Между тем, это были довольно продолжительные гастроли, около полутора месяцев (с середины июня и до конца июля по новому стилю 1918 года), знаменательные уже хотя бы тем, что именно в Смоленске впервые была представлена публике на скорую руку поставленная «Адриенна Лекуврёр» Э.Скриба и Э.Легуве, задолго до знаменитой московской премьеры, состоявшейся 25 ноября 1919 года.

Смоленским гастролям предшествовали не самые простые времена в жизни молодого Камерного театра. В начале 1917 года из-за финансовых проблем и конфликта с братьями Паршиными, владельцами здания на Тверском бульваре, Камерный театр был закрыт (прощальный, сборный, спектакль, сопровождавшийся овациями и пламенной речью Бальмонта – «Позор обществу, которое допускает закрытие Камерного театра!», сыграли 12 февраля 1917 года и объявили закрытие сезона), но театр не распался и в новом сезоне благодаря содействию А.А.Яблочкиной и А.И.Южина открылся в другом здании, в клубе на Большой Никитской – дом принадлежал Российскому театральному обществу. Не месяц, и не два театр жил с ощущением неизвестности своей грядущей судьбы.

Закрытие Камерного театра в 1917 году, несомненно, пробудило гражданскую политическую активность А.Я.Таирова. Во всевозможных дискуссиях по поводу переустройства театрального дела в России он занял наиболее радикальную позицию. На Всероссийской конференции профессиональных союзов, проходившей в Петрограде с 19 по 24 августа 1917 года, Таиров взывал к антрепренерам: «Руки прочь! Не касайтесь театра – это не ваше дело. Ваше дело – давать деньги. А творить искусство будем мы, актеры! Нам должно быть отдано искусство! Вы же – будьте техническими силами…» Итогом реформы театральной деятельности в России ему виделась передача всех театральных зданий государству, а потом – Всероссийскому профессиональному союзу. Выступления Таирова были собраны в брошюре «Прокламация художника», изданной в том же 1917 году в Москве. Однако Временное правительство и театральное сообщество оказались не готовы к реформам – ни в таировском варианте, ни в более мягком, вообще ни в каком. Большевистскому же правительству идея национализации театров оказалась не чужда, хотя вкладывался в нее совсем другой смысл, Таировым не сразу распознанный. Поначалу он был почти уверен, что с большевиками можно найти общий язык. Тем более что благодаря А.В.Луначарскому Камерному театру было возвращено здание на Тверском бульваре. Однако оно требовало ремонта, а ремонт в свою очередь требовал значительного времени, вложений и терпения. Все эти творческие и нетворческие составляющие вкупе с очень трудной бытовой жизнью Москвы 1918 года навели «камерников» на мысли о желательности и даже необходимости продолжительной гастрольной поездки.

Наметив для летнего тура Смоленск, Таиров отправил туда загодя артиста Сергея Ценина на разведку. Тот вернулся в полном восторге, описав город почти как курорт, что в обстоятельствах голодной Москвы 1918 года всем показалось чрезвычайно привлекательным.

По приезде в Смоленск 2 (15) июня А.Я.Таиров на общем собрании труппы выступил с воодушевляющей речью: «Театр – не развлечение для пресыщенного обывателя. Театр должен быть праздником. Должен будить мысль, воодушевлять зрителя!.. Мы призваны создать НОВЫЙ ТЕАТР и мы его создадим! …Мы молоды, черт возьми! Мне, старшему среди вас, только 33 года! Все у нас впереди!» – вспоминала в начале 1970-х годов в своих неопубликованных мемуарах актриса Ирина Строганская.

