К юбилею Юрия Николаевича Клепикова

Любопытная история. В “Кинословаре” 1986 года издания в материале о кинодраматурге Юрии Клепикове не указан его сценарий “Год спокойного солнца”. Как будто его и не было, и не было снятого по нему Андреем Кончаловским фильма “История Аси Клячиной…” Фильм в то время лежал на “полке”. “Лежание” продлилось двадцать с лишним лет. После снятия с “полки” – “Ника” автору сценария Юрию Клепикову.

В книге “Кино и власть” в статье Юрия Николаевича, названной “Свобода в клетке”, есть такие строки: “Писал то, что хотел, что мне было интересно. Но за относительную свободу выбора приходилось платить”.

“Пацаны”, “Мама вышла замуж”, “Летняя поездка к морю”, “О любви” (с Михаилом Богиным), “Не болит голова у дятла” – фильмы с нелегкой судьбой. Но Клепиков никогда ни под кого не подстраивался. И всегда, вопреки обстоятельствам, оставался самим собой. Мог бы написать гораздо больше. Мог бы…

Признавался, что для него снимать кино – значит, дружить; это тонкие человеческие отношения. Уходили режиссеры – друзья, другим стало само кино. Но есть фильмы, пусть их не так уж много, по сценариям Юрия Клепикова, одного из талантливейших наших кинодраматургов.

На этих страницах – фрагмент сценария “Летняя поездка к морю”. Фильм по нему снял Семен Аранович в 1978 году.

Итак, лето 1942 года. Из Архангельска к берегам Новой Земли отправляется экспедиция школьников…

Воздушная тревога застала Мишку в трамвае. Было так: он сидел на своем чемоданчике, вокруг плотно стояли люди, чужая авоська с рыбой болталась перед Мишкиным лицом, и он понемногу отщипывал от сушеной трески и отправлял в рот. Послышался вой сирены. Авоська исчезла. Мишка потянулся за ней и тут осознал – воздушная тревога.

Старенький вагон задребезжал и, не добравшись до остановки, встал. Пассажиры торопливо спрыгивали с подножек и разбегались по ближайшим укрытиям. Мишка выглянул наружу, увидел, что две женщины, водитель и кондукторша, опускают трамвайную дугу, понял, что вагон дальше не пойдет, подхватил свой чемоданчик с привязанной к нему телогрейкой, спрыгнул на землю и побежал. В стороне затявкали зенитки.

Мишка бежал по опустевшей улице, прижимаясь к домам. Ему некогда было отсиживаться в убежище, он опаздывал. По пути ему встретилась конная телега с ящиком, обитым железным листом. На ящике была надпись: хлеб. Мишка оглянулся. Людей вокруг не было. Как человек опытный, он приоткрыл крышку облучка и в соломе увидел буханку хлеба. Мишка не успел взять буханку. И не только потому, что испугался возницы-старика, который, спрятавшись в подворотне, окликнул его и пригрозил кнутом. А потому, что совсем близко послышалось гудение моторов, раздался давящий свист, и потом рвануло – раз, другой, третий. Поднялась пыльная буря.

Мишка бежал, пригибаясь и кашляя. Чья-то сильная рука схватила его за ворот и грубо потащила во двор. Мелькнула перед глазами высоченная поленница, и ту же, на глазах, стала разваливаться.

Мишка почувствовал, как земля ушла из-под ног, он кубарем полетел по земляным ступеням и оказался на дне щели. Здесь прятались люди. Из темноты кто-то спросил:

– Мальчик, ты не ранен?

Мишка не ответил. Он ушиб колено и тер его. В щель спустился Мишкин спаситель, поставил чемоданчик с привязанной к нему телогрейкой, сердито сказал:

– Держи свое барахло, герой!

– А ты что толкаешься! – пискнул Мишка. – Штаны порвал!

– Штаны! А бомбой? А на куски?

