Гул поезда

•Сцена из спектакля "Платонов". Фото В.Луповского.Когда-то именно благодаря Чеховскому фестивалю в Москве показали незабываемый спектакль Льва Додина «Пьеса без названия». Эту постановку так и хотелось эпизод за эпизодом описывать, столь продуманны и красноречивы были детали. Несовершенная и многословная пьеса, по причине утраты авторского титульного листа называемая также «Платонов», «Дикий мед» или «Безотцовщина» и по объему тянущая на три полноценных драматургических произведения, зажила в театре Додина какой-то странной могучей жизнью. Безжалостный поток сознания юного драматурга подавался Малым драматическим театром с глубоким пониманием того, как преломятся заявленные в раннем сочинении мотивы в дальнейшем творчестве Антона Павловича Чехова.
Тогда, после спектакля Додина, казалось, что безалаберное отношение к человеческой жизни, своей ли, чужой – история очень русская. Испанский режиссер Херардо Вера и автор сценической версии Хуан Майорга сочли, что не только, и предъявили России своего «Платонова» – совместную постановку Национального драматического центра Мадрида и Международного Чеховского фестиваля, предварительно провезя спектакль чуть ли не по всей Испании, как говорят, с большим успехом.
Для испанского режиссера оказалось важным, что место действия пьесы – Войницевка, имение в одной из южных губерний – затерялось довольно далеко от столиц. Герои, по словам Херардо Веры, живут в изоляции от мира. Их пустопорожние разговоры и немыслимые откровения только на несколько мгновений способен заглушить звук проносящегося мимо поезда или уж навсегда оборвать финальный выстрел.
«Чемпион по откровенности» сельский учитель Михаил Васильевич Платонов (Пера Аркильюе) – крупный, мятущийся, все ниже опускающийся человек, безвольно вращается в замкнутом четырьмя женщинами круге (доверчивой простушкой Сашей – Кармен Мачи, соблазнительной генеральшей Анной Петровной – Моника Лопес, решительной Софьей – Элизабет Хелаберт и эмансипированной дурочкой Марией Грековой – Мария Пастор). Обещает, ласкает, целует, соблазняет, гонит, утихомиривает, исповедуется и обреченно саморазрушается. Авторы спектакля определяют сквозное действие так: «Горячечный бред человека, который неотвратимо движется к пропасти и тащит за собой в бездну всех, кто попадается ему на пути». Усталость и разложение личности от чрезмерности эмоций – вот болезнь Платонова. Недаром на вопрос «Что у вас болит?» он, не задумываясь, отвечает: «Платонов болит». История, в сущности, оказывается общечеловеческой.
В спектакле испанцев более-менее крупным планом поданы лишь герой и четыре навязчивых женских персонажа. Прочее окружение – человеческое и природное – довольно зыбкий и смутный фон, приблизительный и неотчетливый. Кто-то курит, кто-то скандалит, кто-то разглагольствует, кого-то нанимают убивать, на заднике проступает озеро и силуэты деревьев, колышутся какие-то тени, вспыхивают огни фейерверка и фары поезда, идет дождь. В одном углу – парта, в другом – этажерка, одна необязательность сменяет другую, а тем временем Платонов в темных очках и пиджаке на голое тело, совсем уже изнуренный таким вот необязательным существованием, удивленно принимает смерть.
Это не первое обращение Херардо Веры к Чехову, однако, раньше он имел дело с чеховскими произведениями только в качестве сценографа, как режиссер он подошел к этому автору впервые. Русский зритель вряд ли откроет для себя что-нибудь неожиданное в этом спектакле, разве что будет благодарен создателям за сделанные в пьесе сокращения да сдержанность в мелодраматизме. А вот испанцев режиссеру, похоже, удалось заинтриговать даже несовершенствами ранней неоконченной чеховской пьесы – как зрителей, так и исполнителей. На пресс-конференции перед московскими фестивальными показами Кармен Мачи трепетно признавалась: «Для любого актера просто невозможно умереть, не сыграв Чехова. Мы и не мечтали показать наш спектакль на его родине. Надеюсь, что Чехов не встанет из могилы и не будет ругать нас за исполнение».
Мария ХАЛИЗЕВА
«Экран и сцена» №13 за 2010 год.