Шаг в туманность Жоэля Помра

Сцена из спектакля “Великая и невероятная история коммерции”. Фото Elizabeth CarecchioЖоэль Помра и его театральная группа “Компани Луи Бруйяр” показали на проходящем в Москве фестивале NET свой спектакль “Великая и невероятная история коммерции”. Имя одного из самых интересных драматургов и режиссеров сегодняшней Франции у нас известно очень хорошо. Впервые “Компани Луи Бруйяр” появилась на NETe в 2007 году со спектаклем “Торговцы”, а на следующий год на фестивале “Большая перемена” она сыг-рала для детей собственную версию “Красной шапочки”. В 2010 году на сцене Центра имени Вс.Мейерхольда Помра воплотил с московскими исполнителями своего “Пиноккио” и вскоре после этого с актерами театра “Практика” – им же написанную пьесу “Этот ребенок”. Помра всегда ставит только собственные произведения, сочиненные в расчете на свою труппу, которая уже более десяти лет остается неизменной. Хотя чужие тексты его совсем не соблазняют, он нередко присваивает их, смело пересказывая на свой лад. “Вместо того чтобы ставить “Три сестры”, я, идя чеховским маршрутом, написал свою пьесу”, – говорит Помра о пьесе “В мир” (Au monde, 2004). То же самое он мог бы сказать и о “Добром человеке из Сезуана”, который превратился в его руках в современную притчу “Моя морозильная камера” (Ma chambre froide, 2011). Только один раз, в сентябре нынешнего года, он сделал исключение из этого правила, выпустив на сцене брюссельского Национального театра спектакль по пьесе Катерин Анн “Год без лета” (1987).

В основе “Великой и невероятной истории коммерции”, написанной и поставленной в 2011 году в маленьком городке Бетюн на севере Франции, – серия интервью, взятых у современных коммивояжеров. Это название в духе Брехта заключает большую иронию по отношению к содержанию: ничего великого и невероятного на сцене не происходит. В провинциальной гостинице условных 60-х – это следует из дизайна светильников, модели телевизора и смутного намека на студенческие волнения в новостной передаче – останавливаются пятеро торговцев, приехавших в небогатый город продавать свой товар. Четыре опытных и удачливых торговца натаскивают молодого и робкого: чем искренней вотрешься в доверие к покупателю, тем больше впаришь, чем крепче убедишь себя в том, что твой товар нужен и полезен, тем сильней подействует на клиента. Кто не самообольщается и не обольщает другого, тот проиграл. Такой бизнес-тренинг, какие, наверняка, проходят сотрудники тысяч фирм по всему миру. Ситуации пьесы наглядны и нарочито схематичны, как в учебнике: в первой части опытные утюжат лузера, а тот сопротивляется их лукавой науке, но затем все зеркально переворачивается. Бывший неудачник преуспевает, и теперь уже он азартно проповедует азы профессии четырем аморфным недотепам пенсионного возраста, какими становятся его бывшие наставники. Однако очевидно, что и те хищные акулы из первой части, что сбывают оружие, и тот якобы человеколюбивый энтузиаст, что загоняет “Кодекс по правам человека” из второй, – одинаково корыстные и лживые деляги.

Спектакль оставляет странное ощущение, так как достоверность вербатима соединяется в нем с той атмосферой ирреальности, какая отличает все спектакли Помра. Безличный гостиничный антураж, излюбленный режиссером полумрак и меланхоличная песня композитора Антонена Леймари погружают сцену в состояние, пограничное между сном и явью, сам Помра говорит о влиянии на него фильмов Дэвида Линча. О работе коммивояжеров мы узнаем только из их рассказов по окончании трудового дня, и потому занятие, которому предаются эти солидные и угрюмые господа в деловых костюмах с портфелями, окутано каким-то кафкианским маревом. Непонятно, почему сделки вдруг начинают срываться у мастеров, зато у новичка идут в гору. И почему на пике карьеры везение изменяет счастливчику, и вот уж он рыдает на полу, не скрываясь, из-за предательства жены.

Торговля оказывается в мире пьесы Помра метафорой чего-то более значительного, касающегося самой сути человека. Успех доказывает не просто деловую состоятельность, а востребованность обществом, способность к контакту с другими, провал – полную никчемность, отказ в признании, отверженность. Вот почему так подавленно возвращаются из города, понуро садятся в кресла и не смотрят в глаза коллегам те, у кого не вышло подцепить клиента на крючок. Зато удачливые держатся прямо, так и лучась с трудом скрываемым счастьем. Градация эмоциональных состояний выстроена в спектакле по шкале отчаяние – торжество. Но судьба каждого из них может в одночасье поменяться.

Эти дельцы с их “невероятной историей коммерции” внушительны и в то же время жалки. Они охотники, но и жертвы социальных условий, вынуждающих зарабатывать любым способом. Актеры играют точно и лаконично, ни на минуту не упуская второго плана, и потому даже в этом, скажем так, скромном спектакле Жоэля Помра, отчетливо проступает важнейшая для него тема – человек и его работа, преломленная скорее экзистенциально, чем социально.