С приездом актеров Камерного театра в смоленских газетах появилось неожиданное сообщение, что Союз тружеников сцены Смоленска и губернии протестует против гастролей москвичей, ибо в городе имеются 75 безработных актеров. Недоразумение быстро разрешилось, Союз дал официальное разъяснение: «<…> Общее Собрание считает своим долгом поставить в известность товарища Таирова как руководителя Камерного театра, что со стороны Смоленского Союза Тружеников Сцены по вопросу о приезде этого театра никаких протестов не делалось, что весь этот вопрос является продуктом передачи фактов представителем Театрального Подотдела в извращенном виде, что Союз может только приветствовать приезд в наш город такого идейного театра, каким является Московский Камерный театр, и от всей актерской души пожелать ему быть любимым и по заслугам оцененным смоленской публикой».

В своих воспоминаниях Алиса Коонен утверждает, что в Смоленск повезли «Саломею», «Голубой ковер», «Ящик с игрушками» и «Короля Арлекина», однако, для столь продолжительных гастролей в провинциальном городе этого оказалось недостаточно. Таиров решил создать прямо на месте еще несколько спектак-лей, полагая вынужденную импровизированную работу ко всему прочему еще и полезной для труппы. Николай Церетелли предложил поставить «Профессора Сторицына» и «Павла I», в которых он когда-то играл в любительских кружках, Алиса Коонен – «Принцессу Грёзу», еще кто-то из актеров – «Сказку про волка». Костюмы брались напрокат в городской костюмерной, новые постановки отличала неизбежная эскизность.

В итоге в общей афише смоленских гастролей оказались заявлены следующие спектакли: «Океан» и «Профессор Сторицын» Л.Н.Андреева, «Павел I» Д.С.Мережковского, «Адриенна Лекуврёр» Э.Скриба и Э.Легуве, «Два мира» Т.Гедберга, «Принцесса Грёза» Э.Ростана, «Гибель “Надежды”» Г.Гейерманса, «Тривиальная комедия» О.Уайльда, «В царстве скуки» Э.Пальерона, «Над пучиной» Г.Энгеля, «Сказка про волка» Ф.Мольнара. Сохранившаяся скудная смоленская пресса не во всех случаях дает возможность прояснить, что из обещанного было поставлено и кем. Ясно только, что помимо А.Я.Таирова спектакли ставили Александр Григорьевич Крамов и Владимир Данилович Королев, а также Константин Владимирович Эггерт и Владимир Платонович Базилевский. Имеются лишь сведения о предварительном, отнюдь не полном, распределении ролей в некоторых спектаклях, которые должны были играться в Смоленске (в завершение их перечня сказано: «Остальные роли будут распределены потом»). Среди рас-пределенных ролей: Мелисинда – А.Г.Коонен и Бертран – Н.М.Церетелли в «Принцессе Грёзе»; Павел I и Профессор Сторицын – А.Г.Крамов в одноименных пьесах; Адриенна – А.Г.Коонен, Герцогиня Атенаиса д’Омон – Е.А.Уварова, Принцесса Бульонская – И.С.Строганская, граф Морис Саксонский – Н.М.Церетелли, Мишоне – В.Д.Королев (как видно, многие из этого распределения перекочуют спустя год с лишним в московскую «Адриенну Лекуврёр»).

О премьере последнего, одного из самых интересных для нас спектаклей – «Адриенны Лекуврёр», чья история в Смоленске только начиналась, местная пресса отзывалась противоречиво: один корреспондент назвал спектакль «лучшей постановкой сезона, прошедшей с огромным успехом» («Известия Исполнительного комитета Советов Западной области и Смоленского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»); другой в той же газете писал: «Тот внешний блеск, придворный лоск, которыми богато обставлена драма, оставляли холодным зрителя, оставляли безучастными даже самых романтических зрительниц. <…> трагедия придворной артистки, оторвавшейся от жизни, витающей в сферах и не имеющей никаких связей с подлинной общественностью. <…> “Адриенна Лекуврёр” – чуждый и непонятный жест умирающего искусства»; третий журналист на тех же страницах впроброс заявлял: «Эта вещь по содержанию и по выполнению не лучше и не хуже всех остальных, о ней отдельно говорить не приходится».