Наверху гремели взрывы. С потолка струилась земля.

– Матерей они не жалеют, – проворчала старуха.

– А ты не суйся! – огрызнулся Мишка. – Мне в порт надо!

Подросток с тонкой шейкой, в очках, придвинулся к Мишке, спросил:

– Ты из школьной экспедиции?

– Ну!

Подросток с ненавистью посмотрел в темноту и сказал:

– Вот, мама, смотри – мать его отпустила, а он ниже меня ростом!

– Кто ниже? – обиделся Мишка. – Кто ниже?

– А сколько тебе лет? Двенадцать?

– Четырнадцать!

– Вот, мама, пожалуйста! А мне пятнадцать!

Отбой воздушной тревоги. С колокольным звоном промчалась пожарная машина. Люди выходили из укрытий, торопились по домам, на работу. Возле булочной восстанавливалась хмурая очередь. Мишка бежал по деревянному тротуару. За ним – его новый знакомый, подросток в очках, с Мишкиным чемоданом в руке.

– Я ей про свой патриотический долг говорю, а она мне про немецкие подводные лодки. Дура! Слушай, а ты сознательно идешь на этот подвиг?

– Чего?

– Но ведь это настоящий подвиг!

– А-а… Само собой. Главное, чтоб жрать давали, а мы сделаем, чего надо.

Из-за поворота выкатился все тот же дребезжащий трамвай. Мишка выхватил из рук подростка чемодан, свернул на мостовую, поравнялся с трамваем. Кто-то взял у него чемодан, другой помог вскочить на подножку. Подросток в очках еще некоторое время бежал за трамваем, потом отстал.

В порту. Топот множества ног. Сапоги, ботинки, тапочки. Чемоданы, рюкзаки. Толпа подростков в возрасте четырнадцати – пятнадцати шла по пристани. Были ребята и постарше. Всем им предстояла погрузка на тральщик под названием “Зубатка”. Пониже названия был обозначен порт его приписки – Архангельск.

Начальник экспедиции капитан тралового флота Рябухин – худенький, рано поседевший человек в огромных рыбацких бахилах – стоял на палубе, опершись о борт, и хмуро смотрел на приближавшихся ребят. Потом шагнул на трап, и ребята, шедшие впереди, остановились. Остановились и остальные. Всего их было около сотни. Голодная зима первого военного года уже оставила на их лицах свою печать.

Рябухин знал, среди них были такие, кто плохо представлял реальные трудности похода, которых в первую очередь привлекала романтика морского путешествия и робинзонада на островах. Этих романтиков надо было предупредить, но не напугать.

– Моя фамилия Рябухин, звать – Андрей Иванович. Я начальник экспедиции. Напоминаю, наш поход к берегам Новой Земли – это боевое задание в зоне военных действий. Опасность, сами понимаете, велика. Кто боится – еще не поздно вернуться домой. Отпустим, слова плохого не скажем. Есть такие?

Молчание.

Рябухин подождал. Потом шагнул в сторону. Ребята двинулись по трапу на борт тральщика. Вглядываясь в лица, Рябухин время от времени говорил:

– Кто не уверен в себе, еще не поздно… Не ждите легкой морской прогулки… Кто не может по семейным обстоятельствам, останьтесь… Повторяю, кто не уверен в себе, еще не поздно…

Матросы убирают трап. Поднимают якоря. Тральщик отчаливает. Поплыли берега. Прощальный гудок. И вот весь караван в море – транспорты и военные корабли. За кормой остается полоса земли.

В море штормило. Качка сделала свое дело – многие ребята лежали на нарах. В трюме было сыро и холодно. Несмотря на лето, пришлось достать телогрейки и шапки. В трюм донесся рокот взрыва. Приподнялись головы на нарах. Ребята испуганно переглядывались. В трюм спустился Мишка. Его так и распирало от новостей.

