10 февраля в Пскове завершился XVIII Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль. По традиции недельная программа включала спектакли и творческие лаборатории с участием российских литературоведов, пушкинистов.

Уютный, приземистый Псков все так же радует глаз. Знакомые церквушки, монастыри и соборы, словно рассыпанные щедрой рукой старинные жемчужины, по-прежнему увлекательно находить по всему городу и неторопливо, бережно рассматривать находки, эти создания XIV-XVII веков. Многое кажется таким, как и прежде. Но далеко не все. Облупленных усадеб, полусгнивших деревянных домов становится все больше, утопая в серой растаявшей каше, они стыдливо, будто извиняясь, накренились и сгорбились под тяжестью снега. Их скрыли новые жилые кирпичные строения. На развилке двух дорог стоит Псковский драматический театр имени А.С. Пушкина. После московских театральных саркофагов и мавзолеев он кажется искусно выполненной декорацией. И хотя здание покрылось трещинами (ремонт назначен на следующий сезон), которые любят пересчитывать и разглядывать дети, театр не утратил своего старомодного изящества и щегольства. Вечерами он сверкает огнями фонарей, привлекая внимание прохожих – залы его полны. Что бы ни показывали сейчас на его сцене, и кто бы на ней ни выступал, стены театра, кажется, до сих пор хорошо помнят и Комиссаржевскую, и Варламова, и Дункан.

Очевидно, что программа нынешнего года составлялась с трудом. В этом нет вины бессменного руководителя Государственного Пушкинского центра и фестиваля Владимира Рецептера и его команды. Фестиваль отражает нашу театральную реальность. Интерес к произведениям поэта у режиссеров угас, и новые спектакли по ним (хорошие или плохие) теперь большая редкость. Время в театре наступило, по всей видимости, не пушкинское. Пушкин оказался не ко двору, как не ко двору режиссеры, виртуозно и неоднократно его ставившие. Одним из постоянных гостей псковского фестиваля когда-то был Анатолий Васильев. Здесь он показал спектакли “Моцарт и Сальери”, “К***”, “Дон Жуан, или «Каменный гость» и другие стихи”, “Пушкинский утренник”.

Не все спектакли прежних программ отличались одинаковым качеством, но все-таки афиши блистали именами первых режиссеров – было с кем и с чем сравнить: Петр Фоменко, Юрий Любимов, Кама Гинкас, Эймунтас Някрошюс, Деклан Доннеллан. Работа этих режиссеров с текстами поэта не ограничивалась интерпретированием известных произведений. Каждый из них давал свою “полную идею о поэте”, находил индивидуальный подход, через который вскрывал особенность поэтического мира Пушкина. В их работах мы заново открывали и узнавали поэта, учились слышать и понимать заложенные в его текстах смыслы. В Пскове до сих пор вспоминают “Бориса Годунова” Олега Ефремова. Ефремова здесь вообще очень часто вспоминают. Его имя, подобно именам Валентина Непомнящего и Станислава Рассадина – вроде пароля для тех, кто знает и помнит, как было.

Фестиваль этого года – ностальгический. В нем – ностальгия по серьезным и глубоким спектаклям, по жарким дискуссиям, разгоравшимся вокруг постановок, по свежим мыслям. В нынешнем году доклады заменили дискуссии; концертные программы потес-нили драматические спектак-ли. Хотя это не отменяет того, что отдельные доклады (постоянных участников фестиваля писателей-пушкинистов Сергея Фомичева, Вячеслава Кошелева) были интересными, чтецкие программы стихов – удачными. Прекрасный артист Владимир Свекольников с отменным вкусом, чутьем и изяществом читает поэму “Граф Нулин”. В его исполнении нет позерства, громогласности, поверхностного намека на многозначность, во всем соблюдена мера. Актер не заполняет текст собой, но дает ему возможность прозвучать свободно. Он не мешает зрителю услышать слово и насладиться текстом. Свекольников скользит по нему, получая нескрываемое удовольствие от звучания пушкинской фразы, от пушкинской игры. Он вовлечен в гущу событий, но в то же время является их ироничным и точным комментатором. Актер легким полутоном намечает комичность положений и характеров пушкинской поэмы.