Упрекам в непролетарском характере избранных Камерным театром для постановки пьес подверглись многие спектак-ли, в частности, сохранилась статья некоего В.Кнорина (редкий случай – над рецензией стоит фамилия с инициалом, прочие смоленские статьи либо без подписи, либо подписаны нелепыми псевдонимами) с нападками на «Короля Арлекина» Р.Лотара: «Пролетарская культура и принципы пролетарского искусства враждебны принципам «Короля Арлекина». Я не буду здесь говорить о постановке, – не здесь, в Смоленске, нам критиковать проведение принципов целой школы нового театра. Эти приемы и эта постановка разработаны в студии Камерного театра. Наша задача – указать лишь на социальный характер этой театральной школы».

Для официального закрытия гастролей Камерного театра в Смоленске, перенесенного из-за ненастной погоды с 17 (30) на 18 (31) июля 1918 года (спектакли шли в Советском театре Лопатинского сада, он же – Художественная драма Советов Западной области), решено было дать сначала «Адриенну Лекуврёр», а затем вечер-капустник, уже опробованный в Москве 6 марта 1918 года, – «Прощальная вечеринка кабаре» – спектакль в стиле театра миниатюр, поставленный усилиями В.П.Базилевского и В.А.Громеко. Смоленские «Известия» язвительно писали: «Этот “Капустник” является продолжением, составной частью, так сказать, эпилогом всей деятельности труппы Камерного театра в области чистого, единого и внеклассового искусства, о котором так красноречиво и живописно глаголил теоретик и представитель этого театра. В этом “Капустнике” мы видели и притон подозрительных личностей за обычным делом: дракой, выпивкой и пр., трагедию апашей, промышляющую кокотку – танцовщицу с подобающими поклонниками, которые у нее на каждой руке по паре. Во всем трафарет, шаблон, кривлянье и пошлость изжитого декадентского пошиба. Ясно чувствуется “чистое искусство” бить по нервам и вызвать хлопанье рук и ног буржуев, сидящих за столиками»

Подводя итоги гастролей, смоленский журналист писал все в тех же «Известиях Исполнительного Комитета Советов Западной области и Смоленского Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов»: «После месячного пребывания труппы, после целого ряда поставленных ею пьес, к сожалению, констатируешь, что надежд эта труппа не оправдала. Ожидали, что труппа даст рабочим города Смоленска народную драму, ожидали, что Советский театр Лопатинского сада будет центром культурной рабочей жизни, источником, который приобщит рабочих к красоте, искусству. Но что же мы видели? Что нам дала эта труппа? <…> Они нам дали мещанскую драму, великосветскую драму и совершенно почти не дали нам народной драмы. <…> А между тем рабочие жаждут народной драмы, они жаждут красоты, близкой их душе, их сердцу». Ему вторил в «Журнале Отдела народного образования Западной области» другой рецензент: «…скомбинировав наспех 25-30 спектаклей для буржуазии и один для рабочих («Гибель “Надежды”» Гейерманса), Московский Камерный театр окончил свои гастроли, не дав Смоленскому пролетариату ни новых форм, ни новых достижений своего искусства». Здесь же сообщалось о прочитанной А.Я.Таировым 15 июля 1918 года в Смоленске лекции «Театр и революция»: «В ней, в этой лекции, режиссер и идейный вдохновитель Камерного театра, прежде всего, выразил актерско-профессиональную предпосылку всей своей театральной теории. Насколько можно было уловить в его актерской красноречивости и многоречивости, сущность этой теории такова: “Театр – это я”».

