Разоблачение иллюзий

 Сцена из спектакля “Девочка Надя, что тебе надо?”. Фото Д.ПРИМАКА
Сцена из спектакля “Девочка Надя, что тебе надо?”. Фото Д.ПРИМАКА

Иван Комаров – ученик Виктора Рыжакова, участник объединения однокашников “Июль-Ансамбль”. Мэтр, возглавив театр “Современник”, предоставил Комарову для творческого самовыражения обе сцены, на которых молодой режиссер выпустил работы по советской и новой драме. Пьесы разных авторов и эпох сшивает общая тема: иллюзии и их разоблачение.

“Девочка Надя, что тебе надо?” – последняя, накануне самоубийства, сценарная работа Геннадия Шпаликова – в 1974 году уже не осталось не только оптимизма “оттепели”, но и самой мировоззренческой возможности оправ-дывать советский строй. Тотальное крушение надежд показано в истории молодой заводской работницы Нади, которая, став депутатом Верховного Совета и получив власть, пытается употребить ее на безжалостное искоренение недостатков в частной и рабочей жизни, а заканчивает нечаянным или намеренным самосожжением на субботнике.

Несдвигаемая гора хлама – метафора советской жизни. На сцене построена как бы сторона зиккурата, широкими уступами, над нею – экран (сценограф – сам Иван Комаров). На всех уровнях, как оркестранты, рассажены актеры, каждая группка характеризуется бытовыми мелочами той эпохи: газовая печка, ковер, детская кроватка, кабинетный стол. Исполнение пьесы Геннадия Шпаликова напоминает череду номеров, “майский голубой огонек” – эстетически близкое музыкальному спектаклю “Оттепель” Виктора Рыжакова со студентами – еще одной премьере сезона. Здесь звучат советские песни – от “Беловежской пущи” до Булата Окуджавы. В “Девочке Наде” тоже занята в основном молодая часть труппы. Главная героиня в исполнении Марины Лебедевой теряет свою несгибаемость, когда обнаруживает, как раз за разом ее благие намерения приводят к горю или гибели людей, и не может смириться с этим неразрешимым противоречием, о котором ее пытался предупредить старый фронтовик и начальник цеха, повидавший жизнь Матвеич (Рашид Незаметдинов).

Сцена из спектакля “Девочка Надя, что тебе надо?”. Фото Д.ПРИМАКА
Сцена из спектакля “Девочка Надя, что тебе надо?”. Фото Д.ПРИМАКА

Можно ли железной рукой загнать человечество в счастье? Жизнеспособна ли сама идея выкроить жизнь по четким партийным лекалам, и куда тогда деть тех слабых, не годных в винтики стальной машины идеального советского государства: спившегося фронтовика Леху (Дмитрий Смолев), его дочь, озлобившегося несчастного подростка Лизу (Полина Пахомова), мать, пришедшую просить за осужденного сына (Янина Романова). Как вообще быть с тем, что жизнь не совместима с одномерным представлением о ней, и следование лозунгам оборачивается либо лицемерием, либо репрессиями?

Попытка гражданского высказывания – вещь исчезающе редкая на сегодняшней сцене. Но именно из ее энергии когда-то и родился театр “Современник”. Как молодым режиссеру и актерам, знакомым с советским бытием умозрительно, освоить этот опыт и дать его личную оценку? Для этого постановщик не только остраняет сценическое повествование, но монтирует его с документом: на экране – черно-белые видеоинтервью горожан о Ленине, снятые еще на советских улицах, со сцены – прямая речь участников спектакля от своего лица: воспоминания детства и молодости. Это взгляд на советскую идеологию из сегодняшнего времени, которое то исподволь, то явно реанимирует идеи и образ рухнувшей тоталитарной системы.

Нельзя сказать, что микс из концертной эстетики, приемов плакатно-условного изображения героев, видео и документальной речи получился бесшовным и художественно значительным, но здесь важно пересечение этической и эстетической задач. Если современная драма не рефлексирует по поводу состояния умов и политических воззрений современников, то театр берется об этом размышлять на материале, когда-то безоговорочно осудившем советскую идею и дошедшем до зрителя лишь полвека спустя.

Сцена из спектакля “Иллюзии”. Фото Д.ПРИМАКА
Сцена из спектакля “Иллюзии”. Фото Д.ПРИМАКА

Современная драма в нынешнем сезоне в “Современнике” – это опус Ивана Вырыпаева “Иллюзии”. Один из любимых авторов худрука поставлен также Иваном Комаровым вместе с художницей Василиной Харламовой на Другой сцене театра, в пространстве камерном. Ничего более далекого от каких бы то ни было реалий времени и места определенной страны представить нельзя. Действие пьесы – в нигде и во всегда, это игры разума, исследование прихотливых зигзагов человеческого сознания и психики, ирония над заблуждениями, которые принимаются за откровения.

Безвоздушное стерильное пространство – полый многогранник, заливаемый то разным светом анилиновой яркости, то психоделическими рисунками, то неоновым текстом, то проекциями живописных шедевров (работа Максима Бирюкова и Дмитрия Соболева). Возникают ассоциации с кабиной космического корабля или футуристической телестудией, где вокруг монолитного стола-саркофага разворачивается история двух престарелых супружеских пар.

Про любовь и смерть Сары и Дэнни, Маргарет и Альберта мы узнаем от молодых актеров – Елены Плаксиной, Полины Рашкиной, Александра Хованского, Семена Шомина. Они не перевоплощаются ни в одного из них, наоборот, с дьявольской легкостью перебрасываются личинами – гуттаперчевые маски меняют их возраст и цвет кожи. Лукавые персонажи, с каждым новым витком повествования все больше дурачащие друг друга и зрителя, – это и фантомы, порождения ума, все время путающего истину и ложь, принимающего мираж за реальность и наоборот; и изменчивые духи театральных подмостков.

Мудрость не приходит с возрастом, никакая расхожая истина не абсолютна, все философствования отменяет выкуренный косяк, любовь бывает какой угодно, а глупое признание может разрушить жизнь – из пьесы Ивана Вырыпаева можно при желании настричь пеструю лапшу выводов-трюизмов. Но главное в ней – не месседж (автор тут скорее иронизирует над собственным мессианством), а наблюдение за тем, как на глазах зрителя возникают, переливаются и лопаются мыльные пузыри наших идей, чувств, заблуждений, открытий, воспоминаний, что делает пьесу своего рода драматической поэмой. А режиссер и его команда смогли превратить ее в сценический трип, соединив в нем медитативность ритма, кислотную резкость визуального решения, изящество условного актерского существования и общий драйв.

Наталья ШАИНЯН

«Экран и сцена»
№ 7 за 2021 год.