Его любовь – спортивный фильм

 Владимир Коновалов
Владимир Коновалов

Не стало режиссера-документалиста Владимира Федоровича КОНОВАЛОВА

Спорт в документальных фильмах Владимира Коновалова – страстный, азартный, живой, настоящий. Нынче жанр спортивного документального кино ушел на периферию кинематографа. Перестал существовать в чистом виде. Об игровом и говорить нечего – это не спорт, не жизнь, не отношения, а сплошная имитация. И один из последних киноопусов “Лев Яшин, вратарь моей мечты” – тому подтверждение.

А ведь было время, когда фильмы о спорте собирали множество наград на специализированных международных и отечественных кинофестивалях; когда в Домах творчества Болшево и Репино киношники встречались со спортсменами для разговоров о том, каким должно быть спортивное кино; когда документальные фильмы снимались для большого экрана и шли на большом экране…

В 1965-году Владимир Коновалов сделал документальную ленту “В воротах – Яшин”. Это была его дипломная работа во ВГИКе (режиссерская мастерская Романа Кармена). Много позже он напишет в своей книге “Моя любовь – спортивный фильм” о том, как работал над этой (с нее все и началось) и другими своими картинами, пытаясь понять, что же означает спорт для людей, выбравших его делом своей жизни, почему так напряженно, самоотверженно бьются они за пресловутые голы, очки, секунды, сантиметры.

На этих страницах – главы из книги Владимира Коновалова “Моя любовь – спортивный фильм”.

Принято считать, что путь к истине лежит через сомнение. И все же неуверенность – более точное определение того состояния, которое испытывал молодой режиссер, ожидая у подъезда одного из домов в переулке Чапаева своего будущего сценариста, чтобы вместе впервые переступить порог дома знаменитого спортсмена, легендарного футбольного вратаря Льва Ивановича Яшина.

То было осенью шестьдесят четвертого. Футбольный сезон закончился. Поговаривали, что Яшин уже не тот, что ему пора на покой, нет свежести, резкости не хватает.

Со сценаристом Леонидом Браславским мы поднимаемся на третий этаж. Вот прихожая. На стенах – памятные вымпелы, фотографии, дружеские шаржи. На одном из них Яшин изображен с длинными, тонкими, как струны, руками, живыми и стремительными, готовыми к самым неожиданным движениям.

А сам он полулежал на диване, бледный, простуженный. И язва не давала покоя…

– Что же вы так поздно пришли, ребята? Не время теперь фильм обо мне делать. Все в прошлом!

Очень не любил Яшин говорить о себе, трудно ему было с нами, и не хотел он слушать заверений в том, что еще может играть, как в лучшие годы.

Мы рассматривали фотографии, часто пожелтевшие от времени, порой нерезкие, досадно неудачные по композиции. Но, как ни странно, они все же верно говорили о нашем будущем герое. Здесь было так мало свидетельств славы, популярности и так много доказательств бесконечного труда, бесконечной страсти к футболу.

Перед нами во весь рост вставал Яшин – работяга, Яшин – исполин труда, без блеска наград, без восторгов газетных полос и глаз болельщиков. Вставал рабочий, которого не знали, не видели тысячи, сотни тысяч, которого знали лишь десятки – товарищи по команде, тренеры, родные, друзья.

Может быть, именно в тот вечер и произошло во мне нечто такое, что определило мой способ подхода к героям картин на долгие годы. С тех пор я невольно искал в своих героях самые простые, незаметные черты, индивидуальные детали, неповторимые и живые, в которых и есть фундамент человека, его суть.

Этот настрой помог нам тогда точно решить некоторые эпизоды фильма.

Вспоминаю съемки тренировок Яшина с молодым вратарем, еще и сейчас успешно выступающим в высшей лиге. Мы не искали в этом эпизоде учителя и ученика, не собирались снимать нраво-

учений по поводу просчетов. Мы подсмотрели момент параллельной работы вратарей над освоением одного динамичного и очень тяжелого упражнения с мячом.

Яшин был вдвое старше своего напарника. Но камера, мечущаяся от одного к другому, увидела, что Яшин был быстрее, физически сильнее, точнее, увереннее. На экране это очевидно.

