В минувшем октябре на IX Международном Римском кинофестивале режиссеру Алексею Федорченко перед мировой премьерой его новой картины “Ангелы революции” была вручен приз “Марк Аврелий будущего”. “Мы впервые вручаем такую награду, – сказал тогда директор фестиваля Марко Мюллер, – но нам казалось так естественно отметить того, кто по праву может считаться режиссером будущего за самобытный стиль киноязыка”.
С Федорченко нам удалось поговорить на проходившем в Таллине XVIII международном кинофестивале “Темные ночи”, где “Ангелы революции” получили спецприз жюри.
– Алексей, для порядка хотелось бы вспомнить о вашей приверженности к совмещению документалистики с псевдодокументалистикой и стремлении не превращать драматические, даже трагические сюжеты в нечто мрачное и пугающее… Можно ли уже назвать это вашим почерком?
– Мне интересно делать так и скучно, когда все на одной ноте.
“Ангелы революции” достаточно жизнерадостны, если не считать, что в результате это все же трагедия. Невозможно, конечно же, представить без юмора и “космических” “Первых на Луне”, и реквием “Овсянки”, и “Небесных жен луговых мари”. С одной стороны, юмор контрастирует с серьезностью того, о чем хотелось подумать, рассказать, а с другой – усиливает этот рассказ.
– Формально именно “Первые на Луне” принесли вам десять лет назад настоящее признание, но при этом они казались мне неким приколом.
– Ни в коем случае. Это не прикол и даже не мокьюментари. К поклонникам жанра мокьюментари меня поспешили причислить после выхода фильма. А я по-честному снимал драму о героях, великих людях и отношении к ним государства, как к расходному материалу. Кому-то в этом виделся стеб, но его там нет ни грамма, все очень серьезно.
– Но это же не исключает, что серьезные размышления о содержании соседствуют у вас с не менее серьезными мыслями о форме. Она, эта форма, рождается по ходу работы или возникает изначально?
– Конечно же, форма, язык фильма задумываются изначально. “Ангелы революции” оказались крайне сложным проектом, поскольку в нем соединились две очень заштампованные темы – революции и северных народов. Можно увидеть десятки фильмов про революцию и немалое их число про судьбу северных народов. И каждый фильм будет начинен одними и теми же штампами: кумач транспарантов с буденовками в одном случае, и чумы, шаманы, бубны, поедание сырой оленьей печени в другом.
В “Ангелах революции” хотелось уйти от штампов, потому у наших героев сразу кончилась красная материя, и транспаранты пришлось писать на веселом ситчике в цветочек. А из богатейшей мифологии хантов и лесных ненцев очень легко выбралось то, что до этого в кино вообще не использовалось – обряды и моления повседневной жизни. Другими словами, на отрицании штампов возник некий иной мир, очень интересный, по-моему, и непохожий на тот, с которым встречались ранее.
В “Ангелах…” я выступал и как художник, потому фильм мне особенно дорог.
– Что объединяет его с вашими прежними работами?
– Вероятно, тема конфликта, уничтожения цивилизаций и культур, и не каких-то отдельных, а – сейчас я это понимаю – всех, наверное. Об этом и снимаю – о межцивилизационных непониманиях.
“Ангелы” – картина о людях, зажатых между двумя цивилизациями – революционными авангардистами и хантыйскими шаманами. В этой картине нет отрицательных героев, просто все разные, и одни не могут по-другому, и другие не могут. Потому и снимать было так интересно.
– Но сюжет о том, как одна культура или цивилизация пытается подмять другую, бесконечен, разыгрывается не первое тысячелетие, и чем все кончится в каждом отдельном случае известно заранее. Так что же, ничего радостного ждать не стоит?
– Ну, почему не стоит? На самом деле речь всегда о бесконечном конфликте малой культуры и прогресса. Понятно, что прогресс, несущий с собой некий комфорт, подминает и стирает малые культуры и языки. Под прогрессом можно понимать и глобализацию, а остановить ее можно теперь только обрывом связей, коммуникаций между людьми, ибо прогресс неразрывен с телевидением и интернетом, противостоять чему невозможно. Выхода тут нет, разве что какая-то глобальная катастрофа, но ее-то как раз и не хочется. Остается только по мере сил стараться замедлить исчезновение малых культур.
– Показалось, что вы сняли кино про людей, которых погубили их талант, вера в идею, одержимость…
– Тема художника в революции, художника и революции в русском искусстве ХХ века начиналась с Александра Блока, который встретил новое время с энтузиазмом, а потом заморил себя голодом, осознав, что произошло.
Наши герои не столь принципиальны в сравнении с Блоком, и потом дело происходит уже в 34-м году, маузеры и шашки остались позади, каждый нашел себя в творчестве, выбрав себе по душе, кто поэзию, кто режиссуру, кто скульптуру. Разумеется, они пребывали в какой-то своей внутренней эмиграции, но им искренне хотелось нести в массы прекрасное и высокое. Но тем, чью жизнь им так хотелось изменить и украсить, прекрасным казалось совсем иное, им было нужно не чужое прекрасное, а свое, отсюда конфликт и его разрешение.
– Как “сочинялись” герои картины?
– Когда я решил для себя, что мои герои будут авангардистами, я перебрал биографии порядка четырехсот художников, связанных с авангардом, выбирал то, что казалось особенно важным, и отдавал найденное своим персонажам. Потому у нас даже у эпизодических персонажей есть свои реальные прототипы. Я мало что придумывал, все это реальные судьбы. Потому, возможно, картина и получилась фантасмагорией, что в ней ничего не придумано. У каждого своя невыдуманная история, отсюда и рождается сочувствие.
Вообще то, “Ангелы…” построены по принципу “Семи самураев” Куросавы – полфильма компания собирается, полфильма занимается делом.
Я рад, что в этой истории мне повезло с командой, с замечательными артистами. Дарью Екамасову я снимаю уже в третьей картине. Алексей Солонцев работает в Старом Осколе. Костя Балакирев из Москвы, он играл, кстати, роль трупа в балабановском “Грузе 200” и замечательно в “Стилягах” Тодоровского. Олег Ягодин – ведущий актер екатеринбургского “Коляды-театра”. Павел Басов тоже из Москвы.
– Когда в сети появились трейлеры вашей картины, то не заставили ждать себя и комментарии пользователей, которые нередко сводились к тому, что это кино для тех, кто испытывает ностальгию по невозвратным временам. А нам, молодым, это… ну, и так далее.
– Отношение к фильму – личное дело каждого, более того, говоря по правде, я об этом сильно и не задумываюсь. Когда-то я сразу решил для себя, что прокат не мое занятие, я не прокатчик, а режиссер, и когда меня спрашивают о прокате, то всегда отвечаю, что не знаю, мне это неинтересно. А в данном случае речь вообще о людях, которые фильма не видели и, не знаю, увидят ли. И в том не их вина, у нас такая ситуация, данность.