Дорога, ведущая к храму

Кадр из фильма “Левиафан”“Левиафан” Андрея Звягинцева, еще не успев выйти в российский прокат, уже мощно повлиял и на тех, кто его видел, и даже на тех, кто не видел. Фильм появился в интернете, на многих сайтах, в хорошем качестве, и его кинулись смотреть, резонно предполагая, что в кинотеатрах покажут цензурированную версию, без мата. И хотя мат в “Левиафане” несущей конструкцией не является, смотреть фильм (любой фильм) с частью заглушенных реплик неприятно – ощущения не те, так что не исключено, что зрители будут реагировать на картину Звягинцева негативно, на самом деле раздражаясь из-за заглушки.

Вокруг этой картины много, слишком много политики. Уже существует версия, что “Левиафан” слили в интернет спецслужбы, чтобы не лучшее качество фильма испортило впечатление о нем. Уже заметили, что ни награждению картины “Золотым глобусом”, ни ее попаданию в число оскаровских номинантов не уделили достаточно времени в новостных передачах крупных каналов. А в социальных сетях споры о “Левиафане” доходят до того, что тем, кому фильм не нравится, приписывают лояльность правительству, а тех, кому нравится, автоматически зачис-ляют в либералы. При этом о художественных особенностях фильма в пылу политического спора как-то забывается.

Разговоры о потенциальном “Оскаре” тоже без политики не обходятся – Звягинцеву желают получить статуэтку и таким образом утереть нос тем, кто мешал выходу его фильма в прокат. Другие, совсем уже оголтелые, говорят, что “Оскар” ему могут дать, потому что фильм очерняет Россию, все герои живут в обшарпанных домах и пьют водку, а американцам только дай посмотреть на слабую и нищую экс-сверхдержаву.

И наконец, абсолютно феерическая история случилась на одном из московских рынков: продавщица обозвала проходившего мимо алкаша “левиафаном позорным”, а потом объяснила интересующимся, что “левиафаны” – это те, кто водку пьет, а потом в грязи валяется и позорит Россию.

Все это бурление настраивает на то, чтобы прочитать название картины так же, как сделал это английский философ Томас Гоббс, который сравнил библейское чудовище с государством, принижающим права человека и истребляющим своих жителей. Представителем государства у Звягинцева является мэр небольшого города Вадим Сергеевич Шелевят (Роман Мадянов), отбирающий у автослесаря Николая (Алексей Серебряков) его дом. Семья Коли жила в этом доме испокон веку – на стенах фото отца, деда, прадеда, – но он понимает, что бороться с мэром бессмысленно, поэтому готов переехать. Однако суммы, которую городская администрация предлагает за дом, может хватить только на убогую квартирку в обшарпанной малоэтажке. Николай, желающий получить за дом достойные деньги, проигрывает суд. В первых сценах они с женой (Елена Лядова) выслушивают бесстрастную скороговорку сотрудницы суда, лишающую их жилья. И в этой скороговорке, которая повторится в фильме еще раз, – все государственное равнодушие к живым людям и их бедам.

С потери дома беды Николая только начинаются. Желая все-таки добиться справедливости, он вызывает из Москвы армейского друга Дмитрия, ныне адвоката (Владимир Вдовиченков). Тот привозит серьезный компромат на мэра, а вечером в дом Николая заявляется и сам мэр, изрядно выпивший, и на фразу адвоката “Вы пришли в дом без разрешения хозяев” заявляет: “Я тут хозяин! Я!”

Адвокат производит немного странное впечатление. В российской глубинке он ведет себя так, будто находится в законопослушном европейском городе, удивляется, что его призывы соблюдать порядок игнорируются, и предлагает вызвать полицию, чтобы она забрала распоясавшегося главу города. Вообще-то сорокалетний московский юрист должен быть знаком с поговоркой “закон что дышло” и понимать, что мэра полиция, естественно, не заберет: какими бы иностранными словами эти позиции не означай – они все равно останутся милицией и первым секретарем горкома.

Очень наивными выглядят предложение адвоката и его дальнейшие путешествия с заявлением о бесчинствах мэра по учреждениям, связанным с правами человека. Естественно, заявление никто не принимает, а просьба написать отказ в приеме наталкивается на каменное: “Я не у-пол-но-мо-че-на!” Наивными, вызывающими улыбку и снисходительную мысль: “Да что же он, вообще не понимает, где живет?” Спустя мгновение за эту улыбку и мысль становится стыдно, потому что адвокат ведет себя нормально, как принято в цивилизованных странах, а считать это глупым и смешным может только человек, который привык, притерпелся к стране нецивилизованной.