Коллега Яшина задыхался, не успевал, падал, промахивался, пытаясь перехватить мяч. Казалось, силы его на исходе, а Яшин оставался свежим и мобильным.

Наконец, они закончили. С большим трудом поднялся Яшин с земли, с болью разогнул спину. Да, он умел отдать каждому движению все силы без остатка. Вот где был секрет легкости и красоты. Этот эпизод, виртуозно снятый оператором Георгием Епифановым, стал важным смысловым моментом фильма.

Лев Яшин
Лев Яшин

Но это было потом. А в первые дни работы нам не удавалось преодолеть осторожность героя, его стремление быть в стороне от излишних, как ему сначала казалось, разговоров, съемок, интервью. К тому же Яшина преследовали болезни и травмы, а его команда “Динамо” в начале наступившего сезона 1965 года хорошего футбола не показывала. Скажу больше: Яшин, похоже, даже избегал нас, а мы, так хорошо понимавшие его, боролись в эти дни уже не только за картину, но, может быть, и за самого Яшина.

Нет, это не слова. Чем труднее было Яшину, тем яснее становилось нам, что образ усталого вратаря, вратаря из прошлого, не справедлив. Эпизодами фильма, отборами старых кадров мы обнажали в Яшине его неповторимые возможности, его сильнейшие стороны, способность отдать борьбе всего себя. Это была наша борьба за Яшина.

Мы понимали, что состояние Яшина – тоже одна из сторон его любви к футболу, его страсти. Но тогда это понимали не все, даже не все специалисты. Многие махнули на него рукой. Разве что совсем убрать из футбола не могли: все-таки это был Яшин.

Как помогли нам тогда кадры кинохроники!

В 1963 году Яшин получил “Золотой мяч” – приз лучшему футболисту Европы. Впервые этой награды был удостоен вратарь. Наиболее яркими успехами Яшина в том памятном году были выступления в матче против итальянцев в Риме на Кубок Европы и в матче Англия – сборная мира. И вот кадры. Второй тайм поединка с итальянцами. Наши выигрывают 1:0, хозяева поля яростно атакуют. Удар с близкого расстояния. Яшин взметнулся вверх с легкостью птицы и правой рукой отбил мощно посланный под верхнюю планку мяч.

Проходит еще несколько минут штурма. В штрафной площадке падает один из итальянских нападающих. Назначается одиннадцатиметровый. Глубокая тишина на стадионе. Лица болельщиков нервно сосредоточены. У мяча лидер атак итальянцев, кумир болельщиков Маццола. Внешне держится уверенно, но очень много разминочных движений. Волнуется, конечно. Не трудно понять его, ведь в воротах-то Яшин. А забить надо. Может быть, это создаст перелом в игре.

Маццола переминается с ноги на ногу. Вот он картинно потряс правой ногой, потом левой. И вдруг – стремительный разбег. Пожалуй, слишком стремительный. Сумбурный. Очень сильный удар. Мяч летит низом слева от Яшина. Бросок. Мяч взят наглухо.

Кино может повторять события. Повторять медленно, словно призывая к пристальному вниманию, к анализу происходящего. Идет замедленный вариант эпизода. Мы видим, что Маццола не применил никакой тактической уловки, чтобы обмануть Яшина. Может быть, волнение помешало. Сила и точность удара – только эти два средства оставил себе итальянец. Но реакция и прыгучесть Яшина уникальны.

И вот финальная картина поединка: Яшин еще лежит на траве, Маццола схватился руками за голову и стоит так, не зная, что делать дальше, не в силах поверить в случившееся. На трибунах – какое-то потрясенное молчание.

А вот другая кинолента. В матче Англия – сборная мира Яшин берет труднейшие мячи, демонстрируя уникальные броски, выходы из ворот, точный выбор позиции. С нескольких метров бьет головой Смит. Просто непостижимый бросок вратаря. Стадион “Уэмбли” аплодирует стоя.

