История открытий и запретов

А.А.Блок с труппой БДТ. Фото из архива театра
А.А.Блок с труппой БДТ. Фото из архива театра

Большой драматический театр имени Г.А.Товстоногова издал книгу Сергея Радлова “БДТ в 1920-е: Игра. Судьба. Контекст”. На примере двадцати спектаклей, поставленных в это десятилетие, автор прослеживает историю художественных идей, тесно сплетенных с судьбами режиссеров, драматургов, художников, судьбами часто трагическими. Написанная так, чтобы быть интересной и профессионалу, и широкому читателю, эта эффектно изданная книга по жанру – театральный альбом, причем часть эскизов и фотографий опубликована в ней впервые.

С Сергеем РАДЛОВЫМ беседует научный редактор издания Александра Машукова.

– Давайте проясним вопрос, который у читателя может возникнуть сразу: почему книга начинается не со спектакля, которым открылся БДТ в 1919 году, а с более поздней постановки 1920 года?

– Здесь было простое и, думаю, логичное решение. В сознании театралов уже многих поколений БДТ неотделим от своего дома на набережной Фонтанки, 65. Он есть нечто гораздо более значимое, чем зрительный зал, гримерки, гардероб, буфет и так далее. И для людей, служивших театру все эти годы, и для их коллег, и для многих тысяч зрителей прошлых лет и наших дней тоже.

Поэтому мы начинаем с первого спектакля, состоявшегося в историческом здании 21 сентября 1920 года – “Короля Лира”, но потом подробно вспоминаем и наиболее примечательные постановки нескольких первых предыдущих месяцев жизни театра, благо они еще долго шли, уже на главной сцене БДТ.

Это обе шиллеровские постановки “Дон Карлос” и “Разбойники”, “Отелло” с выдающимся трагиком Юрием Юрьевым, а также режиссерский дебют Александра Бенуа на сцене БДТ – “Царевич Алексей” Дмитрия Мережковского. У последнего спектакля особенно удивительная судьба, в ней звучат мотивы и обстоятельства как дореволюционной эпохи, так и нового времени.

– Вы пишете о трагических судьбах людей, чья творческая биография связана с историей БДТ. Какая судьба, какой документ произвели на вас особенно сильное впечатление?

– Не сумею ограничиться одним именем или документом. Несомненно, все, что связано с репрессированными сотрудниками театра: блестящим интеллектуалом Адрианом Пиотровским, завлитом БДТ, а также режиссером Константином Тверским, директором театра Рувимом Шапиро. Следственные дела, с которыми мы сумели познакомиться в архиве ФСБ и которые частично воспроизвели в издании, свидетельствуют о страшной трагедии уже следующего десятилетия, тридцатых годов.

Адриан Иванович Пиотровский с какой-то безумной отвагой вел себя на одном из допросов. Конечно, он был обречен с той секунды, когда ему предъявили обвинение в шпионаже, и все же… Следователь потребовал сообщить, каково отношение обвиняемого к “формализму”. Пиотровский сначала сказал, мол, “враждебное советской власти течение”. Но немедленно добавил, что сам был формалистом с первых шагов и на протяжении всей своей академической и литературной деятельности.

Сильнейшее впечатление производят документы, имеющие отношение к цензуре, – стенограммы худсоветов, где запрещались почти готовые спектакли или пьесы (в частности, “Атилла” Евгения Замятина), экземпляры пьес с вымаранными абзацами и пометками, вроде “Разрешено Губполитпросветом”.

Эта неосуществленная постановка Большого драматического сыграла огромную роль в судьбе Замятина. Именно после запрета “Атиллы” он принял решение уехать из СССР, что, с немалой степенью вероятности, спасло его от расстрела или гибели в лагере.

Кстати, “Атиллу” репетировал Борис Зон, в будущем выдающийся театральный педагог. Городское начальство не дало выпустить спектакль по идеологическим соображениям, и так сложилось, что в БДТ Зон в последующие годы как режиссер не работал. Но на сцене театра и сегодня играет блистательная Алиса Бруновна Фрейндлих, его ученица. А ранее играли и другие его замечательные студенты: Эмма Попова, Зинаида Шарко, Николай Трофимов, Наталья Тенякова. Все это совсем не случайные, не произвольные связи.

 – Легко ли было получить доступ в архив ФСБ?

– Не думаю. Насколько мне известно, законодательство позволяет только ближайшим родственникам знакомиться с делами осужденных, поэтому руководству и сотрудникам театра пришлось как-то улаживать этот вопрос, как, впрочем, и многие другие, связанные с работой в иных архивах – петербургских и московских.

Разумеется, это издание – результат не только моих личных стараний, но и усилий многих добросовестных и умелых людей. Не имею возможности сейчас назвать всех, но нашего главного дизайнера Митю Харшака назвать обязан.