В московской же «Театральной газете» смоленский корреспондент заявлял, что гастроли так называемого сезона «Художественной драмы» идут с большим успехом: «Художественная сторона дела поставлена г. Таировым на должную высоту», а по окончании летнего сезона на страницах того же издания обобщал впечатления: «Мы уже отчаивались было увидеть в этом сезоне что-нибудь действительно крупное, как вдруг, совершенно для нас неожиданно, приехала сюда труппа “Художественной драмы” под руководством режиссера Московского Камерного театра А.Я.Таирова. – И теперь, когда кратковременный сезон окончился, толки и разговоры как о произведениях, поставленных ею, так и об ее исполнителях не умолкают <…> Труппа сильная, бюджет для летнего дела необыкновенно солидный – говорят, до 87.000 рублей (в месяц). Прежде всего, приходится отметить, что в лице господина Таирова мы имели режиссера с большим вкусом, с большим художественным тактом, с большой эрудицией, энергией и настойчивостью и с тонким художественным чутьем. Его режиссура вне всякого упрека; с ним можно спорить, не соглашаться, но у него все делается сознательно, продуманно и искусно. В течение месячного сезона господин Таиров показал нам ряд прекрасно поставленных и срепетованных спектаклей <…>. Кто знает провинцию с ее спешной работой, когда все пьесы идут по два, по три раза, тот поймет, какой это колоссальный труд. Г-жа Коонен в “Адриенне Лекуврёр” создала образ обольстительно изящной, мечтательной, утонченной женщины, всецело проникнутой красотой и поэзией любви. <…> В мужском персонале, несомненно более сильном, чем женский, мы видим крупную величину в лице г. Церетелли, хорошей игре которого несколько вредит манерность исполнения и ненужная местами приподнятость тона. <…> Тогда как большинство наших гастролеров повторяют “старую прогулку” и даже не всегда “на новый лад”, – исполнители “Художественной драмы” сделали настоящее живое дело. Бодростью веяло от них. Сборы от 1400 до 4700 р.».

После возвращения Камерного театра в Москву пресса (вырезка сохранилась без указания выходных данных) сообщала: «В Смоленске было дано 25 спектак-лей, имевших очень большой успех, что видно и из суммы сделанных сборов: за 25 спектаклей взята 81 тысяча, т.е. 3250 рублей на круг».

После официального закрытия гастролей Камерного театра в Смоленске и отъезда части труппы в Москву другая ее часть продолжала играть спектакли в августе под маркой Камерного театра (газеты анонсировали: «с участием и под руководством артистов Камерного театра»), в том числе «Океан» Л.Н.Андреева (режиссер неизвестен), «Зимний сон» М.Дрейера (режиссер К.В.Эггерт), «Хирургия» по А.П.Чехову (режиссер В.П.Базилевский). Таиров воспринимал это самоуправство болезненно. 2 сентября 1918 года Алиса Коонен записывает в своем дневнике: «Королев, Фердинандов, Эггерт и компания хулиганят и собираются оставаться на зиму в Смоленске», но уже 8 сентября, исходя из информации того же дневника, Эггерт и Королев приносят Таирову свои извинения в Москве.

В сущности, непослушание Константина Эггерта, судя по всему, сделавшего в Смоленске свои первые шаги в режиссуре, положило начало его дальнейшим многочисленным сменам мест деятельности. Только с 1917 по 1923 год, когда он служил в Камерном театре, Эггерт уходил и возвращался как минимум дважды: в 1919 он в Театре-студии ХСПРО; в 1920-1921 в Театре РСФСР Первом, у Вс.Э.Мейерхольда; в том же сезоне руководит Рогожско-Симоновским театром. (В дальнейшем, после Камерного театра, метаний в его судьбе было не меньше.) Кстати, про актерское участие К.В.Эггерта в смоленском сезоне рецензент «Театральной газеты» писал: «Корректный г. Эггерт выступал довольно часто, но в итоге ни одна роль не выдвинулась».

Театр Александра Таирова, без сомнения, пробуждал творческие личности, подталкивал своих актеров к диалогу, провоцировал полемический задор – отсюда многочисленные уходы, стремление противопоставить себя Таирову, попытки самостоятельных режиссерских экспериментов на стороне, чаще всего оказывающиеся эфемерными. Как следствие – регулярные возвращения под крыло Таирова, олицетворявшего собой, казалось, устойчивую и разумную компромиссную сердцевину театральных исканий.

Если же вернуться к смоленским гастролям, то они – единственный эпизод в истории Камерного театра, когда под эгидой Таирова было поставлено такое множество спектаклей другими режиссерами: А.Г.Крамовым, В.Г.Королевым, К.В.Эггертом, В.П.Базилевским, В.А.Громеко.