Адвокату Дмитрию доверено озвучить несколько важных для понимания картины фраз: “Ты в бога веришь?” – “Я юрист. Я верю в факты” и “Каждый виноват в своем. Во всем виноваты все”. А еще – изменить ход событий в худшую сторону.

Лиля, жена Николая и мачеха его сына Ромки (Сергей Походаев), придет к Дмитрию в гостиничный номер. Почему придет, почему решит изменить мужу – неясно; тихая работница рыбзавода с написанными на лице тоской и недовольством останется загадкой картины. На пьянке по случаю дня рождения приятеля Лилю и адвоката застукают. Николай ударит обоих, адвокат позовет Лилю в Москву, она, поцеловав его, ответит: “Я тебя совсем не понимаю!”, помирится с мужем, предложит ему завести ребенка, а потом ее тело найдут в море.

В сцене, где зритель в последний раз видит героиню живой, она стоит на обрыве у моря, а в волнах внизу плещется кит, опять отсылая к морскому змею, Левиафану.

Левиафан не гоббсовский, а библейский, означает Сатану. В разговоре с Иовом Бог спросит: “Можешь ли ты удой вытащить Левиафана и веревкой схватить за язык его? Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглой челюсть его? Будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? Сделает ли он договор с тобой, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы?” – говоря тем самым о своем могуществе, о своей победе над Сатаной, которому позволил испытывать Иова и проверять, возропщет ли тот.

Эти слова цитирует запившему после смерти Лили Николаю местный священник, тихий и кроткий, и после них измученный мужчина будто смягчается сердцем, предлагает священнику донести до дома мешок с хлебом, которым потом матушка (крошечная, но прекрасная роль Ольги Лапшиной) поделится с соседкой.

Эти маленькие роли и эти персонажи могут послужить крохотной опорой для тех, на кого “Левиафан” надавит мрачной мощью своего сюжета, словно огромный кит. Ибо мэр отнимал у Николая дом совсем не для того, чтобы, как предполагал автослесарь, построить там себе дворец. Это красивое место на берегу оказалось пригодным для храма. И в финале все местные и приглашенные чиновники с детьми и женами соберутся в нем, чтобы послушать проповедь владыки о силе веры в Христа.

К этому владыке регулярно приезжал Шелевят, чтобы пожаловаться на то, как он нервничает перед грядущими выборами, и православный чин, закусывая стерлядкой, успокаивал его: “Вся власть – от Бога”. А когда мэр суетливо спрашивал, угодно ли Богу его поведение, владыка веско заявлял: “Угодно, угодно”. Уверенный в своей правоте Шелевят практически пожертвовал своему утешителю большой, красивый храм, стоящий на изумительно красивом берегу – хотя совсем недалеко была старая церковь с сохранившимися фресками, которую можно было восстановить.

Но прежнее, намоленное место оказалось не нужно. Нужно было новое, блестящее, с автопарковкой. Дорога, которая привела к этому храму, была такова: украденный и разрушенный дом Николая, смерть его жены, обвинение его в смерти жены – все той же равнодушной скороговоркой, пятнадцать лет тюрьмы. Это краденая церковь. Это церковь Левиафана.

О том, что фильм Звягинцева оскорбляет чувства верующих, речь пока не идет – придраться вроде бы не к чему, но проект постановления о невыдаче прокатных удостоверений фильмам, порочащим национальную культуру, уже существует.

В тот год, когда в прокат вышло “Покаяние” Тенгиза Абуладзе, где звучала фраза о том, что не нужна та дорога, которая не ведет к храму, вряд ли кто мог подумать, что все ненавистное так скоро вернется обратно, Варлам Аравидзе оживет, а один из самых больших российских храмов будет отчетливо ассоциироваться с политикой. Мы были наивны и идеалистичны, а Левиафан оказался сильнее и не желает ловиться на уду и записываться в рабы.

В этом виноваты не только подлые чиновники и жадные церковники. В кормлении и разрастании Левиафана виновны все, потому что каждый виноват в своем.

И пусть Звягинцев соберет все призы мира – чтобы слово “Левиафан” звучало чаще и напоминало о том, какими камнями вымощена дорога к твоему собственному храму.

Жанна СЕРГЕЕВА
«Экран и сцена»
№ 1 за 2015 год.