Два матча. Рим и Лондон. Конечно, они оказались решающими в определении лучшего футболиста Европы. На стадионе в Лужниках Яшин на вытянутой руке поднимает “Золотой мяч” навстречу бурным овациям. Так сложился один из эпизодов фильма, убеждающий зрителя в феноменальных вратарских качествах Яшина.

Шло время. Складывались эпизоды фильма. Однажды мы показали часть материала Яшину. Он “оттаивал” у нас на глазах, становился заинтересованнее, наконец, и сам стал предлагать новые решения, интересные эпизоды. Яшин преображался в отношениях с нами, преображался в воротах. Он снова начал больше работать на тренировках. К зрителям возвращался знакомый Яшин, тот Яшин, который еще долго после фильма играл в воротах так, как никто в мире, который помог нашей сборной впервые войти в четверку сильнейших команд на первенстве мира 1966 года в Англии.

И все же, в чем был феномен Яшина? Ответили мы фильмом на этот вопрос или нет? Думается, ответили. Яшин беспредельно любит футбол – в этом его счастье, трудное счастье. Увлечений у нашего героя немало, но по-настоящему живет он только на футбольном поле. Живет в воротах. Во время состязания словно невидимыми нитями связан с каждым спортсменом. Внимательно следя за началом комбинации, он, как никто, способен улавливать, угадывать возможные атакующие ходы соперника. Именно поэтому он имеет право руководить защитой, точным пасом начинать атаку своей команды.

В фильме есть синхронно снятый эпизод, в котором Яшин четкими указаниями выстраивает защиту, создает такую оборону, когда у соперника не остается широкого выбора для варианта атаки. Сковав действия атакующих, Яшин предвидит возможное направление завершающего удара и точно выбирает позицию в воротах. Поэтому чаще всего он берет мяч легко, без броска. Создается странное впечатление, будто нападающие бьют прямо в Яшина. Но это не случайность, не везение. Это хорошо продуманная тактика, то новое, что внес в футбол Яшин, один из лучших вратарей всех времен.

Конечно, ошибался и он. Оператору Василию Киселеву удалось в одном плане снять, как Яшин берет мяч, выбрасывает обратно в поле, но по его лицу мы видим, что динамовцам, “цвета” которых он защищает, не удалось овладеть мячом: к воротам приближается лавина атаки, и защита трещит по всем швам. Глаза Яшина улавливают момент удара, удара точного и сильного. Бросок, но мяч буквально врезается в сетку. Тяжело встает Яшин с земли, медленно, с низко опущенной головой делает несколько шагов вперед. В каждом движении так много сложных чувств, драматизма.

Все ли нам удалось показать, что мы узнали о Яшине?

Право же, и сейчас я этого не знаю. Все же это был мой режиссерский дебют в спортивном кино.

И оценен он был неоднозначно. Говорили – есть длинноты, есть эпизоды, решенные взаимоисключающими принципами, есть информативность рядом с глубиной и эмоциональностью. И все-таки в картине был человек, большой рабочий человек. Усталый, но способный на подвиг, способный в нужные моменты быть сильнее молодых. И в картине были поиск, первые зерна будущих находок.

В 1966 году на старейшем фестивале спортивного кино в итальянском городе Кортина Д’Ампеццо фильм “В воротах –  Яшин” награжден Серебряной медалью.

Это была первая награда. И первые контакты на съемках с отличными операторами Георгием Епифановым и Василием Киселевым, с Рубеном Петросовым, только начинавшим тогда снимать самостоятельно. Был опыт работы с интересным и сложным героем, встречи и беседы с выдающимися спортсменами и деятелями спорта Вадимом Синявским, Валентином Ивановым, Алексеем Хомичем, Игорем Нетто и даже с прославленным бразильцем Пеле.

В 1968 году вместе со сценаристом Иваном Менджерицким и кинооператором Георгием Епифановым мне довелось работать над фильмом “Три капитана”. Герои фильма, выдающиеся спортсмены, были в то время капитанами сборных команд СССР. Яан Тальтс – капитаном штангистов, Вячеслав Старшинов – хоккеистов, Станислав Москвин – велосипедистов. Не задумываясь, я согласился работать над этой картиной. В планах студии мало спортивных фильмов, и каждый такой фильм как подарок для режиссера, любящего спорт. С радостью ждал я встреч с интересными спортсменами.

