В Санкт-Петербурге в восьмой раз прошел фестиваль театрального искусства для детей “Арлекин” – конкурс на соискание Российской Национальной премии. Победителю присуждается Гран-при – серебряная статуэтка Арлекина и денежная премия на следующую постановку.

После неутешительного итога прошлогоднего фестиваля, на котором возглавляемое Анатолием Праудиным жюри не присудило Гран-при ни одному из участников конкурса, нынешний “Арлекин” порадовал и разнообразной программой, и единодушием в выборе лауреата. До сих пор Арлекин то доставался петербургским мэтрам, то отправлялся в Сибирь, а то и в Якутию, Москву же обходил стороной. Но на сей раз обладателем Гран-при стал столичный спектакль “Как кот гулял, где ему вздумается”, поставленный в РАМТе молодой ученицей Сергея Женовача Сигрид Стрем Рейбо в рамках проекта “Молодые режиссеры – детям” (сам проект недавно награжден спецпризом “Золотой Маски”, о чем “ЭС”, как и о самом “Коте”, подробно писала). Для тех, кто видел этот спектакль, в решении жюри не было никакой неожиданности. Оставалось лишь пожалеть о том, что не получилось той интриги и предфинального ажиотажа, которые бы непременно возникли, появись на “Арлекине” несколько достойных московских соперников рамтовского спектакля. Но по разным причинам ни “Агата возвращается домой” театра “Практика”, ни “Лафкадио” театра “Будильник” не приехали на фестиваль.

Помимо очень непростой задачи поиска достойных спектаклей фестиваль изначально ставил перед собой еще одну цель – привлечь внимание к проблемам и нуждам театра для детей, послужить ему лабораторией. “Арлекин” проводил круглые столы, устраивал отдельный конкурс среди студентов на лучшую работу для детей (к примеру, три года назад на нем замечательно показались студенты-кукольники курса Руслана Кудашова), призывал западных коллег из Дании и Финляндии с их спектаклями и видеопоказами, пытался, наконец, свести главрежей провинциальных театров с молодыми режиссерами в рамках прошлогодней “Ярмарки идей”. В этом году своим опытом делились датчане, представившие спектакль-сказ на двоих по мотивам англосаксонского эпоса “Беовульф”, а затем финны, рассказавшие о бытовании у них жанра детской оперы. До сих пор все эти мероприятия проходили с большим или меньшим успехом, но не становились отдельными событиями фестиваля.

Кажется, будто “Арлекин” недостаточно решителен в стремлении к обновлению, а небольшое сообщество “энтузиастов детского театра” инертно и разобщено. Думается, что именно решение этой задачи может поднять фестиваль, претендующий на статус “Золотой Маски” для детей, на новый уровень. Ведь сегодня ситуация уже не кажется столь беспросветной, как в первые годы фестиваля: появились новые имена, смелых экспериментальных спектаклей все больше, они уже не просто одиночные вспышки на фоне рутины. Но как же не хватает горячих споров, остро сформулированных тем, диалога старого и нового, разговора о преемственности по отношению к прошлому и его отторжении! Разногласия очевидны, они тлеют подспудно, хотя каждый спектакль мог бы послужить поводом к их обнаружению. Хочется дождаться от “Арлекина” следующего шага – открыть дискуссии между практиками и критикой, дать высказаться нашим детям (не просто – понравилось/не понравилось) и вместе с тем услышать сегодняшнюю мысль, теоретизирующую о феномене детского восприятия театра, о законах драмы и образного воздействия, мысль педагогическую и социологическую. В советские годы, когда театр для детей был для государства делом ответственным и серьезным, когда он расценивался как действенное “орудие коммунистического воспитания детских масс”, подобная аналитическая работа велась постоянно. С кажущейся теперь старомодной обстоятельностью учителя-словесники опрашивали детей, посмотревших спектакль, докладывая о результатах в педчасть ТЮЗов, а режиссеры вместе с завлитами не гнушались корректировать спектакль, азартно экспериментируя с внятностью акцентов, манерой переложения литературного текста на театральный язык. Донести до ребенка смысловой и нравственный посыл произведения (каким бы одиозным он ни казался нам теперь) через художественный образ было архиважно. Существовало множество конференций и смотров, печатались сборники статей.