– Слыхали? Мину выловили, с рогами! Катерщики отвели в сторону и шарахнули!

Мишка двинулся к картежникам. Это были здоровые ребята, хозяева трюма. Мишка дружил с сильными.

– Оказывается, Мирон – сын шкипера. На штурвале стоит, сам видел.

– А я думаю, что это нас так качает, – заметил Гришка Размахин, по прозвищу Седой, блондин шестнадцати лет.

– Всех на бригады разделили, – продолжал Мишка. – Мы в четвертой. Бригадиром – Петрович.

– Мишка, а я в какой? – голос с нар.

– В четвертой.

Мишкам двинулся между нар, разыскивая кого-то. В море снова шарахнуло, потом еще раз. Катерщики расстреливали мины, но это уже никого не пугало.

– Мишка, а я?

– Не помню. – Мишка толкнул парня на верхних рядах. – Иван!

Это был действительно Иван, другое имя не пошло бы такому здоровяку. Мишка спросил:

– Укачало, что ли?

– Нет, Феде плохо.

– Фе-еде плохо, – передразнил Мишка. – В одной бригаде будем.

– А Федя?

– В первой.

– Я с ним, – сказал Иван.

– Ты что, в няньки нанялся?

– Я его матери обещал. Она его под мою ответственность отпустила.

Федя приподнялся. Это был хрупкий чистенький мальчик, крайне изнуренный качкой. Меховая куртка упала с его худеньких плеч, и обнаружилось, что Федя в рубашке с галстуком в полоску.

– Хватит о матери, – зло сказал Федя. – Теперь я сам по себе.

– Смотри какой, сейчас укусит, – засмеялся Мишка. – Да сними ты эту удавку. – Мишка потянулся к Фединому галстуку.

– Отстань! – отмахнулся Федя.

В трюм спустился начальник экспедиции Рябухин и широкоплечий, коренастый старик в огромных рыбацких бахилах, с ножом в кожаных чехлах на поясе – Петрович.

– Карты! – негромко приказал Рябухин.

– Какие карты? – улыбнулся Седой.

– Карты на стол!

Седой не выдержал взгляда Рябухина и бросил колоду.

– Порви.

– Я? – не понял Седой.

– Ты.

– Карты не мои…

– Молчать!

Седой подчинился. Рябухин кивнул старику. Петрович сел за стол, достал очки и листок бумаги.

– Ну-к, что ж, бригада, давайте знакомиться. Антипенко Александр, назвал Петрович первую фамилию.

– Я.

– Брюханов Евгений!

– Я! – отозвался один из картежников.

– Варенцов Михаил!

– Тут я, – расплылся Мишка.

– Воинов Иван!

– Здесь. У меня до вас просьба.

– Ну?

– Прошу Федю Ильичова записать в четвертую.

– Потом. Жбанков Борис.

– Здесь, – отозвался с ближайших нар Жбанков и надвинул шапку на глаза.

Капитан “Зубатки” Ларин, рыбак сорока пяти лет, пил чай у себя в каюте. Открылась дверь, и вошел Мирон, сын капитана. В бушлате и тельняшке юноша вполне тянул на штатного матроса.

– Звал?

– Ну да, как мать из окошка. Не звал, а приказал явиться. Кто позволил встать к штурвалу?

– Вахтенный.

– Дурак вахтенный. Замерз?

– Немного.

– Садись, попьем чайку.

Мирон сел. Отец налил ему чаю.

– Сверстники твои шастают по судну. Что они видят? У штурвала – сын капитана. В смотровой бочке – опять он.

– И даже больше того – пьет чай с самим капитаном, – улыбнулся Мирон.

– Нехорошо, сынок.

– Папа, да будет тебе ворчать.

В дверь постучали. Вошел Рябухин.

– Чайку дадите?

– Садись, Андрей Иванович. Сынок, чайку покрепче.

– Спасибо, Мирон.

