщиком семьи, в которую его всегда тянуло.

Фирс Михаила Жигалова выглядит здесь не слугой, а еще крепким, но стремительно стареющим отцом, который пытается, но не может спасти свою семью. В финале он не один – вся семья рядом, всех «забыли отправить» или не стали спасать.

Режиссер очистил пьесу от быта, предложив вспомнить, в каком состоянии писался «Вишневый сад» – последняя стадия туберкулеза, пограничное состояние между необычайно отчетливым видением и галлюцинациями. А слово выходит из музыки и торопится в нее вернуться. Три музыканта (инструментов больше) точно ведут за собой обитателей вишневого сада в маленькую музыкальную Вселенную, где Бах соседствует с блюзом, а фламенко с хасидскими нигунами. А в лучшей сцене спектакля, когда экс-центричная и, разумеется, тоже молодая Шарлотта Ивановна (Вера Воронкова) фокусничает – и обитателям сада спускают сверху пакеты обогащенной крови для переливания, и в видениях является им цветущий сад-рай, звучит украинская песня (вспомним, что идея пьесы пришла Чехову, когда он отдыхал в имении Линтваревых под Сумами). Так, без всяких политических намеков режиссер заставляет почувствовать, что не только чеховские герои, но и все мы понесли непоправимую утрату. Не только они, но и все мы присутствуем при завораживающей картине распада.

Ольга ФУКС
«Экран и сцена»
№ 3 за 2015 год.