Сон, смерть, кино

Вуди Аллен на съемках “Фестиваля Рифкина”
Вуди Аллен на съемках “Фестиваля Рифкина”

“Фестиваль Рифкина”. Режиссер Вуди Аллен

Летняя поездка на дачу, поход 31 числа с друзьями в баню, очередной юбилей тетушки, где почти все известно наперед и этим мило – примерно таким получился новый фильм Вуди Аллена, “Фестиваль Рифкина”. Его главный герой, писатель Морт Рифкин – один из самых, скажем так, неюных главных героев Аллена.

Сперва на эту роль режиссер намеревался взять кого-то молодого и красивого. И если бы не скандал 2018 года с обвинениями Аллена в сексуальных домогательствах к дочери, после которого актеры “Дождливого дня в Нью-Йорке” отказались от сотрудничества с режиссером, Рифкина, скорее всего, играл бы Тимоти Шаламе.

Вуди Аллен позволит себе легчайший выпад в сторону нового времени – small-talk на фестивальной вечеринке, случайная фраза – “Она будет снимать ремейк, полностью женскую “Дорогу”, уже достала деньги”. И пока пытаешься представить, как будет выглядеть Дзампано в женском обличье, картинка уже сменится, история Рифкина потечет своим чередом.

Его играет Уоллес Шоун, который снимался у Аллена в “Манхэттене”, “Проклятии нефритового скорпиона”, “Мелинде и Мелинде”. Аллен сперва сомневался, но потом все же решил “отдать роль кому-то по настоящему умному”. Да, Рифкин получился совсем не молодым и тем более не красивым, но женщинам он нравится благодаря своему уму. Не всем, правда. Когда-то он ухаживал за Дорис (Тэмми Бланчард), водил ее на свои любимые фильмы, рассказывал о Годаре и Трюффо, но с каждым разом ей было все скучнее и скучнее. В результате Дорис вышла замуж за его брата, потому что тот был сексуальный, а самого Морта посчитала пафосным и нудным.

Рифкин очень любит кино. Когда-то он преподавал на кинокурсах и считает это самым счастливым своим временем. Как будто бы через него светил талант тех режиссеров, о которых он рассказывал бестолковым студентам, и поэтому Рифкину было хорошо. Когда же приходится делать что-то свое, его охватывает страх.

Рифкин считает, что если вообще заниматься чем-то серьезным, то результат должен быть таким же, как у Шекспира, Джойса или Феллини. Поэтому писать колонки о чужих фильмах у него получается, а написать собственную книгу – нет. Он перечитывает написанное и в отчаянии рвет страницу за страницей, текст возникает и тут же уничтожается, как змея, поедающая свой хвост. “Он никогда не напишет свой роман, – скажет Дорис. – Но писать будет, потому что боится узнать неприятную правду, что, может быть, величие не для него”. Скажет это она не напрямую, а в черно-белом сне-видении. Морт Рифкин прибыл с женой на фестиваль в Сан-Себастьяне, но в его жизни разыгрывается собственный фестиваль, из кадров старых, столь любимых им, картин – Годар, Лелюш, Уэллс, Феллини, Бергман.

Бродя по городу или засыпая после вечеринок, Морт регулярно проникает за невидимый занавес и оказывается в другой жизни, полной разных великих иллюзий, в которой с огромным удовольствием жил бы истинный синефил. Местами контакт с этой жизнью серьезен, местами забавен – как, например, игра в шахматы со Смертью в иллюзии “Седьмой печати”. Смерть в прекрасном ироничном исполнении Кристофа Вальца отпустит Морта погулять еще на несколько лет и велит не забывать про колоноскопию.

Но Рифкин живет не только в старом кино, в нем достаточно витальности, чтобы не забрасывать и реальную жизнь – как, впрочем, и у самого Вуди Аллена.

“Я боюсь ходить к врачу, мне все кажется, что там скажут, что жить осталось один месяц, и с моей удачей это будет февраль” – лучшая шутка фильма. Но бояться врачей Рифкин перестанет после того, как познакомится с Джо Рохас (Елена Анайя), врачом. Он придет к ней с болью в сердце, которая окажется психосоматической, а потом зачастит в кабинет, станет ухаживать, впрочем, безрезультатно. У красавицы-испанки есть гуляка-муж Пако (Серхи Лопес), и его она очень любит.