В этом году два театра – Ивановский областной драматический театр и Челябинский ТЮЗ – показали спектакли по сказкам поэта. Ивановский представил “Сказку о царе Салтане” (режиссер Ирина Зубжицкая). Челябинский – “Сказку о золотом петушке” (режиссер Константин Кучикин). Обе постановки выявили существенные проблемы в работе с пушкинскими сказками. Во-первых, стремление опростить Пушкина, прямую иллюстративность, отсутствие внятно выстроенных человеческих отношений и характеров. Во-вторых, примитивный интерес к поэту лубочному, Пушкину – сказочному персонажу. В обеих сказках поэт – одно из главных действующих лиц, он первым выходит на сцену. У Зубжицкой он является перед нами в образе воровато-хитроватого типа, который постоянно путается под ногами у созданных им персонажей. У Кучикина – в образе долговязого франта, который в ходе действия поет народные песни, водит хороводы с русскими девушками, его всегда легко узнать среди войска царя Дадона. Это восприятие Пушкина говорит о том, что опасения исследователей прошлых лабораторий оправдываются: миф о поэте живуч и активен. Народный Пушкин проще и роднее. Например, в Михайловском рассказывают истории о сказочном дубе, камне, на котором, по преданию, сидел поэт и сочинял сказки, продают котят, якобы потомков кота-ученого. Туристы, приезжающие в Михайловское, думается, даже не подозревает, что перед ними отреставрированный и усовершенствованный новодел, не имеющий отношения к оригиналу. По мнению экспертов, подлинного в Михай-ловском почти ничего не осталось, может, только фундамент. Туристам не важно, подлинник перед ними или подделка. Миф пользуется спросом
Однако что здесь сохранилось в неизменности и подлинности, так это природа – многовековые деревья, необъятные просторы, дух этих мест, мало с какими другими местами сравнимый. Только через них и ощущается связь с прошлым, с тем прошлым, где есть Пушкин и все то, что было гораздо раньше Пушкина, все то, с чем таинственным образом напрямую связан именно ты. Эти места вдохновляли многих режиссеров и актеров. Вениамин Фильштинский отметил их влияние на своих студентов. Его ученики показали театральную версию двух петербургских поэм: “Медный всадник” и “Двенадцать”. Обе части соединились в диптих о Петербурге и его героях. Энергия и свобода студентов подкупали с первых минут игры. Для первой части характерна мягкость, лиричность. Она решена в бело-голубых тонах. Отношения двух влюбленных Евгения (Михаил Касапов) и Параши (Вера Параничева) сыграны актерами тонко и внимательно. В их игре нежность и детская беззащитность сменяются подлинным человеческим отчаянием и еще до конца внутренне не осознанным бунтом. Менее удачно решена сцена сумасшествия Евгения. Довольно продолжительные однообразные метания по сцене замедляли ритм действия и убивали его напряженность. Поэтому финал (когда ожившая статуя Петра небрежно махнет на замершее тело Евгения рукой) никак не был эмоционально подкреплен и казался смазанным. Изобретательно и иронично в спектак-ле изображен медный всадник. Тень, отбрасываемая на стену огромной белой трубой (кажется, канализационной), напоминала памятник Петру. В блоковской части спектакля доминировали черно-красные тона, в настроении преобладало воинствующее и залихватское удальство. На сцене была выстроена передвижная железная рама, образующая несколько клетушек, помостов, на которые время от времени забирались актеры. По ритму “Двенадцать” – жестче, острее. В бешеном вихре блоковского стиха и топоте солдатских сапог кружилась и исчезала история Петрухи (Филипп Дьячков) и Катьки (Алена Митюшкина). Безразличие толпы к боли человека, отказ от всего личного, подчинение его интересам стаи находят отражение в игре актеров. За чем идет и придет ли отряд к сказочной земле – неизвестно. Важно, что вдали уже грезится город, тот “Город золотой” из одноименной песни, которая слышна в конце спектакля. Если режиссерская концепция предполагала именно такой подтекст, то вторая часть была вполне законченной. Однако в спектакле не хватало более глубокого прочтения, гораздо более важного конфликта – истории самого поэта и написанного им произведения. Тогда бы и волшебный город не казался столь романтичным и загадочным, в нем уже предчувствовалась и проступала близкая трагическая развязка. Мы с товарищами любим отрываться и постоянно паримся в сауне. брачные узы здорово докучают, а секс перестает приносить удовлетворение. Вот и тянет на похождения. Однажды догадались снять возбуждающих шалав на портале по найму проституток СПб . Когда я открыл их фотки то сразу офигел. Дамы были шикарными красотками, таких конфеток мне имелось возможным лицезреть лишь на страничках глянцев. Я не раздумывая вызвал себе три развратных шлюхи. Секс был бесподобным! На уикенд теперь тайно развратничаю. Я рад, что увидел данный серсис.

Украшением программы стала далеко не новая постановка – “Село Горюхино” режиссера Андрея Андреева в исполнении Сергея Барковского. Барковский по-прежнему подкупает мастерством и органичностью, виртуозностью и глубиной игры. В который раз поражает его свобода владения жестом, легкость тела. В нем – смешная, неуклюжая ленивость и безудержная активность, с которой он безостановочно придумывает свои lazzi. Правда, в этот раз он слишком уж откликался на реакцию зала и открыто заигрывал с публикой. В его игре легкая задушевная мечтательность сменяется дерзостями уличного шута, а широко открытые небесного цвета глаза вдруг приобретают хитрый прищур и становятся маслеными. Что бы не делал на сцене Барковский – играет ли в куклы, выпивает рюмку водки или съедает соленый грибочек, мурлыча от удовольствия – делает это с азартом, интересом, сочно и вкусно. Эксцентрика мешается с лирикой, увлекая зрителя. Барковский последовательно выстраивает свою роль, его герой постепенно превращается из амбициозного барчонка с аристократическими замашками, желающего стать известным писателем, в настоящего поэта-летописца родного села. В герое просыпается личная ответственность, по мере того как он осмысляет историю своей деревни. Ритм спектакля убыстряется с каждой минутой до тех пор, пока не оборвется звенящей нотой сожаления об исчезнувшем русском селе Горюхине, тоской по всей русской земле и русскому человеку, наконец, болью за наше общее прошлое, которое рассыпается и на глазах превращается в дым. Этот спектакль особенно выделялся в нынешней программе, кажется, не только потому, что превосходил качеством другие постановки, но именно потому что звучал особенно актуально.

Вера СЕНЬКИНА

«Экран и сцена» № 5 за 2011 год.