Яан Тальтс уже был однажды признан лучшим спортсменом года в нашей стране; легендарный Вячеслав Старшинов выходил на лед в ранге олимпийского и мирового чемпиона (тем более в хоккее я болею за “Спартак”); Станислав Москвин уже семнадцать раз успел стать чемпионом страны, четыре раза – чемпионом мира.

Опять грезились захватывающие поединки, неповторимые эмоции спортивной борьбы, долгие наблюдения в самые сложные моменты состязаний, задушевные беседы о спорте, о смысле жизни… Эта страсть к спорту, стремление видеть человека в спорте, улавливать “секреты” его побед родились у меня давно, и как-то само собой.

У нас была спортивная семья, и двор, в котором мы росли, тоже был на редкость спортивным.

Дед мой, Константин Климович Коновалов, человек большой физической силы, активно участвовал в борьбе против колчаковцев и кулачества в Сибири и не раз, благодаря физической закалке и силе, выходил из таких ситуаций, когда гибель казалась неизбежной.

Отец, Федор Константинович, хорошо плавал, быстро бегал. Силой природа его тоже не обидела…

Помню, когда мне было шестнадцать, младшему брату пятнадцать, а отцу пятьдесят, мы пытались соревноваться с ним в плавании, причем плавали неплохо, особенно младший брат. Куда там! Отец обгонял нас легко. Хорошо плавала и легко гребла наша мать, Мария Михайловна, заслуженный учитель РСФСР. Вот почему все четверо детей подружились со спортом.

Старший, Виталий, ныне директор большого комбината, дважды лауреат Государственной премии, отлично бегал на коньках, играл за сборную школьников России в баскетбол, стал хорошим охотником.

Младший, Юлий, ныне геофизик, кандидат наук, был отличным лыжником, мастером спорта по велогонкам на шоссе. Ему все давалось легко. После первых же соревнований по лыжам он был включен в сборную города и той же зимой стал призером первенства РСФСР среди школьников. Перворазрядником по велоспорту стал через три месяца после начала занятий. И даже значительно позднее, когда ему перевалило за тридцать, уже не имея возможности регулярно тренироваться, он еще долго показывал мастерские результаты.

Младшая сестра, Ася, ставшая учителем, отлично бегала, играла в баскетбол в кандидатах мастеров. У меня таких достижений не было, в детстве я много болел, но футбол, баскетбол, бег, прыжки, теннис, – все это очень увлекало меня, и я не раз побеждал в многочисленных турнирах сверстников по двору, по школе…

Но вернемся в 1968 год, к фильму “Три капитана”. Нам предстояло иметь дело с очень знаменитыми спортсменами, прославленными чемпионами, любимцами публики, чьи имена знали во всем мире. Каких только кубков, медалей, специальных призов не завоевывали они! Могли ли мы что-то прибавить к их славе? Нет, ни они, ни зрители не нуждались в каком-нибудь репортаже достижений.

После “Гимнаста” и “Натали”, после собственных поисков в первом спортивном фильме, в выпусках киножурнала “Советский спорт”, над которыми я работал, мне было ясно – надо проникнуть за кулисы побед, понять внутренний механизм деятельности, ощутить неповторимость, индивидуальность путей, черт характера, способов мышления, жизненных задач, наконец.

Скажем прямо, мы легко нашли общий язык с нашими героями. Они поняли нас, видели, что нас интересует суть вещей, то, в чем не всегда признаешься даже самому себе, – переживания, порой неуверенность, даже растерянность, усталость, невысказанные мысли о том, как трудно быть лучшим, сильнейшим, завоевать звание чемпиона и нести его через годы, не вызывая сомнений.

Помню, как в Дубне, где спортсмены любят проводить сборы, нас пытались удалить с тренировок штангистов сборной СССР. Мешали наши приборы, мы сами.

– Нет, пусть снимают. Это мне помогает, – сказал тогда Яан Тальтс. И мы остались.

