Ирина Холмогорова, Екатерина Дмитриевская: «Классика – это наша история»

• Сцена из спектакля “Хроника времен Бориса Годунова”Традиционный международный театральный фестиваль “Голоса истории” в Вологде – один из самых значимых. Его особенность состоит в том, что он проводится на открытом воздухе в историко-архитектурной среде. Эта среда – волшебное пространство вологодского Кремля. Здесь неизбежные разговоры о погоде никак нельзя назвать праздными, устроители постоянно заклинают небесную канцелярию, взывая к ней с мольбой о вёдре (так издавна называли ясные, солнечные дни). В этом году мольбы были услышаны, дождь обходил стороной ночные действа в Кремле. В программе одиннадцатого по счету фестиваля было 16 спектаклей, среди них – дорогой подарок для вологжан – “Дядюшкин сон” петербургского БДТ имени Г.А.Товстоногова с участием Алисы Фрейндлих и Олега Басилашвили. Впервые в истории свои работы показали все театры Вологды и Череповца. Еще одна новация – отмена конкурса и жюри. Хотя на церемонии закрытия фестиваля Вологодское отделение СТД все же объявило о двух традиционных именных премиях. Приз имени А.В.Семенова (за освоение средствами театра архитектурной среды) присужден ARTEATRO из Братиславы за спектакль “Дом Бернарды Альбы”. Призом имени А.П.Свободина (за раскрытие средствами театра исторического события) награжден спектакль “Возвращение” Кемеровского театра для детей и молодежи. Глава города Вологды Евгений Шулепов учредил специальную премию “Молодежь и классика”, отметив артистов Дмитрия Бычкова и Николая Акулова в “Гамлете” Вологодского драматического театра и Алену Данченко в “Алых парусах” Вологодского театра для детей и молодежи.
На заключительной конференции новый начальник Департамента культуры и охраны объектов культурного наследия Вологодской области Всеволод Чубенко сказал: “Фестиваль, несмотря ни на что, состоялся. Иногда оргкомитету приходилось принимать достаточно сложные решения”. И в самом деле, последние “Голоса истории” готовились напряженно по целому ряду причин, одна из которых – финансовые трудности.
Как и на предыдущих фестивалях, проходили серьезные критические обсуждения. В работе “Голосов” приняли участие известные российские историки театра, профессора Борис Любимов и Видас Силюнас.
“ЭС” публикует беседу двух критиков об итогах и перспективах “Голосов истории”.
 
 
Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ. Инна Натановна Соловьева (она дважды была членом жюри на “Голосах истории”) считает, что одна из главных сложностей формирования программы фестиваля в том, что в русской литературе существует слишком мало по-настоящему значимых исторических пьес. Вы согласны?
Ирина ХОЛМОГОРОВА. Тут не поспоришь. Ясно, что в русской драматургии, если говорить о жанре трагедии (а история в классической драматургии возникала именно в этом жанре), существуют ровно четыре названия – трилогия Алексея Константиновича Толстого и пушкинский “Борис Годунов”. Можно задуматься над вопросом: почему трагедия как жанр почти отсутствует в стране с такой трагической историей как Россия? Но, боюсь, эти размыш-ления уведут нас в сторону от “Голосов истории”.
Наш разговор сводится к следующему: буксует ли фестиваль в рамках узко поставленной исторической темы? Очевидно, что классические произведения, сочиненные автором персонажи также могут считаться историей. Мы приходим к мысли о том, что классика – это наша история. Классика – необъятное поле для выбора материала. Разумеется, одной из безус-ловных тенденций театра становится обращение к прозе, есть примеры очень интересных интерпретаций, таких, как у Фоменко, как у Гинкаса, с эффектом очуждения от самого сюжета.
Е.Д. Исторический спектакль по классическому произведению – большая редкость. С одной стороны – он требует серьезных за-
трат на костюмы, декорации, а театры наши, по большей части, бедны. Можно ли в наше время представить себе, как какой-нибудь региональный коллектив (по примеру Станиславского и будущих прославленных артистов Художественного театра) срывается с места, ходит по музеям, любуется старинной архитектурой, чтобы потом, вдохновившись, поставить, к примеру, “Царя Федора Иоанновича”? Гораздо легче заработать на “верняке”. В результате мы имеем унифицированный репертуар, начинающийся и кончающийся какими-нибудь “Примадоннами”.
