Фестиваль DanceInversion, как и опавшие листья, верный признак того, что в столице осень. Широкоформатный, имеющий богатую историю и сложившиеся традиции, этот форум современного танца в нынешнем году стал лаконично-емким и возвратился к своим истокам – фестивалю американского танца (ADF).

Организатор этого минималистского феста, Музыкальный театр имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко, лирически окрестил его “Пять вечеров американского балета” (по ассоциации с пьесой Володина) и представил две труппы, “Азур Бартон и артисты” и “Танцевальное искусство Шен Вея”, уже бывавшие в России. Из названий коллективов ясно, что и та, и другая компании принадлежат к категории авторских, впрочем, как большинство существующих в мире коллективов contemporary dance. Оба хореографа – из числа первых лиц современного американского танца (во всяком случае, так они позиционировались фестивалем), хотя корни творчества обоих произрастают за пределами Соединенных Штатов. Азур Бартон начинала в Канаде, а Шен Вей и того дальше – в Китае, где прошел жесткую школу Пекинской Оперы. Профессиональные интересы обоих хореографов выходят далеко за рамки непосредственно постановки танцев. Азур Бартон участвовала в различных проектах-инсталляциях и международных социальных проектах, а ее компания помимо танцовщиков включает художников и музыкантов. Шен Вей же объединяет в своем лице практически все театральные профессии, включая режиссера и дизайнера. Если же говорить о постановках этих хореографов, то помимо отсутствия линейного сюжета, их роднит разве что визуальная красота.

Азур Бартон великолепно работает не только со своими артистами, но и со светом. Сценограф и художник по свету Бурк Браун создает на сцене мистически выразительную среду, в которую Азур погружает своих артистов в спектакле под названием «ABAA» (на музыку Кертиса Макдональда и Льва Журбина), что в переводе с языка северо-западных индейцев Канады означает «мать». В поле зрения хореографа – все этапы человеческой жизни от эмбрионального состояния. Действие начинается с того, что из полутьмы выплывает огненный шар, похожий на восходящее солнце, внутри которого угадываются очертания человека в позе зародыша, пытающегося встать во весь рост. В попытке самоидентификации народившееся существо делает плавательные движения руками, а потом пытается взмахнуть ими, словно крыльями. Его раскоординированное тело ломается и трепещет, постепенно обретая твердость, уверенность и силу. Становление происходит на фоне поначалу еле слышных всплесков воды, которые вскоре превращаются в мощный звук низвергающихся потоков. Шестеро танцовщиков, один за другим, “капля” за “каплей” стекаются на сцену, а затем вновь расходятся, перетекая из комбинации в комбинацию. Меняются темпы и характер движений, палитра каковых чрезвычайно разнообразна – от классических до хип-хопа. Наконец, появляется женщина – мать, подруга, ангел-хранитель, в общем – все на свете; в дальнейшем (а спектакль идет довольно долго – 75 минут) она становится смысловым и композиционным центром действия. Посылает пластические флюиды остальным танцовщикам, а те каждым движением тянутся к ней. Их тела то вибрируют, теряя очертания, то обретают жесткие контуры. Описать все перепады пластических состояний исполнителей невозможно. Героиня, как мать, укачивает на руках своих партнеров – великовозрастных младенцев, сливается с одним из них в красивом адажио или составляет с двумя другими не менее нежное трио. Танцовщики то ползают по сцене, как младенцы-несмышленыши, пытаясь засунуть ногу в рот, то вполне по-мужски вступают в танцевальной диалог с единственной женщиной на сцене. Но недаром слова “аваа” и “аква” рифмуются. Водная тема и тема материнства здесь сливаются в единый поток. Ближе к финалу – водная стихия захлестывает все. На видеоэкране танцовщики погружаются в океанские глубины, их лица проступают сквозь водную рябь, то приближаясь, то удаляясь, а на первый план выплывает героиня в кресле-качалке, убаюкиваемая волнами. Именно, этот образ, приснившийся хореографу, – женщина под водой – и стал первотолчком к спектаклю. А затем одна из танцовщиц труппы поделилась с Азур своими материнскими переживаниями. Из этого довольно простодушного взаимодействия сна и яви родился спектакль Бартон. Впрочем, некоторая наивность постановки придает ей особую прелесть. Безыскусность замысла, помноженная на великолепное мастерство танцовщиков и изобретательность хореографа, дала вполне плодотворный результат.

