Первая часть фильма “Голодные игры: Сойка-пересмешница”, продолжающего франшизу по произведениям Сьюзен Коллинз, настолько совпадает с тем, что творится сейчас в умах и душах многих наших соотечественников, что в какие-то моменты становится просто страшно. В другие моменты, когда страх узнавания проходит, заметно, что не всем актерам можно крикнуть “Верю” и что имеется некоторая затянутость – сюжет крутится вокруг одной идеи, и ее нельзя назвать новой. Но эта не новая идея сейчас так актуальна и так захватывает все большие и большие пространства нашей жизни, что и бог с ней, с затянутостью. Начало “Сойки-пересмешницы” выходит очень вовремя, параллельно тревожа мыслями, что же будет происходить в нашей стране, когда выйдет вторая часть.
Героиня фильма, повзрослевшая Китнисс Эвердин (Дженнифер Лоуренс), вступает в третью битву, самую сложную. В первой картине она оказалась в кровавой игре, которую устраивала верхушка страны Панем и ее президент Кориолан Сноу (Дональд Сазерленд) – в память о давнем мятеже все дистрикты (районы страны), числом двенадцать, должны были выдвинуть двоих участников-трибутов для игры и одновременно бойни.
В живых должен был остаться только один, это знали все, и когда стало ясно, что в группу идущих на смерть попала маленькая сестра Китнисс, девушка вызвалась добровольцем, с этого момента “Голодные игры” впервые за семьдесят четыре года изменили свой ход. Победителями стали двое из двенадцатого дистрикта: Китнисс и Пит Мелларк (Джош Хатчерсон), сразу же попавшие в оборот.
Жители Капитолия, столицы Панема, обласкали юношу и девушку, приглашая на ТВ-шоу и банкеты, где объевшимся гостям рекомендовалось испить из высокого бокала розовое рвотное и, облегчившись, снова приступить к обильной еде – меж тем в бедных дистриктах от голода умирали люди.
Свободная и дерзкая Китнисс и ее оберег, сойка-пересмешница, постепенно стали символом зреющего в Панеме революционного движения. И во второй части саги, “Голодные игры: И вспыхнет пламя”, ее и Пита вновь сделали участниками битвы – только теперь в ней участвовали победители прошлых лет, а новым распорядителем игр стал Плутарх Хевенсби (Филип Сеймур Хоффман), циничный хитрец, умеющий давить на кнопки в человеческих душах, будь то манерные и вычурные капитолийцы или обозленные бедняки из дальних районов.
Китнисс вновь осталась жива, выстрелив из лука в небо и разрушив силовое поле, управлявшее битвой, но потеряла сознание – когда пришла в себя, обнаружила, что Пит пропал, а вокруг нее находятся люди, говорящие о революции и о том, что она должна помочь. Был среди них и Плутарх Хевенсби. Был с тем же выражением лица, с которым советовал президенту Сноу чередовать на телеэкране показы новых платьев новой любимицы Капитолия с массовыми казнями, чтобы жители дистриктов гарантированно возненавидели Китнисс.
В третьей картине Хевенсби также занимается пиаром, но теперь он работает на тринадцатый дистрикт, считавшийся после давнего мятежа уничтоженным. Однако его жители, возглавляемые президентом Альмой Койн (Джулианна Мур), ушли жить под землю, выстроили там город и озаботились большим количеством оружия и боевой техники – дистрикты в Панеме делились по специализациям, и в тринадцатом обитали военные. Они собираются свергнуть Сноу, победить Капитолий, и профессионал Хевенсби помогает им в этом – необходимо создать символ “лицо революции”, и им должна стать Китнисс, сойка-пересмешница.
Образ двойного агента всегда притягателен: можно вспомнить хотя бы Штирлица и Северуса Снейпа. Для тех, кто не читал книги Сьюзен Коллинз, Плутарх Хевенсби и его истинная идеологическая позиция останутся загадками до самого финала. Но, хотя режиссер Френсис Лоуренс и не делает акцента на его персоне, в первой части “Сойки-пересмешницы” во всех действиях пиарщика революции чудится червоточинка.
В своей последней роли Филип Сеймур Хоффман не изображает двойственность – похоже, его герою даже не так важно, на чьей он стороне. Ему интересна работа как таковая: будь то эффектная гибель двадцати трех молодых людей ради победы одного, будь то разжигание ненависти или, наоборот, любви. Хевенсби профессионал, и ему интересно гарантированно достигать результата, а какими средствами – не так уж важно.
