На оперных ветрах

• Сцена из спектакля “Любовь к трем апельсинам”. Екатеринбург. Фото В.ЛУПОВСКОГООтбор спектаклей нестоличных театров для “Золотой маски” – самая трудоемкая, но, возможно, самая интересная часть работы Экспертного совета. В Москве и Петербурге все происходящее более-менее на виду. Если что-то пока не видел сам – хотя бы приблизительно знаешь от коллег или из газет. Легче сфокусировать внимание, сразу соотнести тот спектакль, что смотришь сегодня, с тем, что идет в театре по соседству.
О театрах остальных городов информации гораздо меньше. Местная пресса зачастую решает задачу с заранее готовым ответом. Критики, рецензируя провинциальные спектакли, по умолчанию дают им определенную фору – ведь все мы понимаем, что условия работы на периферии обычно сильно отличаются от столичных. В Москве преспокойно могут соседствовать Большой театр и экспериментальная студия. В областном центре оперный театр вынужден быть местным Большим и удовлетворять запросам максимально широкой аудитории. Возможностей для маневра и эксперимента здесь намного меньше. Вот почему хочется поддержать любое живое дело.
В рамках “Золотой Маски” привозные спектакли попадают в совершенно другое окружение. Достижения Перми и Красноярска сравниваются с общим уровнем программы. И меньше всего хочется слышать от выходящих из зала зрителей: “Ну и кто это, интересно, выбирал? Стоило ли везти сие творение в Москву?”. Верится, что в этом году оперная программа дала минимум оснований для подобных вопросов.
Наиболее уязвимым с самого начала выглядел спектакль “Мадам Баттерфляй” Астраханского театра оперы и балета. Этот театр дебютировал на фестивале, и попадание в афишу для него – уже успех. Не будем забывать, что построенное и с помпой презентованное новое здание театра до сих пор не работает, а спектакли астраханцы играют в помещении, более похожем на летний кинотеатр, которое какой-то умник вздумал построить в 80-е годы, забыв, что Астрахань расположена отнюдь не в тропических широтах. Осенью и зимой, когда в разгаре театральный сезон, зрителям даже некуда сдать пальто – за дверями зрительного зала вместо уютного фойе гуляет ветер. Тем не менее, в городе искренне любят свой театр, интересуются им, а артисты в таких сложных условиях отвечают зрителям взаимностью.
Думаю, астраханцы и сами понимают, что получили определенный аванс. Постановкам театра пока заметно не хватает визуальной культуры, а ведь в сегодняшнем оперном театре очень многое определяют сценографы и художники по костюмам. Предложенный художницей Еленой Вершининой образ превращения главного элемента оформления – огромного круга – из солнца в нос корабля сам по себе неплох, но это лишь эффектная минута. А дальше художнику уже вместе с режиссером стоило бы скрупулезно разобраться в том, когда круг должен изображать гору, когда в нем открываются окна и он становится домом, в какой момент окна домов превращаются в иллюминаторы. Лишь тогда можно было бы говорить о продуманном развитии художественного решения, а не о случайном наборе приемов.
Во многом эта претензия должна быть адресована режиссеру-постановщику. Чем дальше движется спектакль, тем больше Ольга Маликова вступает в конфликт с драматургией оперы. Стремясь демонизировать фигуру Кэт Пинкертон, она до такой степени утрирует все ее чувства и реакции, что невольно доводит трагическую сцену до комедии. Внешний ход с одинаковыми платьями, в которые одеты Чио-Чио-сан и новая жена Пинкертона, сразу рождает вопрос: неужели до Америки лишь спустя три года докатилась японская мода? Или крошка Баттерфляй выписывает модные наряды по каталогу? Говорят, что Станиславский называл Пуччини лучшим драматургом среди композиторов. Не зря – любая режиссерская отсебятина в его операх чревата нелепостью.
Зато “Мадам Баттерфляй” стоит на прочном музыкальном фундаменте. А, что ни говори о режиссуре и сценографии, это в оперном театре вещь первостепенная. Дирижер Валерий Воронин тактично выдерживает баланс голосов и инструментов, приберегая максимум звучности лишь для кульминационных сцен. Номинированная на “Золотую Маску” Елена Разгуляева пела в Москве не так ярко, как обычно, но подтвердила свой высокий профессиональный уровень. Неплохо показал себя и молодой баритон Михаил Великанов, достойно проведший партию Шарплеса.