Молча пили чай, потом Рябухин как бы между прочим спросил:

– Да, слушай, а что, этот лоб здоровый, блондин этот…

– Седой, – подсказал Мирон.

– Он что, всех в кулаке держит?

– Андрей Иванович, я тайны трюма не выдаю.

– Тайны трюма! – засмеялся Рябухин. – Ишь флибустьеры!

Волны захлестывали палубу. Брезент, накрывший люк трюма, парусил. Нахлынула высокая волна и прорвалась под брезент. Картежников, у которых уже нашлась другая колода, окатило водой.

– А, черт!

– Бери стол!

– Холодная, зараза!

Отряхнувшись, они перенесли стол в другое место, подальше от люка. Седой оглянулся – куда бы сесть? Снял со спящего шапку и закинул ее на верхние нары.

– Положь на место, – открыл глаза Жбанков.

– Погуляй, детка, – улыбнулся Седой. – Дяде негде сесть.

– Принеси шапку, – угрожающе процедил Жбанков. – Считаю до трех.

Седой возмутился. Какой-то шкет приказывает ему.

– А со счета не собьешься? – Седой за шиворот приподнял Жбанкова. – Вали отсюда, салага!

– Раз! – набычился Жбанков.

Седой и его компания засмеялись.

– Два!

– Ой, страшно!

– И что дальше? – спросил Сергей.

Жбанков размахнулся и заехал ему по уху. И сразу набросился на Седого, не давая опомниться, тараня лбом и кусая. На нарах зашевелились зрители.

– Шапку! – орал Жбанков. – Найди шапку, гад!

Двое оторвали Жбанкова от Седого. Тот сел на нары, достал из кармана зеркальце, увидел кровь под носом, запрокинул голову, чтоб не текло, и пообещал:

– Удавлю.

Седой встал, подергал носом и плохо посмотрел на Жбанкова.

– А ну, отвали!

Седой оглянулся. По трапу спускался Мирон.

– А-а, шкиперский сынок, криво улыбнулся Седой.

– Здесь тебе не Кузнечиха, понял?

– Ну да, ведь я у тебя в гостях. Иди-ка сюда.

– Четвертая бригада, ужинать! – крикнул Петрович в трюм. Тут он увидел драку и потопал вниз. – Ах, паршивцы!

Спустя некоторое время из трюма повалили ребята. Седой выскочил на палубу. За ним – его компания. Когда поднялся Мирон, Седой двинулся за ним.

– А мы вроде не договорили? – сказал Седой.

– Похоже.

Оба тяжело дышали.

– Оставим до острова? Или как?

– Где хочешь. Один на один.

Разошлись. Седой опять заглянул в зеркальце . Он считал себя красивым. Около камбуза ребят встретил Мишка.

– Братцы, щи – во!

Проныра, он успел поесть раньше всех.

– Опять щи!

– Если кто не будет, – намекнул Мишка, -– я…

– Катись отсюда, – оборвал Седой.

– Чо ты? Чо?..

Оставшись один, Мишка осмотрелся. На корме стоял пацан, полумертвый от качки. Мишка пробрался к нему, тронул за плечо. Тот повернул измученное лицо.

– Ты это… жрать будешь или как?

Пацан отрицательно мотнул головой.

– А хлеб?

Тот махнул рукой. Мишка побежал к камбузу. По пути он поговорил с другим укаченным. И здесь ему обломилось. Съев несколько порций, Мишка уснул на камбузе. Здесь было тепло, все давно разошлись. Только угрюмый Петрович сидел и ел сырую треску по-поморски: подносил кусок рыбы ко рту и острейшим ножом отрезал возле самых губ. Жевал.

Глаза старика мстительно смотрели в одну точку. Будто он видел врага. Будто вгрызался ему в горло. Так, наверное, и было, потому что Петрович вдруг с силой всадил нож в столешницу. Мишка открыл соловые от сытости глаза, проснулся.