Сегодня детский театр ушел от прежних идеологических штампов, от морализаторства, отдышался на территории чистой игры и эстетизма и завис в растерянности перед стремительно наступившей эпохой новых ценностей, новых героев и новой визуальной культуры. И эта ситуация настойчиво требует осмысления.
Случилось так, что в дни фестиваля в Александринском театре шел незадолго перед тем появившийся спектакль Андрея Могучего “Счастье” по “Синей птице” Метерлинка. На “Арлекине” же мы смотрели андерсеновскую “Русалочку”, поставленную Русланом Кудашовым в МДТ, и “Путешествие Нильса с дикими гусями” Кемеровского театра для детей и молодежи (режиссер Ирина Латынникова). Три классических авторских сказки, но как по-разному распорядились ими “детские” режиссеры и провокатор и авангардист Могучий. Вот кто не побоялся внятного морального звучания и ушел от романтической риторики абстрактных слов. Символическому образу Синей птицы, туманному счастью, зыбкой мечте, восходящей корнями к Голубому цветку немецких романтиков, Могучий придумал конкретное значение. Синяя птица – это жизненная сила матери Тильтиля и Митиль и ее новорожденного сына, их братика. Птица попала в руки Царицы ночи, и теперь они на волоске от смерти. А виновата во всем капризная и эгоистичная Митиль (Янина Лакоба), изо всех сил сопротивлявшаяся появлению нового малыша в их и без него счастливом семействе. Кульминационной сценой спектакля становится отчаянный спор Митиль, осознавшей, чем ей приходится платить за свои капризы, с Царицей ночи за Синюю птицу ее близких. Сочиненный таким образом конфликт звучит сегодня правдиво и волнующе. Спектакль наполнен замечательно придуманными конкретными деталями: Царство забвения, где живут умершие предки детей, изображено при помощи видеопроекции – на ней старенький телефон на фоне выцветших обоев. К Царице ночи не “попадают” и не “переносятся”, а катапультируются в погребальной урне, взлетающей в космическое пространство, как ракета. Могучий на каждом шагу как будто предвосхищает скептические вопросы современного ребенка, вытесняя традиционную “сказочность” и находя ей взамен таинственность другого, современного происхождения.

В “Русалочке” Кудашов прилежно иллюстрирует сказку Андерсена. С первого появления трепетной героини в исполнении Уршулы Малки с ее красивым голосом и патетическими интонациями становится понятно, что детям здесь снова расскажут о добром и вечном, уберегая – боже упаси! – от скверны отсебятины. Зрительно спектакль красив: высокие голубые волны плещут чуть ли не до колосников, а в момент рокового решения Русалочки последовать за принцем, невзирая на жгучую боль, которую причинит ей каждый шаг по земле, морская стихия освещается огненными сполохами (художник по свету Глеб Фильштинский), и в воздухе повисают острые клинки. В этом вся острота спектакля, далеко не исчерпывающего заложенного в сказке драматизма. Физическая боль героини, ее безответная любовь, страдания и самопожертвование сглажены опытным в своем деле режиссером и, кажется, вполне сознательно – из страха травмировать детские души. Но такая степень целомудрия граничит сегодня с аутизмом. В сцене, где бабушка убеждает Русалочку остаться жить на безопасной глубине, какой-то мальчишка вдруг выкрикнул: «А у нас тут зато есть компьютеры!» Стоит иногда прислушиваться к репликам из зрительного зала.

В спектакле по хрестоматийной сказке Сельмы Лагерлеф, приехавшем из Кемерово, вызвали симпатию и бодрые молодые актеры, и пронизывающий все действие условно-скандинавский колорит: музыка, веселые танцы, клетчатые фартучки-чепчики, свежеструганное дерево крестьянского дома. Но сказке о Нильсе, мальчишке, который навредил и зверям, и волшебным существам, а потом дорого заплатил, чтоб вернуть их доверие, не хватало драматургической выстроенности и опять-таки свежего звучанья. А ведь этот экологический сюжет так и просится в сегодняшний день! Что бы мы ни думали о тенденциозности и вульгарном социологизме интерпретаций сказок в советском театре, где каждый второй Иван-дурак вырастал до масштабов классового героя и ниспровергателя монархии, – нам бы хоть малую толику былого радикализма в умении гнуть свое.