Так вправе ли были отборщики фестиваля давать театру этот аванс или нет? Думаю, что все-таки да. Астраханская “Мадам Баттерфляй” заставила вспомнить показанную на “Золотой Маске” два года назад “Свадьбу Фигаро” в постановке Екатеринбургского театра оперы и балета. В обоих случаях основным поводом для попадания на “Маску” служили не постановочные, а музыкальные достоинства. Конечно, ставить рядом уральский театр с его славной столетней историей и новичка из низовий Волги не совсем правомерно, но повод для сравнения найти можно. К началу XXI века Екатеринбург ухитрился растранжирить свои оперные капиталы и оказаться в тяжелом кризисе. “Свадьба Фигаро” давала надежду на то, что этот кризис постепенно будет преодолен. Сейчас об этом можно говорить уже с большей степенью уверенности. “Любовь к трем апельсинам” в постановке немецкого режиссера Уве Шварца понравилась далеко не всем, но своих сторонников на фестивале нашла. В их число попал и автор этих строк.
Уве Шварц поставил вполне западный спектакль, в котором, кажется, каждое движение артиста запротоколировано и выверено. Нарочитая нелепость оформления на самом деле хорошо продумана и сочетается с рациональной режиссурой. Спектакль начинается с режиссерской провокации: человек перед занавесом объявляет, что из-за болезни исполнителя главной роли спектакль сегодня не состоится, а вместо него будет дан концерт из классических арий. Артист во фраке начинает петь моцартовскую серенаду Дон Жуана, а в зале закипают страсти: часть публики, поверив в серьезность происходящего, вступает в спор с подсадными лириками и трагиками.
Именно для такой простодушной публики, готовой облиться слезами над откровенным вымыслом, и работает режиссер. Вампучные кулисы и задник первого акта служат фоном для веселого балагана – не так уж часто “Любовь к трем апельсинам” решается в столь откровенно буффонном ключе. Смешон не только Король Треф, готовый завернуться, как в мантию, в длинный ковер. Нелепы буквально все обитатели его страны и даже покровительствующий ему Маг Челий. На этом фоне подчеркнуто обыкновенным видом выделяется лишь Фата Моргана, лишенная каких бы то ни было сказочных черт. Но в этом и коренится причина ее злобы: обыденность – вот злейший враг героев спектакля. Недаром Труффальдино предлагает всем посмеяться не над сказочными чудовищами, а над подвыпившими обывателями.
Во втором акте задник исчезает, и на его месте появляется уже аскетичный – что твой Боб Уилсон – пейзаж с пальмой, в котором будут странствовать в поисках апельсинов и счастья Принц и Труффальдино. Но обретение волшебных апельсинов в представлении Уве Шварца тоже напрочь лишено таинственного ореола: оказывается, их всего лишь нужно выбрать из сотен разноцветных шариков, свалившихся на сцену откуда-то сверху от дуновения ветра, вызванного Фарфарелло. Находишь три оранжевых – и все, дело сделано.
Лишенный подтекстов, но бодрый и энергичный спектакль из Екатеринбурга составил в фестивальной афише любопытный контраст с московской постановкой той же оперы. Детский музыкальный театр имени Н.И.Сац стал в этом году еще одним дебютантом “Золотой Маски”. А поставил сказку для детей и взрослых новый худрук театра Георгий Исаакаян – один из самых ярких оперных режиссеров, работавших за пределами столицы. Пермский театр оперы и балета под его руководством из года в год удивлял смелой репертуарной политикой и небанальным прочтением хрестоматийных сочинений. Возглавив театр имени Сац, Исаакян всего за год сумел встряхнуть живший в уютной полудреме коллектив. Удачным стало решение пригласить совсем молодых художников Валентину Останькович и Филиппа Виноградова – выходцев из сценографической лаборатории Дмитрия Крымова. Словно задавшись целью впустить в театр свежий воздух, они раскрыли все потаенные уголки и пространства зала. Спектакль идет одновременно на главной сцене и на двух дополнительных площадках по бокам от нее, что дает возможность перебрасывать действие из одной точки в другую, а иногда и вовсе заставляет зрителей вертеть головами из стороны в сторону, чтобы успевать следить за происходящим в разных местах.