И.Х. То, о чем вы говорите, курс на коммерческую драматургию. Но когда театр думает о серьезной, некассовой пьесе, он редко обращается к пьесе исторической. Мне кажется, это современная проблема. Историю столько раз переписывали, что отучили зрителя от самой темы.
Е.Д. Я с вами совершенно не согласна: быть может, не всей, но достаточно широкой театральной аудитории интересна история. Я бы сформулировала проблему иначе: имеется спрос, но нет предложения.
И.Х. Мне кажется, у большинства зрителей есть интерес к визуальной стороне истории. Он сродни интересу экскурсантов царских дворцов, которым любопытно, где стояла кровать, как протекала личная жизнь обитателей. Что же касается страшных проблем русской истории, мы предпочитаем, чтобы они нас не тревожили.
Е.Д. Однако высокий рейтинг телесериала “Раскол” Николая Досталя о церковном расколе XVII века говорит об обратном. А как, затаив дыхание, смотрит публика “Во имя отца и сына” в Театре имени Моссовета – постановку Юрия Еремина по двум пьесам трилогии все того же Алексея Константиновича! Может быть, это наивно, но я считаю, что театр “отвечает” за своих зрителей. Любовь вологодской публики к истории, безусловно, возникала и развивалась благодаря спектак-лям местных театров и “Голосам истории”.• Сцена из спектакля “Андрей Боголюбский”
Давайте от общих рассуждений перейдем к впечатлениям последнего фестиваля. На прошлых “Голосах” большим успехом пользовалась “Мария Стюарт” БДТ имени Товстоногова. Западный репертуар вполне закономерен на фестивале. В этом году “Голоса истории” открылись “Гамлетом” Вологодского театра драмы в постановке Зураба Нанобашвили. Можно ли считать “Гамлета” исторической пьесой?
И.Х. “Гамлет” – историческая тема. Хроники рассказывают о принце Амлете. До сих пор в датском Эльсиноре нам показывают замок Кронборг. А кроме того, в “Гамлете” поставлены вечные вопросы власти и народа, соотношения власти с истиной, со страной, с порядком в этой стране. Через “Гамлета” человечество познает себя и свой век. Знаменитый вопрос: какую книгу читает Гамлет – тоже из разряда вечных. Шекпировский Гамлет, возможно, читал Монтеня, один из лучших Гамлетов конца девятнадцатого века Сандро Моисси – Шопенгауэра.
Режиссер Зураб Нанобашвили увидел в пьесе домашнюю, но очень существенную для жизни общества историю. В семье датского короля все до поры до времени складывалось благополучно, и вдруг гармония неожиданно, непредвиденно рухнула для этого молодого, но не слишком юного Гамлета. Я обратила внимание на очень изящную и выразительную мизансцену. В момент объяснения матери и сына – кульминации трагедии – старый Гамлет-призрак, Гертруда и молодой Гамлет садятся, обнимая друг друга, и образуют картину, отсылающую нас к святому семейству. В финале, после смерти, все они оказываются на лестнице – это история поколений, разрушения семьи. Для ХХI века разрушение семьи – достаточно актуальная проблема.
Каков этот Гамлет? Я против ниспровергателей современных трактовок, где Гамлет предстает нигилистом, циником. Вспоминаю реплику тех времен, когда
Гамлета играл Высоцкий: какое время на дворе – таков мессия.
Гамлет всегда таков, какое время на дворе. Я боюсь костюмных, исторических спектаклей, поставленных в соответствии с якобы известными нам правилами поведения. Как было, никто не знает. Все дело в степени вкуса, образованности и таланта. Благодаря сочетанию этих параметров возникает произведение того или иного уровня. Стремиться сделать “Гам-лета” таким, каким он мог быть в начале семнадцатого века – предприятие безнадежное. Тот Гамлет, которого мы увидели в вологодском театре, не читал Шопенгауэра. Этот молодой человек взбудоражен убийством отца. Может быть, его меньше волнует распавшаяся связь времен.
С точки зрения профессиональной интересно проследить, как происходит в Гамлете эволюция.