Документальный спектакль, фиксирующий будни определенного круга, пестреет смысловыми лакунами, что усложняет и переводит его на иной уровень. Реальность, как видит ее автор спектакля, колеблется от очевидного к скрытому. Это скрытое Помра демонстрирует, не срывая с него покрова тайны. Недаром его театральная компания названа в честь Луи Бруйяра, Людовика Туманного, персонажа хоть и вымышленного, зато с говорящим именем. Ее создатель сознательно противопоставляет свой театр французской традиции ясности и логоцентризма.

Помра как автор всего спектакля в целом пишет не только словами, но и светом, пространством, звуком, и главное – своими актерами. Сверяясь с их психофизикой, он сочиняет своих персонажей – набрасывает первоначальный вариант, затем корректирует его в ходе репетиций, проделывая путь от вымышленного образа к типажу, связанному с конкретным исполнителем, от этого типажа к ситуации и от ситуации к общему сюжету. Таким образом, окончательная письменная редакция его текстов – это всегда некий палимпсест, прошедший испытание сценой. Но в некоторых случаях, как, например, с пьесой “Торговцы” печатный вариант не дает ни малейшего представления о том, что происходит в театре. Оценить этот текст могут лишь те, кому посчастливилось увидеть спектакль, выстроенный на контрапункте произносимых закадровым голосом слов и немого сценического действия.

Кажется, что при этих условиях драматургия Жоэля Помра должна была бы быть неотчуждаема от своего автора. Еще в 2008 году, по свидетельству квебекского театрального журнала Jeu, пьесы Помра, хоть и были уже переведены на несколько языков, но нигде и никогда не ставились другими режиссерами. С тех пор многое изменилось. В России, насколько нам известно, идут сегодня три спектакля по его текстам: “Красная шапочка”, в 2010 году поставленная Полиной Стружковой в самарском ТЮЗе, “Круги. Сочинения”, вышедший в МХТ весной 2013 года в постановке Бриджит Жак-Важман, и “Золушка” Марфы Горвиц, появившаяся нынешней весной в театре “Практика” и номинированная на предстоящую “Золотую Маску”. Если добавить сюда “Пиноккио”, то выйдет, что наиболее востребованным из всего написанного Помра (более 20 пьес) у нас оказались его переложения классических детских сказок.

Надо признать, что обе сказки, отторгнутые от своего создателя, прекрасно доказали свою жизнеспособность. “Красная шапочка” СамАрта, будучи пересаженной на почву нашего ТЮЗа, стала жизнерадостней и зрелищней более условной и не по-сказочному беспощадной версии самого Помра. Рассказчик (А.Елхимов) в спектакле Полины Стружковой – это молодой, изобретательный папа, сочиняющий сказку на ночь, страшноватую, надо сказать, но не слишком. У Помра же – это безличный, тревожный голос, звучащий в кромешней тьме. А наша Красная шапочка (О.Ламинская) в шапокляке, бегущая с пирогом по солнечным полянкам, куда бойчей французской – маленькой и перепуганной девочки на пустой сцене, обмирающей от страха перед бесформенным и злобно рыкающим из темноты волком. Там, где у них зыбкий ночной кошмар с фрейдистским подтекстом, у нас – отечески заботливое предостережение подрастающей дочке. И все же, несмотря на разную меру допустимой откровенности и театральной жестокости, в нашем спектакле отнюдь не пропадает внутренний сюжет сказки Помра: быть съеденной волком – значит повзрослеть, пройти инициацию, покинуть маленький, уютный детский мирок, познать агрессивность иного, взрослого мира и шагнуть в него, преодолев страх. В начале спектакля Полины Стружковой на экране мелькают фотографии беспечных играющих детей, а в финале появляются задумчивые девичьи лица, уже узнавшие кое-что о себе и о жизни.

О “Золушке” Марфы Горвиц написано достаточно (см. подробней “ЭС”, № 10, 2014). Скажем лишь, что этот спектакль и вовсе не имеет ничего общего со своим французским образцом. И пространство, белоснежное вместо вечных потемок Помра, и актерская манера, условная вместо жизнеподобной, и решение персонажей – заостренное, подчеркнуто театральное, и стремительный темп – здесь все зажило своей независимой жизнью. Это прекрасно и говорит о том, что творчество Жоэля Помра оставляет большой простор для интерпретаций.

Однако ни бОльшая часть его пьес, ни две книги интервью, в которых он рассказывает о своем методе письма и режиссерской практике, у нас пока не переведены. Можно не сомневаться, что мы сделали только первый шаг в освоении этого художника.

 Мария ЗЕРЧАНИНОВА
«Экран и сцена»
№ 23 за 2014 год.