«Французский вестник. Приложение к газете “Либерти. Канзас ивнинг сан”». Режиссер Уэс Андерсон

Есть такое исследование – на развороте обычной газеты размещено столько информации, сколько пару веков назад человек мог получить за всю жизнь. После финальных титров “Французского вестника” хочется хорошенько помотать головой, что-то вытрясти, а что-то упорядочить, потому что информации в нем много, порой чересчур. Быстрый закадровый голос, множество мелких деталей, цветные кадры сменяются черно-белыми, черно-белые сменяются анимацией, изобилие, избыточность, перенасыщенность.

Это свойство, Уэсу Андерсону присущее, и его предыдущий фильм «Отель “Гранд Будапешт”», конечно же, при просмотре вспомнится – “Французский вестник” тоже сборник “пестрых глав, полусмешных, полупечальных, простонародных, идеальных”, исполненный в виде журнальных статей.

Номер журнала “Французский вестник”, в котором опубликованы все эти статьи, выходит в середине семидесятых годов ХХ века. То, что номер – последний, сообщается сразу: в кадре появляется некролог главного редактора, Артура Хоровитца-младшего (Билл Мюррей). Редакция печалится, но слезы сдерживает – одной из заповедей покойного было “не плакать!”, и в его кабинете даже висела такая табличка. А завещание главреда выглядит сурово: после его смерти журнал закрыть, редакцию распустить, печатные станки расплавить, перед подписчиками извиниться и деньги вернуть.

Журнал вот-вот исчезнет: пропадут и человек, который 30 лет приходил в редакцию, но так и не сдал ни одного текста; и слепой автор, который сочинял свои репортажи по рассказам других; и бойкий репортер, который одновременно писал ручкой на бумаге и печатал другой рукой на машинке; и множество журналистов, работавших на Хоровитца-младшего. Его второй главной заповедью была такая: “Что бы вы ни написали – сделайте так, будто это нарочно так написано”.

Нам демонстрируют то, чего больше не будет, что завершается буквально на наших глазах, и тем самым становится интереснее.

Но полистать дадут не весь журнал. Сперва будет короткий рассказ о том, что “Французский вестник” – приложение к крупной ежедневной газете Канзаса, почему-то выходящее во французском городке Эннюи-сюр-Блазе. Перевести название можно как “Тоска-на-Индифферентности” или “Скука-на-Все-надоело”. Словом, городок должен пробуждать не самые лучшие чувства, однако он выглядит обычным милым городком, где при этом есть бандиты и полицейский комиссариат, бунтующие студенты и психиатрическая лечебница, и скучать времени нет – по крайней мере, несколько историй, описанных в статьях, развиваются очень даже динамично.

В первой, короткой, зарисовке, репортер, отвечающий за путешествия (Оуэн Уилсон) в берете и на велосипеде (он его чистит и разбирает прямо в рабочем кабинете) описывает нравы Эннюи-сюр-Блазе. Городок, по его мнению, переполнен разного рода паразитами: в подвалах развелись крысы, по улицам бродят кошки, сточные канавы заполонили угри, в кофейнях толпы студентов, в трущобах слишком много стариков, которым не повезло в жизни, а по вечерам на улицы выходят ночные бабочки и жиголо, и город пропитывается распутством.

Хоровитц мягко интересуется, не хочет ли репортер разбавить мрачную картину чем-то милым – ну, например, добавить в текст цветочные киоски, их в городе тоже много? “Ненавижу цветы!” – отрезает репортер.

Хоровитц мягкий редактор. Ко всем своим журналистам он относится с теплом и добротой, поддерживает, иногда спасает, иногда даже из тюрьмы. И, чуточку ворча, соглашается оплатить командировку арт-критикессы (Тильда Суинтон), решившей написать свою статью в отеле, где когда-то проводила время с героем этой статьи, известным художником-модернистом Мозесом Розенталером (Бенисио дель Торо).

Ранее Мозес был заключенным психиатрического отделения местной тюрьмы, отбывал срок за то, что отпилил головы двум барменам электрической пилой: по собственным словам, “первому – случайно, а второму – в порядке самообороны”. Спустя несколько лет в лечебнице ему стало скучно, и он записался в кружок керамики, а потом начал писать картину с натуры – в комнате свиданий ему позировала обнаженная надзирательница Симона (Леа Сейду), на холсте получалось розовое пятно.