Е.Д. Мне показалось, что Гамлет Дмитрия Бычкова сразу верит отцу и мстит не задумываясь. Убийство Полония сыграно буднично. Да, этот Гамлет – явно не философ. Я согласна, что упор сделан на истории семейной, причем патриархальной. Отец требует мести, значит надо мстить.
Такая трактовка вполне имеет право на существование. Спектакль привлекателен деталями. Интересно решена роль Клавдия (Николай Акулов): он страстно любит Гертруду (Анастасия Задорина).
Спектакль играют молодые артисты, они образуют слаженный ансамбль.
И.Х. Все критики отметили образное сценографическое решение (художники Виктор Рубинштейн и Татьяна Стысина). Я бы назвала “Гамлета” культурным, достойным спектаклем.
Е.Д. На этом фестивале (возможно, это получилось случайно) спектакли рифмовались, перекликались между собой. Два из них рассказывали историю создания шедевров. В случае, если это “Мертвые души” и “Борис Годунов”, такая историческая тема правомерна. Это довольно неожиданный поворот в драматургии “Голосов истории”. В “Дороге”, поставленной Борисом Гранатовым в Вологодском театре для детей и молодежи, возникает Пушкин. Он, как известно, подсказал Гоголю сюжет “Мертвых душ”, но в спектакле Поэт появляется как некое видение, лицо без слов, в какой-то момент в руке Александра Сергеевича возникает пистолет, и всем ясно, что дальше мы узнаем о дуэли и смерти Пушкина. Может быть, это сделано немного иллюстративно. Сам спектакль придуман как карнавал гоголевских героев-масок, и на сцене все время присутствует сам Гоголь, Гоголь, размышляющий о России в Риме. Вечный город изображен на заднике (художник Виктор Пушкин), и тема карнавала кажется оправданной.
И.Х. Если ставится спектакль об исторической личности, то неизбежно встает вопрос, как это сделать. И должна ли возникать на сцене историческая личность. Во все времена это было камнем преткновения. Банально приводить пример Михаила Афанасьевича Булгакова, который первым додумался до того, чтобы в пьесе о Пушкине “Последние дни” не выводить на сцену Александра Сергеевича. В “Дороге” выведен Гоголь как автор “Мертвых душ”. Но сам драматургический материал – пьеса Вениамина Балясного, на мой взгляд, малоудачная, недейственная, и отсюда возникают многие недостатки спектакля. Что же касается самой исторической личности, можно сказать, что классик получился аморфным персонажем, скорее обывателем, чем творцом. Вот автор садится вязать (что является историческим фактом и следованием прав-де жизни). Но, да простит меня режиссер, закрадывается мысль, что вязание было едва ли не основным занятием Гоголя. Не верится, что писатель, каким он предстает в спектакле, написал “Мертвые души”.
Е.Д. Согласна, что образ Гоголя не слишком удался. Однако это не означает, что в “Дороге” нет актерских удач. Критики на обсуждении отмечали чудесный дуэт Чичикова (Эдуарда Аблаватского) и Селифана (Игоря Рудинского).
Еще одна увлекательная проблема связана с историей бытования классического произведения после смерти автора. Как трагедия или проза, взятая за основу либретто оперы, может сыграть свою историческую роль в судьбе того или иного шедевра.
Яков Рубин в “Пиковой даме” Вологодского Камерного театра включает в свой спектакль песню графини, романс Полины: “Подруги, милые”, остроумно пародируя тот восемнадцатый век, который был навязан пушкинской повести братом Петра Ильича Чайковского Модестом. Опера и первоисточник – интереснейший исторический сюжет.
Эта тема особенно остро звучит в спектакле “Хроника времен Бориса Годунова” Пушкинской школы в постановке Владимира Рецептера. С одной стороны, в нем есть сцены из трагедии, с другой – тексты Карамзина, которые используются как комментарий. В этом спектакле, так же как в “Дороге”, есть автор. Молодой артист не играет Пушкина. Он читает фрагменты из писем, заметок поэта, имеющие отношение как к “Борису”, так и вообще к театру. Еще один компонент – фрагменты оперы Мусоргского. Оперы, которая, как считает Владимир Рецептер, помешала проникновению трагедии Пушкина на драматическую сцену.
Рецептер определяет жанр действа как “опыт сценического изучения”. На мой взгляд, такого рода просветительские проекты очень подходят “Голосам истории”.