– Щи – во! – сказал он.

Видимо, и во сне ему снились эти самые щи. Петрович поднял голову и сказал Мишке:

– Спать иди.

Мишка, увидев лицо старика, попятился. Потом спохватился, забеспокоился, стал шарить по карманам, заглянул под стол.

– Чего потерял?

– Кто взял? Тут хлеб был.

Кок поманил его пальцем. Мишка подошел.

– Здесь твой хлеб, – негромко, почти шепотом, сказал кок. – Я его подсушил. Возьми.

Мишка забрал три черных сухаря. Отвернулся. Под одеждой у него висела на шнурке матерчатая торбочка. Мишка сунул в нее сухари, затянул шнурок.

Ребята спят в трюме. Внезапно сильный удар о борт потряс судно. Раздался страшный скрежет. Ребята проснулись. Некоторые – на полу. Седой сказал тихо, но его услышали:

– Торпеда.

Секунду, оцепенев, они ждали взрыва. Потом нервы не выдержали, и все кинулись к трапу, толкая друг друга. Что-то било о борт и скрежетало. Мишка первым выскочил на палубу и закричал:

– Братцы! Мы во льдах! Вот она – Арктика!

После мрачного трюма пронзительно белый цвет ледяных полей будто ударил по глазам. Но какая это была радость – они близки к цели! Дружное “ура” раздалось на “Зубатке”. Караван вступил в схватку со льдами. Капитан Ларин командовал:

– Право на борт!

Не успел румпель остановиться – новая команда:

– Лево на борт!

Тральщик шел разводьями, содрогаясь от столкновения со льдом. В тот самый момент, когда ребята любовались арктическим пейзажем, из люка показался полосатый галстук, рука с книжкой и круглые, испуганные глаза.

– Там… вода, – Федя показывал на трюм.

Из-под нар выплыла гитара и стайка шахматных фигур. Вода плескалась в трюме, как в банке. Мирон прогрохотал сапогами по трапу, спрыгнул в воду и исчез в полумраке. Потом в воду спрыгнул Седой. За ним – еще несколько ребят.

– Сюда! Сюда! – звал Иван.

Поднимая брызги, ребята бежали на голос. Седой бросил гитару на верхние нары, сорвал матрац с нижних. Общими усилиями ребята заткнули пробоину, плечами удерживая матрац от напора воды. Вдруг их швырнуло на пол. Вода хлынула потоком. Тральщик круто сменил курс.

К месту, где была пробоина, уже бежали матросы из судовой команды. Они занялись подводкой пластыря. Петрович распоряжался установкой ручной помпы.

– С морским крещением вас, ребята! – спрыгнул в воду Рябухин.

– Но ведь праздник Нептуна справляют на экваторе, – заметил Федя.

– Совершенно верно – в южном полушарии, – согласился Рябухин. – А в северном – на полярном круге.

– Полярный круг мы прошли два дня назад.

– Что ж ты не напомнил? Мы бы крестили тебя ведром воды. Там она была теплей.

Ребята засмеялись. Рябухин был явно чем-то озабочен.

– Всем надеть пояса! – приказал он.

– Зачем?

– Выполнять приказание!

Петрович посмотрел на Рябухина, потом наверх, прислушался. Ребята надевали пробковые пояса. Двое матросов побежали по трапу. Мишка метнулся за ними.

– Куда? Назад! – рявкнул на него Петрович. – Выпорю.

И тут все услышали знакомый вой. Застучали пушки военных кораблей. Близко рвались бомбы. Осколки льда звенели по бортам. Наверху шел бой. Тральщик все время менял курс, в трюме невозможно было удержаться на ногах.

– Работать, ребята! Работать! – спокойный голос Рябухина.

Сменяя друг друга, они откачивали воду. Их швыряло на пол, они поднимались и снова брались за ручки помпы. Те, кто не был занят работой, сидели на нарах, напряженно прислушиваясь к бою.