На выставке работ обитателей психлечебницы картину увидел другой арестант, галерист Кадасио (Эдриан Броуди), пришел в восторг, подкупил охранника засахаренными каштанами и приобрел пятно в свое пользование за крупную сумму, хотя Мозес просил всего лишь 75 сигарет.

Пока художник сидел, росла его слава, появлялись почитатели и последователи, и на то, чтобы посмотреть его новую работу, в тюрьму слетелись знаменитые галеристы и критики, порассуждать о дерзновенном таланте. Закончилась встреча печально для многих, но Мозес и Симона в результате выиграли, как и арт-критикесса, которая во время написания статьи не отказывала себе ни в чем.

Следующая зарисовка – рассказ циничной журналистки и старой холостячки Люсинды (Фрэнсис МакДорманд), для которой буковки и строчки важнее всего на свете. Хоровитц-младший ценит ее и очень уважает за талант и работоспособность, а друзья мечтают устроить ее личную жизнь. Общаться с приведенным ими незнакомцем (хотя это Кристоф Вальц, от души вложившийся в свое микроскопическое появление) Люсинда не хочет, зато заводит легкие отношения с сыном хозяев, юным предводителем студенческих бунтов Дзеффирелли (Тимоти Шаламе).

Люсинда показывает ему мир секса и мир букв, редактируя написанный им манифест. Впервые они встречаются в ванной, где бунтарь, лежа в воде, дописывает последние строки манифеста, а потом протягивает их журналистке для ознакомления, а далее следует смешная шутка: “Ну что ж, сыровато”. – “В прямом смысле или переносном?”

Вода, в конечном счете, наделает юноше вреда, а Люсинда вернется к своей пишущей машинке – с ней она не расстается даже в постели (над ней висит фото Пастернака, и это тоже смешная шутка).

Четвертую новеллу рассказывает ресторанный критик (Джеффри Райт), и она о поваре по фамилии Нескафье (Стив Парк), который работает в столовой полицейского комиссариата и готовит изысканнейшие блюда: бараньи бонбоны в сдобной обертке, почки, томленные со сливами и четырежды сливочный пудинг.

Есть правила – еда не должна запачкать место преступления и не может хрустеть, чтобы не привлечь внимание к спрятавшемуся полицейскому. Но одну хрустящую еду Нескафье придется приготовить: подать отравленный салат с редиской похитителям сына комиссара (Матье Амальрик), чтобы спасти мальчика, который редиску не выносит. А потом вернуться к своей обычной работе: приготовить, например, специальный полицейский омлет для арестованного бухгалтера криминальных авторитетов по прозвищу Счетчик (Уиллем Дефо, также виртуозно отыгрывающий свое микроскопическое появление).

“Французский вестник” понравится не всем. Он и правда избыточный даже для Уэса Андерсона, перегружен звуками – то шум, то хруст, то фортепиано. И, как заявляет множество коллег, прямо-таки требует, чтобы те, кто хочет и разобраться в сюжетах, и по достоинству оценить все детали и оммажи, его один-два раза пересмотрели. Таково прихотливое объяснение режиссера в любви: в кинематографе в первую очередь Жаку Тати, затем Ренуару и Годару. Но все же эта картина больше текст, нежели фильм; не случайно один из героев, которому делают комплимент: “У вас фотографическая память”, поправляет: “Нет, память у меня типографическая”.

И смерть Хоровитца-младшего выглядит символично. Его накрытое простыней тело лежит в кабинете, потому что работники морга устроили забастовку. И это напоминает и капитана, даже после смерти не покидающего свой корабль, и саму бумажную журналистику, которая, может, и погибает, но хоронить ее время пока не пришло. Андерсон славит ее, свой любимый “Нью-Йоркер” и его авторов, в какой-то степени ставших прототипами героев “Вестника” (тем, кто их знает, смотреть фильм будет приятнее), а также главные темы номера, одни из самых важных для человечества: искусство, революция, любовь, дети и еда.

Жанна СЕРГЕЕВА

«Экран и сцена»
№ 23 за 2021 год.