История произведения это и история его интерпретаций. Для меня “Алые паруса” Бориса Гранатова по мотивам Александра Грина – это длящаяся история произведения. Новая жизнь “Алых парусов” и большой зрительский интерес к этой повести сегодня возник и в Москве, где мюзикл Максима Дунаевского с текстами Михаила Бартенева и Андрея Усачева играется в РАМТе и в Перми. Кстати, тексты (и прозаические, и стихотворные) очень хорошего качества.
И.Х. Я думаю, что обращение к “Алым парусам” как материалу для мюзикла – очень удачная мысль. Сегодняшнее поколение вряд ли читает Грина, но в умах старшего поколения эта книга осталась романтической сказкой. Мюзикл придает этому материалу отстраненность. Исчезают те претензии, которые возникали по отношению к тексту, в первую очередь, к сентиментальности. Сентиментальность остается ровно в той степени, в какой она нужна в мюзикле.
Е.Д. А тяготение к романтике неизбывно. Мечта сбывается, но перед этим героиня Ассоль (Алена Данченко) проходит сквозь тернии и испытания. Бартенев и Усачев ужесточили историю…
И.Х. …и благодаря этому все встало на место. То, что сейчас невозможно читать, можно смотреть и слушать.
Е.Д. До сих пор мы говорили о спектаклях, проходивших в за-
крытых помещениях. Хотя главная особенность фестиваля – это действа на открытом воздухе, в Кремле. И на прошлый, и на нынешний фестиваль приезжали спектакли Сергея Морозова. Два года назад это был “Александр Невский” Новгородского театра драмы, на этот раз – Владимирского академического драматического театра – “Андрей Боголюбский”. Жанр “Александра Невского” режиссер обозначал как “всполохи былых времен” или “история, ставшая легендой”.
Подзаголовок “Андрея Боголюбского” – сказание о князе-строителе. Оба эти работы сделаны по уже знакомым лекалам. Режиссер молод, увлечен своими героями, но его взгляд на историю – специфичен. Для меня то, что делает Морозов, это жанр “массового празднества”. Когда смотришь на персонажей, в голову приходит слово “ряженые”. Причем, я не имею в виду негативный или обидный оттенок этого слова. Ряженые – герои народного празднества. Самое простое – критиковать этот спектакль, тем более что режиссер признавался: в основе “Андрея Боголюбского” (как и “Александра Невского”) лежит компиляция разностильных текстов. Заметим, что эти тексты никак “не хотят” становится драматургией. В самих этих постановках история предстает в обличии мифа.
И.Х. Это отношение к истории как смене красивых картинок, боязнь углубиться в ее трагизм и противоречия.
Е.Д. Если вы помните, в нашей беседе пять лет назад мы пытались определить, какие жанры зрелищ идеально подходят для Кремля. Мы рассуждали о том, что психологический театр противопоказан “воздуху”. Здесь более уместны мистерия, эпос. Все так. Но вот в этом году Кемеровский театр для детей и молодежи показал “Возвращение” Андрея Платонова, где очень сильны нюансы человеческих отношений. Режиссер Ирина Латынникова чутко и проникновенно прочла платоновский текст.
• Сцена из спектакля “Возвращение”И.Х. Вот она, загадка театра. За это мы его и любим. Ты уже выработал концепцию и твердо понял, что прекрасное пространство Консисторского двора или Пятницкой башни всем хорошо, но не может впускать в себя психологические спектакли, и в этот момент появляется камернейшее сочинение, которое в тишине, нарушаемой только полетами стрижей, вдруг начинает звучать как поразительное психологическое действо. Зал, как на стадионе, но “Возвращение” застав-ляет вслушиваться в еле заметные движения души героя спектакля. Совсем неожиданно (и для самого театра) какой-то сценографический элемент начинает играть более значительную роль, чем на родной, камерной сцене. Через комнату, где есть кровать, стол, элементы скудного военного быта, пролегает железная дорога. Эти рельсы, прорезающие комнату, по которым приходит и уходит герой (Евгений Белый), становятся образом дороги, жизни и, как ни странно, создают исчерпывающую картину проходящего за стенами этой комнаты. Тут скрыт какой-то секрет вологодского пространства. Можно вспомнить, как совпал с архитектурной средой камерный спектакль из Зеленограда “Царь Федор Иоаннович”.