Стая “юнкерсов” с воем кружила над караваном. Один, судя по нарастающему вою сирены, оборвавшемуся взрывом, был сбит и врезался в лед. Постепенно бой стал стихать. Рябухин и Петрович поднялись наверх. За ними незаметно поднялся и Мишка. Стало тихо. Слышно было только, как толкаются

льдины о борт, и хлюпанье помпы.

…Льды остались позади. Караван шел в густом тумане. Солнце, не заходящее в этих широтах даже ночью, пробивалось сквозь туман круглым пятаком. Море было спокойно. Из тумана возникал то нос судна, то корма. Проплывали неясные очертания военного корабля. Ствол, пушки, лицо вахтенного. Название английского судна, шедшего в караване. Слышалось гудение двигателей.

Корабли переговаривались огоньками ратьер. Пенный след за кормой. Гул машин затихает. Караван уходит, скрывается, невидимый в тумане. Тишина. Туман…

И сразу – ошеломляющий гам. Птичий базар! Открылась фантастическая картина: сорокаметровая отвесная стена и несметное множество птиц. Тысячи и тысячи сидят на узких карнизах скал. Другие тысячи летят в море или возвращаются на скалы. Когда базар снимается с места, раздается звук, похожий на мощный взрыв. Темнеет, будто на солнце нашла туча. Море, бьющее в подножье скал, становится немым. Мы на острове Пуховом.

В том месте, где скалы расступились, на небольшом ровном участке берега, усеянном крупной галькой, устроила свой лагерь четвертая бригада.

На берегу лежали две лодки: одна небольшая, весельная, другая побольше – для хождения под парусом. Выше по берегу были сложены бревна, предназначенные на дрова, частью распиленные и порубленные. Ребята еще спали, когда Мишка выглянул из палатки. Поеживаясь от утреннего холода, Мишка огляделся. Угрюмое зрелище открылось ему. Ни кустика, ни травинки. Голые базальтовые скалы, галечник, ведущий на плоскую вершину острова. Вдали чернела – громада Новой Земли с белыми ледниками. Море было свинцовым, с барашками волн. Корабли ушли. Пустынные, дикие места. Тоскливый крик чаек.

Около палатки седой пепел вчерашнего костра и вокруг него – длинные ящики, набитые стружкой, навал легких плетеных корзин. Корзины – для сбора яиц, ящики – для хранения. Сверху скатилась галька. Мишка услышал шум шагов. Петрович спускался в лагерь. Старик осторожно что-то нес в корзине.

На столе стояла корзина, полная крупных яиц. Петрович взял одно и показал всем.

– Яйцо кайры, – сказал старик. – По вкусу – куриному не уступает. Дежурный!

– Я, – отозвался Иван.

– Смастери-ка, брат, яишенку.

– О-о-о, – обрадовались за столом.

Иван унес корзину с яйцами.

– Значит, дело такое, – продолжал Петрович. – Птицей остров богат. Сегодня начнем собирать. Торопиться надо, пока свежие, не запарились. Потом, когда птенцы выведутся, начнем кайру бить. Мясо у нее вкусное. Сегодня попробуем. На воздухе, да с хорошим кормом заживем, как на курорте. Плохо другое – нет здесь ни воды, ни дров.

– У-у-у!

– Тихо. Нужда подойдет – в лодку и на Новую Землю. Там с ледников ручьи бегут. Берег пологий, значит, плавник есть. Под парусом быстро обернуться можно.

Стало шумно.

…Веревка цеплялась за выступы, сверху летели мелкие камни. Жбанков прижался к стене, переждал и отвязался от веревки. Поблизости он выбрал все яйца. Надо было спуститься пониже. Набрав полную корзину, Жбанков привязал корзинку и дернул веревку – сигнал к подъему. Посмотрел наверх и прянул к стене. Веревка падала на него. Жбанков сделал неосторожное движение и почувствовал, как под ногами шевелятся плитчатые камни. Он скользил вниз. Задел корзину, она качнулась, опрокинулась, полетела вниз, уменьшилась и закачалась на воде плетеной тарелкой. Жбанков закричал, но его не было слышно.