Но даже в этой ситуации Рифкину хотя бы не приходится молча страдать, ощущая себя рогоносцем. Его жена Сью (Джин Гиршон), пиар-агент, которую он сопровождает на фестивале, на его глазах начинает роман со своим подопечным, режиссером Филиппом. Его играет Луи Гаррель, приглашенный Алленом на эту роль еще и за то, что он играл молодого Годара в одноименной картине Мишеля Хазанавичуса. Рифкин будто бы становится соперником Годара, и, конечно же, проигрывает. К тому же Филипп придумал ему обидное, но очень подходящее прозвище Гринч.

Молодой режиссер снял антивоенный фильм, преисполненный пафоса. Как скажет потом Морт, “Филиппу дали награду имени Бунюэля. Я перестал уважать Бунюэля, своего любимого режиссера”. И Сью увлеченно обсуждает со своим подопечным, что можно показать эту картину в ООН, и что благодаря ей может завершиться арабо-израильский конфликт.

Они находят все больше и больше общего – любовь к морю, интерес к музыке (а Рифкин и Джо оба любят Центральный парк и хлеб с шоколадом). И, в конце концов, Сью обманывает мужа уже без стеснения. Рассказывает ему о долгих интервью, о затянувшихся пресс-конференциях, даже не задумываясь, что Морт каждый раз узнает от фестивальных знакомых, что интервью отменились, а пресс-конференцию перенесли. И вот уже досадливо сообщает Рифкину об измене: “Пойми, Морт – тот факт, что я замужем, весь секс мне портит!”

О чем болит сердце Морта? Главная беда в том, что его мало кто понимает и почти никто не слушает, он часто бывает лишним, ненужным. Чего стоит, например, видение со сценой семейного обеда, где Рифкин в ответ на просьбу посоветовать фильм начинает восторженно жонглировать японскими фамилиями и предлагать разделить этот восторг, но родственники сидят с натянутыми улыбками и переглядываются, и в глазах их читается: “Идиот”. Или эпизод в фестивальном ресторане, где Сью и Филипп, не отводя друг от друга глаз, обсуждают дела, не замечая Рифкина, который при этом горячо рассуждает о кино, то ли пытаясь таким образом привлечь к себе внимание, то ли стараясь не выглядеть глупо.

Рифкин не похож на остальных фестивальных людей. Как недоуменно бросит ему Сью, «всем понравилась “Эта прекрасная жизнь”, а тебе нет!» И ему одиноко – новые и относительно новые кинематографисты вызывают у него презрение, любимые фильмы превращаются в ремейки – помимо женской “Дороги”, будет еще и ремейк “На последнем дыхании”, который планирует снять Филипп. У Рифкина будто бы отнимают его жизнь и передают ее другим. И знакомство с испанкой не перерастает в роман, и книга так и не написана. А вопрос “кто я?”, волновавший его с самого детства, так и не нашел ответа. И хотя Смерть обещала ему несколько лет свободы, подводить итоги уже пора, а их почти нет, этих итогов.

Отчаяние Рифкина перемешивается с самовлюбленностью, недовольство новым – с надеждой на то, что все еще наладится, и этот микс чувств позволяет ему не закончить так, как когда-то закончила подруга его родителей Роуз Батник: интеллектуалка, пережившая Холокост, не смогла справиться с проклятыми вопросами бытия и простилась с жизнью.

В снобизме есть прок, будто бы дает понять Вуди Аллен, снобизм удерживает человека на плаву и не позволяет ему представить мир без себя, такого прекрасного.

Разговор со Смертью всегда полезен – рядом с ней такие проблемы, как не сложившаяся интрижка или измена жены, начинают казаться мелкими, и остаются только главные вопросы, на которые у Смерти, кстати, есть ответ. “Да, твоя жизнь бессмысленна, – говорит она голосом Вальца, – она у всех такая. Но она может быть не пустой. Семья, любовь, работа, и прочий bullshit могут быть в этом случае очень эффективны. А если их нет, то эффективны могут быть попытки их получить”.

Это интересный поворот. Получается, что Сизиф, чей образ пугает Рифкина, не так уж бестолково проводил свою жизнь. Безусловно, его занятие было бессмысленным, но пустой его жизнь точно не была. Вуди Аллен просто выбрал другой ракурс и получил совсем другой вывод, который может оказаться по-настоящему спасительным для многих из тех, кто мучается экзистенциальными вопросами, но не обладает снобизмом Рифкина. Который, благодаря опять же совету Смерти, решает вернуться туда, где ему было хорошо, где у него все получалось, и это лучший выбор для каждого.

Жанна СЕРГЕЕВА

«Экран и сцена»
№ 1 за 2021 год.