Е.Д. В “Возвращении” уловлен воздух послевоенного времени. Сущностный момент. В прозе Андрея Платонова замечательно зафиксировано время. Поймать воздух другой эпохи – одна из задач театра. И при этом создать некую дистанцию, чтобы спектакль не был похож на музейный экспонат. Дистанция – наше сегодняшнее отношение к прошлому, пропущенное через сердце. Надеюсь, что зрители Вологды когда-нибудь увидят “Соню”, “Звуки тишины” – спектакли Нового Рижского театра в постановке Алвиса Херманиса. В последнем из них есть удивительная метафора: персонажи “ловят” воздух 60-х годов в большие трехлитровые банки (“ЭС” писала неоднократно об этих спектаклях, о “Звуках тишины” – в № 13, 2012 г.)
И.Х. Режиссер делает частную жизнь составным элементом большой истории. Как, собственно, оно и есть, и должно быть. На прошлом фестивале журналисты задавали вопрос, а является ли “Ночевала тучка золотая…” спектаклем на историческую тему. И это странно. Ведь роман Анатолия Приставкина о насильственном переселении народов. Что же это, как не история, наша советская история. Но история – это и судьба частного человека, как возвращение отца с фронта (о чем мы только что говорили). История постепенного осознания тех связей, которые оказались разорванными и которые надо восстанав-ливать заново.
Е.Д. Если помечтать, то окажется, что потенциальных спектак-лей-участников “Голосов истории” не так уж мало. Ну, скажем, “Берег утопии” Тома Стоппарда в Российском академическом молодежном театре.
И.Х. Нет ничего более подходящего названию и целям фестиваля, чем “Берег утопии”. Возможно, в будущем этот приезд можно будет осуществить. С “Берегом” связана другая проблема. Мы говорили о дефиците исторических пьес. Интересный факт, что эта трилогия о русских мыслителях девятнадцатого века написана в другой стране, английским драматургом. Очень показательно.
Е.Д. На нынешнем фестивале был спектакль по прозе Светланы Алексиевич “Чернобыль. Хроника будущего” из немецкого города Тюбинген. Это достаточно скромный моноспектакль актрисы Джессики Хиггинс в постановке Инги Лизенгевич, но он никого не может оставить равнодушным. Текст душераздирающий (“Чернобыль” шел с титрами). Печально, что нашу историю показываем не мы, а театр из Германии. И что не отечественный, а зарубежный спектакль удостоен премии Главы Вологды “за смелость в выборе темы”.
Чего бы хотелось пожелать фестивалю в будущем? Мне кажется перспективным направление, которое сейчас бурно развивается в театре. История любой семьи – это история нашей страны. Я люблю повторять слова историка Михаила Яковлевича Гефтера: “история – это моя бабушка”. Часто ловлю себя на том, что хотела бы спросить у бабушки, у мамы о чем-то, что связано с историей моей семьи. Но это невозможно.
Сейчас во многих городах сочиняют спектакли в жанре вербатим по рассказам очевидцев, не только в Москве и Петербурге, но и в Вятке, в Канске. Есть смысл собрать рассказы вологжан, чтобы на фестивале зазвучали голоса тех, кто помнит старую Вологду. Я не говорю о том, что мы должны приглашать их на сцену, хотя и такой вариант возможен. Когда-то дебатировался вопрос о приезде на “Голоса истории” спектакля “Я думаю о вас”, поставленного французским режиссером Дидье Руисом. В нем участвовали пожилые люди, рассказывающие со сцены о своем реальном детстве (этот спектакль, впервые показанный на фестивале “Новый Европейский Театр” получил “Золотую Маску” – приз критики). Но все же необязательно приглашать на подмостки “носителей опыта”.
И.Х. Для таких спектаклей нужны драматурги.
Е.Д. Разумеется. Из записей-интервью делается пьеса. Актеры играют реальных людей. По-моему, это очень полезно и для исполнителей. Задача театра – делать прошлое настоящим. Эта же задача стоит перед фестивалем “Голоса истории”.
 
Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ и Ирина ХОЛМОГОРОВА
«Экран и сцена» № 15 за 2012 год.