Сказки и их инсценировки, удачные или не очень, всегда были и будут, вероятно, самой значительной составляющей “Арлекина”. А вот современная детская пьеса – гость на фестивале чрезвычайно редкий. Кроме чудесного “Счастливого Ганса” Михаила Бартенева, показанного самарским театром юного зрителя “СамАрт” в 2006 году, ничего и не было. В том же 2006-м лучшей детской пьесой Германии стала пьеса драматурга и режиссера Ульриха Хуба “У ковчега в восемь”. Сегодня она играется по всей России, а на фестивале ее представил екатеринбургский ТЮЗ. “У ковчега в восемь” – это история всемирного потопа глазами трех друзей-пингвинов, ослушавшихся повеления “каждой твари по паре” и контрабандой протащивших на Ноев ковчег нелегального пассажира. Биб-лейская легенда наполняется смешными бытовыми подробностями сборов и погрузки на трансатлантический лайнер. Посреди глуповатой клоунской возни с чемоданом, скрывающим третьего пингвина и по рассеянности пропущенным при таможенном досмотре Белой Голубкой, у пингвинов возникает вопрос: существует Бог или нет и каков он? Пьесу эту можно разыграть и как череду гэгов и, наоборот – смещая в сторону театра абсурда. В екатеринбургском спектакле (режиссер Евгений Зимин) азарт дуракавалянья чередуется у пингвинов с тревожным чувством оставленности и страхом наказанья. Если бы не Голубка – ее с особым изяществом играет Дарья Михайлова, отмеченная за лучшую женскую роль – эта усталая хлопотунья, в материнских заботах о вверенном ей ковчеге позабывшая прихватить свою пару, пингвинам пришлось бы туго. Но в этом детском варианте “В ожидании Годо” все кончается благополучно: Годо приходит и оказывается милостив к проказникам.

Традиции привозить на фестиваль спектакли национальных театров, играющих на своем языке, “Арлекин” не изменил и на этот раз. В прошлые годы здесь побывали театры из Дагестана, Якутии и Башкирии, теперь же приехал Альметьевский татарский драматический театр. Он показал спектакль по мотивам турецкой легенды М.Ю.Лермонтова “Ашик-Кериб”. Это мудреный сплав народных сказаний и песен Средней Азии с традициями восточного театра и элементами биомеханики. В умелой стилизации под наивное синтетическое ярмарочное зрелище, сочиненной молодым режиссером Искандэром Сакаевым, ощущалась искушенность ученика самых разных театральных школ. Ашик-Кериб, влюб-ленный поэт и музыкант, на сцене раздвоился на активную, действующую ипостась – себя в юности (Эдуард Латипов) и себя в старости (Венер Закиров). Этот старец, отрешенно сидящий на авансцене, напевал монотонные песни, звучавшие вполне аутентично, очаровывая слух коварных правителей и диких духов пещер и пустынь. Фантастических персонажей из легенд, использованных режиссером, играли в нарочито грубой масочной манере, сам же Ашик-Кериб оставался нейтрален и, как следствие, не очень выразителен. Когда-то в экранизации этой легенды Сергей Параджанов предложил похожий ход, но у кино свои способы раскрытия персонажа. В какой степени эта условность ориентирована на восприятие ребенка, привыкшего все-таки видеть активного героя и слышать его голос, коль скоро ему сообщают, что он прославленный певец – неизвестно. К тому же обращение к грубому театру не избавляет от необходимости искать нюансы и полутона, держать игровую дистанцию с материалом. Впрочем, для Альметьевска режиссерский опыт Сакаева, прошедшего стажировку у таких преобразователей традиции, как Тадаши Судзуки и Теодорос Терзопулос, по-видимому, просто бесценен. Спектакль получил спецпремию жюри и критики, а сценографа Дмитрия Хильченко отметили за лучшую работу.

ТЮЗ уже давно повзрослел, а в последнее время его пресловутая “специфика” и вовсе оказалась под сомнением – что там за особый тюзовский актер, и где водятся “детские” режиссеры? Оцените же стоические усилия “Арлекина” с его упрямым возрастным ограничением “от 5 до 12” и желанием доказать жизнеспособность театра для детей. И все же в этом споре ему пора найти новые аргументы.

Мария ЗЕРЧАНИНОВА

«Экран и сцена» № 10 за 2011 год.