Разгоняем тоску бытия

Фото Д.МАТВЕЕВА
Фото Д.МАТВЕЕВА

“Я приветствую любые трактовки – чем их больше, тем интереснее, но сам я ничего хорошего не вижу в описанной в пьесе полиции. <…> …одновременно зловещие полицейские говорят герою много правильных и важных вещей”, – это слова Дмитрия Данилова, автора пьесы “Человек из Подольска”, не первый сезон широко идущей по стране и недавно экранизированной Семеном Серзиным. На фестивале “Радуга” в Санкт-Петербурге свою версию представил литовский режиссер Оскарас Коршуновас и его театр ОКТ / Городской театр Вильнюса (совместно с RAION). Перевод на литовский язык выполнил поэт и драматург Роландас Растаускас.

На первый взгляд, режиссерской трактовки в спектакле как будто бы и нет: постановщик и пятеро исполнителей двигаются строго по тексту пьесы во вполне реалистичной манере, несмотря на весь абсурд исходной ситуации. Трое колоритных полицейских при деятельной поддержке старожила-задержанного отвязного Сереги из Мытищ (Марюс Чижаускас) донимают странными вопросами новичка-задержанного Николая из Подольска (Шарунас Зенкявичюс). По ходу этого безумного времяпрепровождения, когда вопросы о численности населения Подольска или видах из окна электрички на Москву чередуются с нелепыми танцами и не менее идиотскими припевами, а один из полицейских (Марюс Репшис) даже браво усаживается на шпагат, им со всей очевидностью удается обратить глаза растерянного Николая зрачками в душу и заставить разглядеть там вселенскую скуку и тотальное разочарование настоящим, прошлым, будущим. Ту самую жизнь на автомате, которую так грубо ставят ему в вину (а до него, судя по всему, Сергею, а до него – еще кому-то), проводя “воспитательную работу с населением”, выясняя личность, которая “бесконечно шире паспорта”, требуя уважения Реальности – ее, по инструкции этого отдельно взятого полицейского участка, следует писать с большой буквы.

На огромном полукруге сцены мы видим лишь экран, широкую белую полосу тканевой дорожки, офисный стул и видеокамеру на треноге (художник-постановщик Линас Лиандзбергис). А еще – силуэт куба без стен, стекол или решеток, только контуры той клетки несвободы, о которой говорит Коршуновас. В объектив камеры отнюдь не всегда попадают лица, нередко нам крупным планом демонстрируют чьи-то ноги, скажем, кричаще красные туфли на шпильках женщины-полицейского (Гиедре Мокелюнайте).

Задержание человека за бессмысленность проживаемой им жизни, попытка разобраться с причинами унылости его существования (ощущающие себя никак не “тварями дрожащими” полицейские так и декларируют: “Разгоняем тоску бытия”) выглядят жестким психологическим экспериментом, прав на который ни у кого, очевидно, нет. Театр ОКТ эту жесткость не педалирует, но, судя по присутствию на сцене клетки, из которой в финале почему-то добровольно не уходит совершенно деморализованный Николай, ненавязчиво ведет свою линию, настаивая, что психологический прессинг остается психологическим прессингом, а незаконное задержание – незаконным задержанием. Как бы ни маскировали их высокопарные речи о красоте, которую можно отыскать в любом убожестве, изобилие остроумных реплик и прибауток.

Когда спектакль завершается обманчивым многоточием, мысленно возвращаешься к его началу. Пока зрители, долго стоявшие в очереди за аппаратами синхронного перевода, медленно тянулись и рассаживались в зале, актер Марюс Чижаускас “разогревал” публику: выдергивал кого-то на сцену, на неплохом русском выяснял, помнят ли, в каком году основан Санкт-Петербург, знают ли, какова численность населения, в общем, в напористой манере проделывал все то, через что прошел к моменту старта пьесы его герой в полицейском участке. Между делом Чижаускас–Сергей даже пробросил фразу: “Может, нам местами поменяться?”. Ясно, что именно эту гипотетическую возможность для каждого – оказаться в клетке несвободы – и подразумевает режиссер Оскарас Коршуновас. Те, кто еще не там, отнюдь не застрахованы.

Продолжение разговора о событиях фестиваля “Радуга” в следующем номере

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
№ 11 за 2021 год.