Плутарх приглашает из Капитолия съемочную группу: татуированную девицу-режиссера (Натали Дормер), ее помощника и двух операторов, одному из которых, по словам девицы, несколько лет назад за неправильные слова отрезали язык.
Съемочная группа вместе с товарищами Китнисс умело подбирают способы снять цепляющий за душу ролик; вспоминают, когда у них самих при наблюдении за Китнисс что-то екало внутри. Это было, когда девушка вызвалась в добровольцы, чтобы спасти сестренку; когда она плакала над умирающей Рут, слишком юной, чтобы выжить в Голодных играх; когда брела мимо трупов и развалин, в которые превратился ее родной двенадцатый дистрикт.
Все горькие моменты в жизни Китнисс взвешиваются на пиар-весах, и решается, что искренность сработает. Поэтому первые слова о революции и мести Капитолию девушка произносит после того, как бойцы Сноу на ее глазах взрывают госпиталь с ранеными мятежниками. Голос Китнисс дрожит, в нем слышатся искренняя ярость и искренние слезы. Снято.
Президент Койн довольна тем, что происходит в дистриктах после ряда показанных по телевидению роликов: поднимаются мятежи, гибнут люди, но части уцелевших бунтовщиков удается нанести Капитолию серьезный вред. “Не бывает победы без невинных жертв” – веско произносит Койн. Хевенсби шевелит губами, проверяя, верно ли произнесена придуманная им речь, жители тринадцатого дистрикта вопят от восторга и выкрикивают по-обезьяньи звучащий военный клич: “Хуа-а! Хуа-а!”
Президент Сноу отвечает на вызов: на телеэкранах появляется Пит, с каждым разом выглядящий все замученнее, и неживым голосом говорит о том, что мятежники должны сложить оружие и не идти на смерть. Китнисс оказывается в замешательстве. С одной стороны, часть ее соратников считают Пита жалким трусом, а часть уверена, что в Капитолии его пытают и заставляют призывать к отказу от борьбы. С другой стороны, она и сама задумывается, за что люди гибнут и будут гибнуть дальше.
Ее внутренние мучения режиссер Френсис Лоуренс особенно ярко иллюстрирует одной сценой: когда по нескольким мостам бегут люди, чтобы взорвать гидроэлектростанцию, обеспечивающую электричеством Капитолий. Их большая часть, расстрелянная бойцами Сноу, остается лежать на мосту, но нескольким удается пронести взрывчатку. Это малая победа. Но на чьей совести смерть людей? И должна ли революция уметь защищаться и гибнуть? И можно ли назвать ее чистой, когда ее все равно создает и ею управляет не народ, которому отведена роль пушечного мяса, а люди с сердцами, сделанными из стали, или вовсе без сердец?
Финник (Сэм Клафлин), один из трибутов, выживших в прошлых “Голодных играх”, утешает Китнисс, объясняя, что ее работа позволит им встретиться с любимыми – ей с Питом, а ему – с Эмми, тоже находящейся в Капитолии. Движимые силой своей любви и желанием спасти любимых, Китнисс и Финник помогают президенту Койн и бунту тринадцатого дистрикта. Они, как и их возлюбленные, стали заложниками битвы двух сил, двух идеологий, и за каждой из них стоят безжалостные люди, умеющие убивать, не жалеть об убитых и вести информационную войну.
О том, может ли президент Койн, взяв власть, превратиться в президента Сноу, Китнисс пока не думает – ее решения ждут нас в следующей, финальной, части истории, и они должны соответствовать ее образу: быть неожиданными, дерзкими, парадоксальными и менять ход событий. Даже при том, что происходящие события напоминают тектонические сдвиги, а больше всего хочется схватить своих и убежать подальше в лес.
И тектонические сдвиги, и информационная война, и зарождающееся неверие во все идеологии, и желание схватить любимых и убежать – все это очень характерно для нынешнего времени.
“Каждому, кто тебя увидит, захочется поцеловать тебя, убить тебя или стать тобой” – такие слова услышит Китнисс, одетая в красивый костюм и готовящаяся воплотить на экране образ прекрасной мятежницы. Делая выбор между этими тремя желаниями, можно понять свои собственные отношения с нынешним временем. И жанр его – не сказка, где легко отделить своих от чужих, и понять, где добро и зло, а скорее антиутопия, отгадать финал которой на данный момент невозможно.