В начале года состоялись премьера спектаклей по пьесе Эдмона Ростана “Сирано де Бержерак” сразу в двух московских театрах – МХТ имени А.П.Чехова, в постановке Егора Перегудова, и “ОКОЛО дома Станиславского”, в режиссуре Александры Толстошевой.

В тексте спектакля МХТ в ростановские строки (перевод Владимира Соловьева) вплетены музыкальные композиции – песни, сочиненные студентами Школы-студии МХАТ. Молодые артисты играют несколько эпизодических ролей и составляют ансамбль вместе с группой “Мизинов-трио”, исполняя стихи на мелодии с блюзовыми, джазовыми и рок-н-рольными интонациями. Режиссер Егор Перегудов задумал эти музыкальные вставки зонгами – как отсылку к спектаклям Юрия Любимова в Театре на Таганке, – придавая страстный и мощный заряд звучащему слову. Песни, шуточные, эмоциональные и даже яростные, во многом возводят спектакль в ранг манифеста обостренного чувства жизни. Актуализируя идеи пьесы и подчеркивая вечность переходящих из столетия в столетие коллизий, авторы мхатовского “Сирано” смешивают в нем эпохи и стили, что особенно проявляется в эклектичных костюмах: мундир, красные панталоны, гимнастерки времен Первой мировой войны, смокинги и форма для фехтования.

В постановке театра “ОКОЛО дома Станиславского” разговор ведется другими средствами и с иной подачей. Александра Толстошева в своем новом спектакле поразительно точна в наследовании стиля учителя, Юрия Погребничко. Ее “Сирано де Бержерак” аккуратно, но смело и полноправно встраивается в кодовую систему “ОКОЛО”. Героическая комедия Ростана оказывается органично вписана в контекст этого театра, где обыкновенно, и всегда парадоксально, соседствуют высокие сюжеты классической литературы и сцены из советской жизни. В этом “Сирано” нет неистовых страстей, исступления и парадности, нет фальшивого интонирования, размашистых и резких жестов. Обитатели театра “ОКОЛО”, облаченные в переходящие из спектакля в спектакль костюмы, соединяющие и уравнивающие эпохи и персоналии (шляпа с перьями и телогрейка, дублет и кроссовки), устали от натужных чувств, а потому тихо ведут сюжетную линию персонажей, с грустью вздыхая в ожидании своего Годо.

В крошечной сценической коробке “ОКОЛО” – одинокая кровать из ржавого и изогнутого железа с досками вместо матраса, да низенький табурет, притаившийся с краю сцены подле бархатных кулис (сценографом выступила сама Александра Толстошева). На величественных подмостках МХТ – длинная и уходящая ввысь стена, наискосок прорезающая огромную сцену и открывающая глубинную перспективу в темную и, кажется, бесконечную даль (художник Владимир Арефьев). На этой стене когда-то было множество плакатов, баннеров и афиш. Они, как это обычно бывает, изнашивались, одни наслаивались на другие. В конечном же счете остались лишь обрывки, и можно только догадываться, что на них было. Так и новые спектакли “Сирано де Бержерак” – палимпсест, за которым длинная история интерпретаций столь любимой в российском театре ростановской пьесы.

Но все же один плакат на той стене остался нетронутым – и это большой портрет Паулины Андреевой, исполнительницы роли Роксаны, единственной женщины в спектакле МХТ. Она появляется перед публикой в черном платье в пол с закрытым верхом и длинным разрезом от бедра. Все софиты и взгляды направлены только на нее – главную звезду и диву, будто спустившуюся с экранов фильмов золотого века Голливуда. Ее плечи учтиво укрывают белыми мехами, а к ногам подносят большие цветочные корзины. Элегантная и манкая, с прямой осанкой и притягательным взглядом, она так же изящно владеет искусством фехтования: облаченная уже в белый костюм, героиня Андреевой грациозно фиксирует позы и ловко обезоруживает соперников.

Роксана в спектакле Александры Толстошевой, в исполнении Марии Погребничко, предстает в пыльном сиреневом платье с кружевами и кринолином из позапрошлого века, жемчужным ожерельем, запутанным в клубок, в изорванной накидке-пончо, стоптанных башмаках и в чаплиновском котелке. Она наивно улыбается и смеется невпопад, скачет вприпрыжку и пытается отдышаться, играет на губной гармошке и босиком балансирует на натянутом канате. В этой Роксане есть что-то от Джельсомины Джулетты Мазины (ее называли “Чаплиным в юбке”) из “Дороги” Федерико Феллини – бродячей клоунессы, трогательной и беззащитной, “великом никто” и расхожем “все”. Таковы и другие герои: будто странствующие комедианты, уже не в первый раз представляющие историю о гасконце Сирано.

Каков же де Бержерак? В спектакле МХТ в воплощении Юрия Чурсина он неожиданно перелезает через барьер ложи и мчится меж зрительских кресел, подавая меткие реплики стоящим на сцене партнерам и быстро одерживая победу в только начавшейся поэтической дуэли. Мышцы его лица и тела напряжены, взор орлиный, он всегда готов броситься на амбразуру и дать отпор. И главное орудие Сирано – конечно, не шпага (хотя и ей он владеет безукоризненно и виртуозно), а слово: отрада и утешение, убежище и спасение. Его щит и его клинок.