Второй участник фестиваля – Шен Вей, похоже, тоже погрузил своих артистов в водные глубины. Хотя утверждать это с определенностью нельзя. Современный танец так лукав, что всегда готов ввести вас в заблуждение. И все-таки, в спектакле Шен Вея “Сложение” на заднике изображена рыба, а танцовщики передвигаются столь плавно, что их легко представить на дне морском. Хореограф, он же художник и гример спектакля, одел артистов в длинные красные юбки с ниспадающими, на манер русалочьих хвостов, шлейфами, затянул их корпуса телесного цвета лифами, а головам придал яйцевидную форму посредством шапок под цвет кожи, удлиняющих затылок. Похожие на тибетских монахов, совершенно одинаковые танцовщики и танцовщицы, мелко семеня ногами, проплывают по сцене под музыку “Последней песни спящей Девы” Джона Тавенера и буддистских песнопений, словно собираясь на молитву. Их медленный завораживающий танец и впрямь напоминают медитацию. Движения скупы и красивы, танцовщики гибки и выразительны. Монотонное течение их танца прерывает только появление танцовщиков в черном, чьи одежды в лучах света иногда выглядят зеленоватыми. Черно-зеленые исполнители появляются парами, слившимися воедино, напоминая некие мифические двуглавые существа с гибкими щупальцами-руками. Они создают столь причудливые фигурные композиции (“сплетенье рук, сплетенье ног”), что сразу не догадываешься, каким загадочным образом эти живые скульптуры образованы. Здесь все таинственно и многозначительно. Но чистота мизансцен и каллиграфическая тщательность каждого движения делают пафос вполне уместным и органичным, хотя он и дышит изысканно-холодной схоластичностью.

В другом спектакле Шен Вея, “Весна священная” на музыку Стравинского (в переложении для фортепиано и исполнении Фазиля Сая), красота отвергается принципиально. Некрасивость здесь становится эстетическим посылом. Здесь все приземлено и занижено, начиная с костюмов исполнителей – небрежной репетиционной одежды, в коей они появляются на сцене, бесшумно семеня на полупальцах и полусогнутых ногах, беспорядочно, как кажется поначалу, заполняя сцену. Каждый выполняет какие-то свои движения: кто классические па, кто спортивные прыжки. Здесь нет дистанции между танцем и гимнастикой, чисто балетное движение переходит в акробатическое и наоборот. Соединяющий в своем искусстве традиции различных культур и разные танцевальные техники, Шен Вей обладает широким лексическим запасом. Более того, в его спектакле много новых «словообразований». Из хаоса этих перемежающихся разнокалиберных па постепенно выкристаллизовывается стройный и синхронный танец. Логике хаоса противопоставляется логика структурированных движений, становящихся все более лаконичными и обретающих снайперскую точность. Достигшие к финалу единства и совершенства танцовщики собираются в круг, который неожиданно рассыпается. Возможно, Шен Вей намекает на то, что абсолютной гармонии в мире не существует. как купить справку спб

По собственным словам Шен Вея, музыка «Весны священной», которую он впервые услышал еще 1989 году в Китае, сочетает в себе техническую сложность и страстный рассказ, их он и пытался передать своим спектаклем. Однако абстрактная страстность – выстрел вхолостую. Не расслышав в звуках «Весны священной» темы жертвоприношения и отстранившись от музыкальной драматургии произведения Стравинского, Шен Вей многое потерял. Его изобретательная хореография гипнотизирует, но мало волнует. Артисты, почти не различимые по гендерному признаку, – великолепны, но в их танце нет чувственного начала, без которого «Весна священная» теряет свою первозданную языческую мощь и волнующую, как запах влажной земли, пьянящую силу.

Тем не менее, впечатление, произведенное “Танцевальным искусством Шен Вея”, яркое, как и след компании “Азур Бартон и артисты”, чье профессиональное мастерство не может оставить равнодушным.