Материал оперы подвергнут некоторому сокращению и упрощению, что, возможно, и верно, учитывая юный возраст основной публики театра. Выпущена, например, сцена с Фарфарелло, которая при всем своем замечательном комизме притормаживает развитие сюжета. Но Исаакян не был бы собой, если бы не выстроил дополнительный мир, параллельный основному сюжету. Можно сказать, что это приманка для взрослых любителей театра, у которых в кои-то веки появился серьезный повод отправиться на проспект Вернадского. Как и спектакль в Екатеринбурге, опера начинается с вводной сцены, отсутствующей у Прокофьева. Но это не буффонная, а лирическая вставка. У постели заболевшего мальчика хлопочет его отец, стараясь подбод-рить хандрящего сына. Внезапно через комнату проходит странная процессия, и действие начинается. Поиск апельсинов здесь становится образом взросления, а ветер гонит выросшего юношу прочь из уютного детского мира.
Любопытно, что в Москве “Апельсинами” дирижирует Евгений Бражник, один из творцов “свердловского феномена” 80-х, а в Екатеринбурге спектакль ведет Павел Клиничев, известный как дирижер Большого театра. Оба дирижера ищут золотую середину между индивидуальным и коллективным. Как московская, так и екатеринбургская постановки отмечены прочным единством музыки и сценического действия. Вообще, обе работы делает примечательными присутствие командного духа. Уверен, что “Золотая Маска”, присужденная Георгию Исаакяну, – награда не только за оригинальную концепцию спектакля, но и за созданный на новом месте актерский ансамбль. Точно так же среди екатеринбуржцев награды вполне заслуживал не только получивший Специальный приз Жюри музыкального театра Принц – Ильгам Валиев, но и многие из его партнеров по спектаклю.
Наибольший ажиотаж среди привезенных в Москву оперных спектаклей вызвала казанская “Лючия ди Ламмермур”. Заглавную партию в ней пела Альбина Шагимуратова, которая в последнее время появляется в Москве в ранге мировой оперной знаменитости. С ее возвращением на российскую сцену конкуренция в номинации за лучшую женскую роль в опере достигла совсем уж заоблачных высот. Хибла Герзмава, спевшая четырех героинь в “Сказках Гофмана” Оффенбаха, Екатерина Семенчук, блеснувшая в партии Амнерис в “Аиде” Мариинского театра, Лариса Дядькова и Светлана Волкова в гротесковых ролях в “Мертвых душах” Щедрина в той же Мариинке – вот только самые-самые реальные претендентки на награду этого года. Победа досталась Шагимуратовой, и это – снова повторим эти слова – успех не только певицы, но и всего театра, который делает ставку не на постоянную труппу, а на приглашенных солистов, и подбирает их весьма профессионально (Чингис Аюшеев и Сергей Балашов, позаимствованные из “Лючии” Музыкального театра имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко, мастерски вписываются в казанский спектакль).
“Ла Скала”, “Метрополитен-опера”, Зальцбургский фестиваль, Венская опера – и Татарский государственный театр оперы и балета имени Мусы Джалиля. Шагимуратова, пусть не так часто, как хотелось бы казанцам, но приезжает в город, в котором начала серьезно учиться вокалу. Ветер странствий из года в год приносит ее именно в Казань. Так что дебют Альбины на “Маске” именно в казанском спектакле был вполне закономерным.
Прекрасно настроенный вокальный аппарат позволяет певице роскошь чистого музицирования, когда одно лишь воспроизведение сложнейшего музыкального текста становится источником драматических коллизий, которые переживают зрители. Что же касается постановки Михаила Панджавидзе, то можно считать ее воплощением новой оперной рутины – не в уничижительном смысле, как это принято у нас произносить, а в изначальном смыс-ле слова, означающем общепринятую практику, установившийся порядок. Просто есть рутина париков и камзолов, а рядом с ней появилась и утвердилась рутина лэптопов и мотоциклов. Панджавидзе выбирает вторую и следует всем неписаным правилам актуализации: дом Аштонов превращается в банковский дом, подменное письмо – в подделанную фотошопом фотографию, и так далее. На мелкие нестыковки вполне можно не обращать внимания и полностью подчиниться музыке. С ней на нынешней “Золотой Маске” дело обстояло совсем неплохо.
 
Дмитрий АБАУЛИН
«Экран и сцена» № 7 за 2012 год.