Яан казался каким-то немного одиноким. Тренера постоянного у него не было, близких людей, пожалуй, тоже. А мы все время были рядом – на тренировках, соревнованиях, в поездах, в кафе, на прогулках, в залах кинотеатров. Мы сдружились. Герой доверял нам. Может быть, именно поэтому он поделился с нами воспоминаниями о трудных минутах жизни, о неудачах, когда не только проигрывал сам, но и подводил команду. Было такое. И мы не побоялись вставить это в фильм.

Так было и с другими нашими героями.

Никогда не забуду, как провожал нас Станислав Москвин, когда мы отсняли последний эпизод в Ленинграде. Встретились незнакомцами, а расстались друзьями. А Старшинов, с которым мы часами задушевно беседовали “за жизнь”, еще долго после окончания съемок фильма приглашал на хоккей. Помню, как они с женой пришли на студию на просмотр фильма. Он понял картину, она тронула его, и ему трудно было что-нибудь сказать. Жена несколько растерялась, потом сказала:

– Приходите к нам в гости…

Вячеслав Старшинов
Вячеслав Старшинов

Болельщики всегда ждут от своих кумиров успеха. И мы начали фильм “Три капитана” именно так: ожидание болельщиков, крики, требование шайбы, ярость. А на спортивных площадках идет борьба. И шайба никак не влетает в ворота, падает и падает штанга, не клеится гонка…

И сразу вслед за этим новелла “Трудные времена”. Старшинов рассказывает, как он подвел команду. Он был удален с поля, и соперники в это время забили шайбу, которая оказалась решающей. Как это горько – наблюдать проигрыш своих товарищей, когда ты не только не можешь помочь, но и сам оказываешься виновником драмы.

Мы сняли лицо Старшинова крупно. Он сидит на скамейке штрафников, смотрит за игрой. Но как смотрит!

Говорят, иногда во ВГИК, на актерский факультет принимают не тех, кто хорошо декламирует или показывает какую-то сцену, а тех, кто хорошо слушает или смотрит. Уже по тому, как смотрел за борьбой хоккеистов Старшинов, можно было точно определить – это великий спортсмен. Мы не решались прервать этот план, не решались разбить его кадрами матча. Больше того, мы постепенно убрали звук игры и звук трибун. Остался безмолвный кадр мечущихся по экрану, полных боли глаз, чуть приоткрытый рот, капелька пота на подбородке…

За “Трудными временами” шла новелла “Сегодня и каждый день”.

Не забуду лица Москвина во время тренировок на горных дорогах Крыма. Специалист по гонкам на треке, он был очень силен и на шоссе, даже участвовал в составе сборной СССР в велогонках мира. И вот в Крыму он ведет “весеннюю гонку”. На мотоцикле рядом с группой едет тренер сборной Олег Борисов и мы с Епифановым. Затяжной подъем. Я прошу оператора держать крупный план. Борисов дает указания гонщикам. Просит Москвина обойти одного из спортсменов. Тот обходит. Еще одного, потом еще. Восьмерых на одном подъеме обошел Москвин. Восьмерых гораздо более молодых, чем он сам.

Мы снимали картину, когда Москвин заканчивал свою карьеру как спортсмен. Но и тогда он был сильнее всех. И вот в объективе камеры его заостренное лицо. Оно вытянуто вперед, словно во время, которое он должен обогнать.

Борисов просит обогнать девятого. Камера работает. Как посмотрел на Борисова Москвин! Невозможно описать этот взгляд. Не взгляд – полувзгляд. Едва заметный поворот головы. Но какой монолог был в этом взгляде! Нет, он не просил пощады, не извергал злости, не хитрил и не смеялся. В нем было все это вместе взятое и еще усмешка над самим собой, которая как бы говорила, что надо обогнать, раз взялся за такое дело.

И как ни странно, было еще убеждение, уверенность, что именно так и надо, иначе вся эта работа не имеет смысла.

И он обошел девятого.

Лицо у Москвина было серое, какое-то собранное, почти злобное. Казалось, машина сдерживает его порыв, его усталую ярость, его последнее усилие…