Он одинокий скиталец, чье восприятие мира – острое и болезненное, но возведенное в ранг поэтического. Его характер колюч, а слово колко: после очередного поединка сразу с несколькими соперниками этот Сирано хватает в обе руки охапки трофейных шпаг остриями вверх и сгибается дугой. И вновь он тих и незаметен, суфлер и тень Кристиана (Кузьма Котрелёв), которому одолжил свой поэтический талант ради красавицы-кузины Роксаны. Но как чарующи те редкие мгновения, когда ему удается остаться наедине с возлюбленной. Одна из самых красивых сцен в спектакле Егора Перегудова – фехтовальный раунд между Роксаной и Сирано. С их шпаг вздымается и подсвечивается лучами софитов пыль: еще немного, и они бы могли скрыться в тумане, раствориться друг в друге, но этому не суждено произойти. Роксана аккуратно подносит свою шпагу прямо к сердцу Сирано. Тот подхватывает ее клинок и долго держит его в месте поражения. Решившись отпустить шпагу, он неожиданно обнаруживает на острие письмо, предназначенное Роксане. Что он только не делает с ним – рвет и даже поджигает, но снова и снова находит в карманах и за пазухой свои любовные послания к ней.

В спектакле театра “ОКОЛО” главную роль играет Максим Севриновский. В шляпе, серых поношенных джинсах, толстом дырявом джемпере и в ватнике нараспашку. Истосковавшийся романтик, грустный Пьеро, вечный клошар, заблудившийся во времени. Ростановские стихи в переводе того же Владимира Соловьева в исполнении Севриновского звучат без сочной декламации и бравурной патетики. Появляясь на подмостках, он тут же просит закрыть занавес, чтобы степенно произнести знаменитый вступительный монолог не ради горделивого удовольствия, но для того, чтобы за красноречивыми кружевами слов зритель расслышал человека. И отношения Сирано с Роксаной здесь предстают без умопомрачительной интриги. Им это ни к чему, они словно не из этого мира, с какой-то другой орбиты. Они фехтуют, словно вальсируют. Плавно, нежно и безмолвно. Их шпаги бликуют, а глаза искрятся, отражая лунный свет ламп.

Сирано Севриновского – режиссер своей уже прожитой жизни, своего уже сыгранного раз спектакля: он произносит текст, будто зная, что последует в ответ, будто известен исход и ни к чему стенанья. И он действительно режиссирует, например, сцену смерти Кристиана. Ее разыгрывают как дуэль, в которой участвует и режиссер Александра Толстошева. Дуэлянты повторяют одни и те же мизансцены несколько раз под замечания Сирано: “Больше жизни!” Смерть случается, но Роксана так и остается в неведении.

За всем этим тихо и смиренно наблюдает героиня Екатерины Кирчак. Она сидит в углу у занавеса, закрывая и открывая его по указке Сирано, подает реплики или дублирует сказанное. А ее взор с поволокой направлен куда-то ввысь, к сумрачному поэтическому идеалу. То ли дуэнья Роксаны, то ли ее тень, то ли роковое воплощение несбыточного. Несбыточного, оставляющего героям лишь томительное блуждание по маленькому остову сцены-жизни.

В противовес происходящему в “ОКОЛО” раскидистое пространство МХТ позволяет развернуть и батальные сцены, до предела накаляя градус повествования. Оставаясь преимущественно “пустыми” в первом действии, во втором подмостки заполняются военной техникой и одетыми в амуницию времен Первой мировой войны солдатами, у которых отныне вместо шпаг – ружья. И в этот мир идущих на смерть как ни в чем не бывало въезжает на красном мотоцикле Роксана Паулины Андреевой. Теперь она одета по моде середины 50-х годов прошлого столетия: на точеной фигурке персиковое платье с мелким цветочным принтом, на тонкой шее – шелковый платочек, на ногах – бордовые балетки. Словно перед нами принцесса Анна Одри Хепберн из фильма Уильяма Уайлера “Римские каникулы”, только в цвете. Роксану, единственную даму в мужском королевстве военных, не задевают пули, и мины чудом не попадаются на ее пути. Она – как последнее приключение и финальная песня. Но, не успев оправиться от впечатления, произведенного Роксаной, солдаты, а среди них и Кристиан, вереницей поднимаются вверх по штурмовой лестнице, уносясь в безмолвном полете куда-то в небо. Скупая точка невозврата уже пройдена.

Финал спектакля Егора Перегудова проходит при закрытом занавесе и приглушенном свете. Кузьма Котрелёв садится на авансцене и произносит фамилии: Мандельштам, Бабель, Мейерхольд, Хармс, Михоэлс… Звучит и имя убитого рукой недоброжелателя Сирано де Бержерака, что “был поэтом, но поэм не создал. Но жизнь свою он прожил как поэт”. И список этот нескончаем.

Анна ШАЛУНОВА

«Экран и сцена»
№ 9 за 2022 год.