Кайры, потревоженные падением корзины, летали около стены. Поднялся страшный гам. Жбанков повис на руках. Ногой нашаривал точку опоры. Нашел. Стал подтягиваться. Страховщики Жбанкова – Седой и Мирон – пригрелись на солнышке и спали. Рядом стояли две корзины с яйцами.

Дальше, на краю стены, видно, как Иван и Федя вытягивают снизу корзину. Еще дальше – другие тройки. Над краем стены показались пальцы, судорожно вцепившиеся в камень. Потом локти и голова Жбанкова. Из-под шапки на лоб стекал пот. Глаза круглые.

– Спите, гады! – сипло крикнул Жбанков и рывком поднялся наверх. Его колотила дрожь, он тяжело дышал. До спавших было шагов пять. Это расстояние Жбанкову понадобилось для разбега. Он пнул Седого по заду. Тот поднял голову, но тут же получил по скуле, упал на Мирона. Тот проснулся. Жбанков был страшен.

– Спите, гады, да?! Спите!

Мирон и Седой вскочили и побежали. Жбанков за ними. Вот и спуск в лагерь. Виноватые ринулись вниз.

– Э, глянь! – крикнул один дежурный.

– Жбан! Прячься! – крикнул второй.

Они нырнули в палатку. Жбанкова боялись. Мимо календаря с зарубками, мимо палатки, мимо кучи дров Мирон и Седой выбежали на берег и остановились. Дальше бежать было некуда. Жбанков успел добежать только до бочки с водой и тут увидел самолет, идущий прямо на него со стороны моря.

Спереди у самолета забился огонек. Закрывая голову руками, Седой и Мирон плюхнулись в воду. Жбанков упал на землю. Крылья с крестами пронеслись над ним, а из бочки вдруг полилась вода. На базаре ребята тоже заметили самолет.

– Ваня! Самолет! – крикнул Федя.

Иван бросился на Федю, повалил его и накрыл своим телом. Рядом защелкали пули. Очередь пропорола корзину с яйцами. Ивана забрызгало. Базар взревел и сорвался со скал. Промчавшись над островом и всполошив базар, самолет разворачивался над морем, чтобы повторить атаку. Мирон и Седой выскочили на берег. Они видели, как Жбанков упал возле бочки. Он все еще лежал там, не шевелясь. “Мессер” приближался.

– Жбан, ты как? – крикнул Седой.

Жбанков повернул голову, крикнул что-то свирепое, но его не было слышно. Он пальцем заткнул отверстие, пробитое пулей в бочке. Мирон и Седой упали на гальку. Застучал пулемет. Полетели осколки камней, щепа от ростры.

Петрович с несколькими ребятами прятался в скальной трещине. У кого-то из-под ноги выскользнул камень и по ледяному желобу умчался вниз, в море. Петрович стоял выше всех с веревкой в руках. За эту веревку держались пацаны.

– Мишка, подлец! – орал Петрович. – Куда тебя черт понес?!

– Наш! Наш летит! – голос Мишки.

– Назад, Мишка!

На базаре ребята повскакивали с земли.

– Наш! Наш!

– Ваня, смотри! – Федя показывал на море. Над морем шел воздушный бой. В разных концах острова – со скал и в лагере – ребята следили за боем. “Мессер” задымил, вспыхнул и пошел вниз.

– Ура-а-а! Ура-а! – ликовали на острове.

От падающего самолета отделилась маленькая точка, распахнулся парашютик. Истребитель факелом врезался в море.

Юрий КЛЕПИКОВ

«Экран и сцена«
№ 16 за 2020 год.