Монумент ничтожеству

Фото И.ПОЛЯРНОЙ
Фото И.ПОЛЯРНОЙ

Спектакль “На всякого мудреца” Константина Богомолова в Театре Наций – по признанию театра, “все, что осталось от Островского после встречи с Богомоловым” – это и есть дневник современного Глумова. Только Богомолов не прячет своих интимных записей, он счастлив делиться беззастенчивыми умозаключениями со всеми желающими, а заодно – отличным знанием литературной и прочей классики и постмодернистской привычкой к смешению всего со всем. Своему публичному образу, практически исчерпывающемуся троллингом в соцсетях, режиссер находит ернический и во многом совершенный сценический эквивалент.

Канва пьесы Островского набита в новом спектакле Богомолова диалогами и монологами из “Чайки” Чехова, “Идиота” и “Преступления и наказания” Достоевского и даже из “Укрощения строптивой” Шекспира (для не слишком продвинутых пламенеющей строкой бегут пояснения: “звучит в сильно изуродованном виде текст” такого-то). Вдобавок действие прослоено попсой и бардовской песней, здесь практически уравненными, а для развязки использован финал рязановского фильма “Вокзал для двоих”.

Глагол “использовать” вообще довольно точно характеризует прием, на котором крепится очередная постановка Константина Богомолова, включающая в немалом количестве и собственноручно сочиненные им тексты. Его капустническое дарование, отточенное многолетними церемониями премии “Гвоздь сезона” СТД РФ и дорощенное до капустника большой, а по продолжительности так и вовсе раздутой формы, оттаптывается без разбора на всех болевых точках современности. Смакуя цинизм человеческой природы со всем цинизмом, на который способен сам, знатный диагност Богомолов плюет на любые ожидания. Не художественные – человеческие. С художественными ожиданиями все обстоит как раз предсказуемо – хорош павильон художника-сценографа Ларисы Ломакиной, на сей раз в виде кирпичного лофта, куда поочередно вносят то антикварный буфет, то икеевский диван, то чиновничий письменный стол, хороши исполнители, многие из которых давно обращены в глумливую богомоловскую веру, – играют они мастерски.

Впечатляют и Сергей Епишев в роли маменьки Глумова (рослая женщина-бард в цветастом платье и с гитарой, перманентно гордящаяся своими интеллигентными предками и мутным отпрыском), и Игорь Миркурбанов в некоем собирательном образе, обозначенном как Турусина (не менее рослая светская дама в шикарном наряде, посверкивающая брошью, поблескивающая перстнями на пальцах с маникюром и жеманно поправляющая локоны, как выясняется – мать дочери-бунтарки высокого чина ФСБ Крутицкого). Да и условно главное действующее лицо в исполнении Кирилла Власова вылеплено безупречно – ничем его не удивить, на все готов, подлость держит за доблесть, ровен со всеми и голосом, и манерами, взгляд доверчиво-открытый, “хоть плюй в глаза – и то божья роса”, пробьется всюду и всех подсидит, Глумова из пьесы Островского оставит далеко позади. В начале спектакля он ведет телеграм-канал “Лейся, говно”, а расстаемся мы с ним в должности главы Пенсионного фонда.

В “Мудреце” Богомолова выковывается пьедестал для монумента ничтожеству – мира-кумира-идеи-идеала, добавьте то, что цените и уважаете (или не цените и не уважаете, но это заметное явление), не ошибетесь. Вмазывая Теодору Курентзису, Зое Световой, Наталье Синдеевой, Антону Красовскому, Зое Богуславской, Никите Михалкову, Веронике Долиной, а заодно всему протестному движению разом, Богомолов демонстративно настаивает, что лично он ко всей этой интеллигентской суете репутаций и авторитетов, включая свою собственную, глубоко равнодушен. Вот же вводит в спектакль холуйский звонок от своего имени Крутицкому (усталому и прожженному в исполнении Виктора Вержбицкого, не впервые создающего именно такой образ у Богомолова), сразу вслед за столь же лицемерным звонком “Курентзиса”, – елейно приглашает на премьеру, дескать, без вас никуда, отменять придется.

Высоким кругам – что политическим, что деловым – тут тоже раздается щедрой рукой. Достаточно упомянуть, что Клеопатра Львовна (Наталья Щукина), жена главы корпорации “Роскурица” Нила Федосеича Мамаева (Александр Семчев), работает в аппарате правительства и возглавляет более чем сомнительный фонд “Мама Ева”. Действие же из фамильной глумовской “вонючей квартиры на Малой Бронной” регулярно перескакивает в пентхаус “Гумилев”, Белый дом и элитный поселок Горки Роскошные, а следом в детокс-клинику “Березовый сок” и куда-то в северную колонию. Подобных подробностей в постановке без счету – каскад гэгов не в бровь, не в глаз, а в лоб, и этой лобовой прямолинейности оказывается достаточно, чтобы публика в своем большинстве чувствовала себя осчастливленной. Ей по-прежнему кажется, что Глумовы глумятся над кем-то другим.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
№ 21 за 2021 год.