Александр Крамов, фигура довольно крупная – артист, режиссер, педагог, театральный и общественный деятель: много играл в провинции, работал и в Театре К.Н.Незлобина, и в мейерхольдовской Студии на Бородинской, и – недолго – в Театре Революции, и в «Кривом Джимми»; десять лет в Театре МГСПС, а с 1933 года служил в труппе Харьковского русского драматического театра (с 1936 и до конца жизни его художественный руководитель). Он оказался в 1918 году в Смоленске с Камерным театром не совсем случайно: сотрудничество с труппой Крамов начал еще в конце сезона в Москве, поставив несколько номеров для «Кабаре», которое и повторили на закрытии смоленских гастролей. Вероятно, в Смоленске между А.Я.Таировым и А.Г.Крамовым наметились расхождения, поскольку в новом сезоне сотрудничество не продолжилось.

Репертуар смоленских гастролей, в конечном счете, не менее причудлив и разношерстен, нежели их режиссерский состав. Пьеса «Павел I» Дмитрия Мережковского была запрещена к постановке и оказалась разрешена лишь при Временном Правительстве. Пьеса «Профессор Сторицын» Леонида Андреева (заглавную роль исполнял в Смоленске К.Г.Сварожич) была весьма популярна в этот период. «Гибель надежды» Г.Гейерманса возникла из репертуара Первой студии МХТ – полемизирующий с Художественным театром Таиров, тем не менее, позволяет опираться на его репертуар, да и В.Г.Королев и В.П.Базилевский, совсем недавно вошедшие в труппу Камерного театра, имеют за плечами не один год работы в МХТ. «Принцесса Грёза» Эдмона Ростана долгое время влачила репутацию романтической бульварной пьесы; в том же ряду «театральной попсы» значилась и «Адриенна Лекуврёр». Взяв ее к постановке в Смоленске, Таиров, явно, готов был «согрешить», но в итоге на свет появилось прекрасное дитя, окончательно оформившееся и расцветшее уже в Москве.

Вызвав к жизни таировско-кооненовскую «Адриенну», смоленские летние гастроли дали плоды во много раз большие, чем задумывалось при их замысле. Из всех пьес, на скорую руку выпущенных в Смоленске, в Москве продолжилась работа только над «Адриенной Лекуврёр», после премьеры шедшей на протяжении трех десятилетий, вплоть до закрытия Камерного театра, ставшей последним в этом театре, сыгранным 29 мая 1949 года, прощальным, спектаклем.

В завершение разговора о летнем смоленском сезоне «Художественной драмы» Камерного театра следует обратить внимание на претензии и лексику театральной прессы. Чуть больше полугода отделяет эти полтора месяца в Смоленске от Октябрьской революции, но, судя по отзывам провинциальных театральных корреспондентов, все требования к искусству уже сложились – смоленские журналисты их с нажимом транслируют, упрекая москвичей в непролетарском характере взятых к постановке пьес. «Никаких связей с подлинной общественностью»; «пролетарская культура и принципы пролетарского искусства враждебны принципам спектакля»; «скомбинировав наспех 25-30 спектаклей для буржуазии»; «трафарет, шаблон, кривлянье и пошлость изжитого декадентского пошиба»; «чуждый и непонятный жест умирающего искусства»; «ожидали, что Советский театр Лопатинского сада будет центром культурной рабочей жизни» и т.п. Уже в разгар лета 1918 года Таиров испытывает идеологическое дав-ление, которое будет сопровождать Камерный театр вплоть до закрытия. Пока эти требования носят характер рекомендаций, но очень скоро станут обязательными. Однако на протяжении всей жизни Камерного театра советского периода всегда находились заинтересованные интеллектуальные критические силы, с пониманием относившиеся к искусству А.Я.Таирова. В случае смоленского эпизода – это безымянный корреспондент московской «Театральной газеты».