Сюжет для небольшого спектакля

• Сцена из спектакля “Братья Ч.” Фото В.ЛУПОВСКОГОВсем известно, как трудно что-либо планировать в искусстве. Тем не менее, основательную часть программы Чеховского фестиваля составили спектакли, инициированные Валерием Шадриным. Это и мировая премьера “В Москву! В Москву!” Франка Касторфа (о ней “ЭС” подробнейшим образом писала в прошлом номере), и не столь шумные и одиозные московские новинки: “Чехов-gala” Алексея Бородина в Российском академическом молодежном театре и “Братья Ч.” Александра Галибина в Театре имени К.С.Станиславского. Артисты РАМТа играют композицию, сочиненную вместе с художественным руководителем из хрестоматийных одноактных “шуток” (их иногда называют водевилями). Это “Медведь” и “Предложение”, “Свадьба” и “Юбилей”, сцена-монолог “О вреде табака”.
Случай “Братьев Ч.” интересен тем, что премьера сделана по драматургическому материалу, заказанному Чеховским фестивалем загодя Елене Греминой. В анонсе “Братьев” подчеркивалось, что зрителю будет представлена первая пьеса о молодости Чехова и его отношениях с семьей.
Наш классик (слава Богу!) не удостоился “чеховианы”. Предшественником Елены Греминой можно считать Леонида Малюгина с его биографическим произведением “Насмеш-ливое мое счастье” (1966), основанным на переписке Антона Павловича и Лики Мизиновой. С той поры прошло немало лет. В советские годы эта пьеса, с одной стороны, питалась опытом “Милого лжеца” англичанина Дж.Килти, использовавшего письма Бернарда Шоу и его приятельницы, исполнительницы роли Элизы Дулиттл – Стеллы Патрик Кемпбел, с другой – давала возможность развернуться нашим талантливым актерам. В Вахтанговском театре Чехова играл Юрий Яковлев, Лику – Юлия Борисова; с “Насмешливого моего счастья” начинал свою карьеру в Ленинграде Кама Гинкас в Театре имени В.Ф.Комиссаржевской, это была его удача и удача молодого художника Эдуарда Кочергина. Впрочем, широкий зритель узнал историю несостоявшегося брака Чехова и Лики по фильму Сергея Юткевича “Сюжет для небольшого рассказа” (1970), где Яковлеву отводилась роль Потапенко, а в роли великого писателя оказался Николай Гринько – воплощенная “чеховская” интеллигентность и деликатность. Там же была ослепительная Лика Марины Влади (фильм – советско-французский). Другое название намекало на сквозную линию – историю написания “Чайки”.
Расстояние между двумя пьесами – более 40 лет, и небезынтересно поразмышлять над тем, как разнятся подходы к теме. Естественно, что в 60-е пафос сводился к идеализации интеллигенции, тонких, изящных отношений между героями.
Текст “Братьев Ч.”, хотя и является коллажем из писем и фрагментов пьес, – по тональности “новодрамовский”, жесткий, без малейшего пафоса. И уж без всякого пиетета перед “чеховской” интеллигентностью.
Пьеса Греминой соткана из цитат: тут и письма, и отсылки к “Чайке”, “Дяде Ване”, удочка Антона напомнит о Тригорине, а пистолет Александра о Войницком. Прием – логичный. Кто, как ни Чехов, брал для творчества сюжеты из собственной жизни и жизни окружающих. Можно вспомнить “Попрыгунью”, где описан реальный дом и его хозяйка – возлюбленная Левитана, знаменитый “жетон”, подаренный Авиловой Чехову и одолженный им “для настроения” Комиссаржевской, игравшей Нину Заречную в печально знаменитой премьере Александринки.
“Насмешливое мое счастье” писалось как “костюмная” пьеса для большой аудитории. Для спектакля “Братья Ч.” выделено маленькое пространство сцены; зрители от актеров в двух шагах. Как гости дачи в Бабкино, где поселилось на лето семейство Ч.