– Если бы у вас была возможность увидеть один из описанных вами в книге спектаклей БДТ, вы бы какой выбрали?

– Ох, нелегко было бы выбирать, случись вдруг такая магия!

Наверное, шиллеровских “Разбойников” в постановке Бориса Сушкевича и с декорациями Мстислава Добужинского. Причем так, чтобы услышать Блока, выступающего с речью до начала представления перед зрителями 1919 года, в том числе, теми, кто ранее вообще ни в каком театре не бывал.

Или увидеть Блока на репетиции, разбирающего пьесу с актерами, исправляющего огрехи в переводе “Лира” или “Отелло”. Это отдельная и поразительная тема – совместный труд Александра Блока и Евгения Замятина по редактуре “Короля Лира” для спектак-ля БДТ.

Или собственными глазами рассмотреть устройство динамических декораций Юрия Анненкова в “Бунте машин”, спектакле по пьесе Алексея Толстого, проследить за полетом актера Геннадия Мичурина через всю сцену – был в этом спектакле такой впечатляющий и, наверное, весьма рискованный эпизод. Конечно, здорово бы увидеть, как играл Николай Монахов неожиданную для себя роль, без густой агрессивной характерности, – Ивана Бабичева в “Заговоре чувств” Юрия Олеши. И услышать, как звучал сонар – уникальный электромузыкальный инструмент, использованный в этой постановке режиссером Константином Тверским, человеком с ярко выраженным вкусом к новому сценическому языку и эксперименту в театре.

– Вы упомянули работу Блока и Замятина по редактуре перевода “Короля Лира”. На афишах БДТ двадцатых годов немало шекспировских названий. Опыт комментатора сонетов, автора шекспироведческих работ помогал вам в работе над главами об “Отелло”, “Юлии Цезаре” и других спектаклях по Шекспиру?

– Мне было важно соотнести сценическую практику БДТ столетней давности с тем, что происходило в то же или близкое время в мире со спектаклями Федора Комиссаржевского или Орсона Уэллса по шекспировским текстам. А кроме того, показать, как пересекаются некоторые идеи из двадцатых годов с современными интерпретациями Шекспира. Например, стремление Юрия Михайловича Юрьева придать величественному образу Лира некие домашние, сугубо бытовые черты, вроде стариковской походки, в 1920 году вызвало недоумение. Но сегодня, когда жанр любого шекспировского текста оказывается под вопросом, вплоть до комедий, понятых и поставленных как трагические тексты, подход Юрьева к роли выглядит вполне допустимым.

– В аннотации к книге написано, что это лишь первый том изданий по истории БДТ. Логично предположить, что следующий будет посвящен 1930-м годам. Не кажется ли вам, что это задача менее интересная, ведь время было куда более скудным на художественные открытия?

– Слушайте, не стал бы сравнивать. Конечно, и время было еще злее и, если применительно к БДТ, в театре уже не было ни Блока, ни Бенуа, ни Добужинского, ни Щуко, ни многих других выдающихся людей. Но теперь вспомним, кто появился!

Мы видим на афишах тридцатых годов три спектакля Алексея Дикого. В театр приходят такие художники, как Аристарх Лентулов, Александр Осмеркин, Леонид Чупятов. Быть может, последнего художника вы знаете не столь хорошо, но могли видеть его поразительную предсмертную работу “Покров Богородицы над осажденным городом”, созданную в блокадном Ленинграде в 1941 году. Продолжают работать над спектаклями БДТ в тридцатые Моисей Левин, Николай Акимов, Владимир Дмитриев, Вадим Рындин.

Да, стало меньше классических пьес на афишах – требование времени, ничего не поделаешь. Вместо постановок по европейской драматургии – Леонов, Катаев, Каверин, последние пьесы Горького. Это тексты достойного уровня. Как вы помните, последним спектаклем в нашей книге оказался “Заговор чувств” Юрия Карловича Олеши, премьера которого состоялась за пару дней до наступления нового – 1930 года. А одной из первых премьер года наступившего были “Три толстяка”. Это название и теперь есть на афише БДТ – в постановке Андрея Могучего.

…в 1935 году свой последний спектакль перед арестом и гибелью ставит Константин Тверской, режиссер, пришедший в театр практически одновременно с Александром Блоком. Символичным теперь кажется, что им был выбран, возможно, самый выдающийся в мировой литературе текст о тирании – шекспировский “Ричард III”. Оформлял этот спектакль Александр Тышлер. Думаю, примеров достаточно, чтобы не воспринимать тридцатые в БДТ как время немоты и серости. Так что вне зависимости от того, кто станет автором книги про следующее десятилетие, ему предстоит непростое, но очень интересное путешествие.

Беседовала Александра МАШУКОВА

«Экран и сцена»
№ 3 за 2020 год.