Художник Елизавета Дзуцева завесила всю сцену бельем, кроме простыней на веревке висят подштанники. Неправы окажутся те, кто с места в карьер обвинит театр в интересе к “нижнему белью” писателя, что нынче модно. “Братья Ч.” никакого отношения к жанру “великие без глянца” не имеют. “Чем глубже погружаюсь я в старость, – писал 33-летний Чехов брату Александру, – тем грубее представляется мне материя, из которой сшиты подштанники нашей жизни. Детство отравлено у нас ужасами, нервы скверные до гнусности, денег нет и не будет, смелости и умения жить тоже нет, здоровье скверное, настроение хорошее для нас почти уже недоступно…” Эти строчки вполне могли бы стать эпиграфом к спектаклю Александра Галибина.
Елена Гремина определила жанр пьесы как С. Так хотел назвать Чехов повесть “Три года” (одну из самых автобиографических своих вещей). “Сцены из деревенской жизни” – подзаголовок “Дяди Вани”. Однако кажется, что драматург “Братьев” создавала цельную конструкцию, некую “ненаписанную пьесу” Чехова по мотивам биографических реалий и художественных сюжетов. Режиссер же строит свое сочинение, дробя спектакль на отдельные эпизоды (каждый заканчивается затемнением), а, точнее, на череду выяснений отношений, в которых младший брат выглядит моралистом в противовес “шалоберничающим” старшим.
Николай (Артем Семкин) и Александр (Всеволод Болдин) обаятельны и талантливы. Вместе с режиссером молодые артисты не акцентируют злокачественные пороки своих персонажей: беспробудное пьянство, беспорядочную жизнь. Они существует “за кадром”, а в кадре – нервные ссоры, взрывы, скандалы, отравляющие существование Антона (Станислав Рядинский). Он, единственный, вынужден работать в невыносимых условиях, тащить на себе тяжелый воз ответственности за всю семью. “Молодость мою… как оторвало”, – это ведь и о себе писал Чехов.
Время от времени на сцене появляется Отец (Александр Пантелеев). Одна из лучших актерских работ, привлекательная стопроцентной органикой. Занудный папаша, уверенный в собственной непогрешимости, нет-нет, да и вызовет сочувствие.
Иначе играет Ирина Савицкова свою Наташу. Если молодые актеры в ролях братьев работают в “эскизной” манере, лишь намечая характеры, Савицкова насыщает роль психологией. Кажется, перед нами идеальная Маша из “Чайки”, тем более что реплики этого персонажа вкраплены Греминой в текст Наташи. Неразделенная любовь к Антону мучает ее, страдания усугублены ревностью. Одновременно актриса показывает, что могла бы сыграть и Аркадину (монолог из 3-го акта, обращенный к Тригорину, также присутствует в спектакле). Страстная безоглядность существования в роли делает Наташу Савицковой едва ли не главной героиней постановки (в судьбе Чехова реальная Наташа Гольден – эпизодическое лицо, позднее она станет женой брата Александра и матерью гениального Михаила Чехова).
Совершенно очевидно, что в пьесе Греминой одна из самых важных тем – влюбленность молодого Чехова в Дуню Эфрос (Анна Дубова). Интересна эта линия не только очевидным поводом для создания “Иванова”. Пьеса будет написана через год после разрыва с Дуней. Об этой несостоявшейся женитьбе известно немногое. Но в пьесе роман Чехова дан в ясном контексте. Очевидно (и Отец этого не скрывает), женитьба на богатой невесте была бы очень выгодна семье, еле сводящей концы с концами. Жертва же Дуни – отказ от вероисповедания, неприятие брака родителями – слишком велика. Так или иначе, но свадьба не состоялась. В содержательном, стильном буклете (редакторы-составители Анна Банасюкевич, Кристина Матвиенко, Майя Михайлова, художник Елизавета Дзуцева) мы прочтем строчки из письма Чехова перед бракосочетанием: “Что я с ней разведусь через 1-2 года после свадьбы, это несомненно…” В “Иванове” Чехов смоделировал, как могли бы развиваться события, женись он на Дуне Эфрос. Не мог знать он, каков окажется истинный трагический конец невесты: она погибнет в концлагере Треблинка.
Анна Дубова играет симпатично, ее Дуня – живая, естественная девушка, чужая в доме Чеховых.
Станислав Рядинский в роли Антона существует несколько отстраненно. Но такой способ существования оправдан пьесой, где главный герой как будто воскрешает в памяти прошлое.
В финале на экране возникнет теневой театр, силуэты чайки, дамы с собачкой, занавес МХТ…

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
«Экран и сцена» №12 за 2010 год.