Из жизни нас

Фото А.ЖДАНОВИЧА
Фото А.ЖДАНОВИЧА

Пятничным вечером Театральная площадь полна людей: нарядная часть публики спешит к Мариинскому театру, те, что посмешнее и пофриковатее – дальше по улице Декабристов к концертному залу Яани Кирик, где показывают “Из жизни насекомых” на стихи Николая Олейникова – моноспектакль солистки кабаре-бэнда “Серебряная свадьба” Светланы Бень из Минска. Часто в постановках по произведениям обэриутов звучат их дневниковые записи и письма, а то и самих авторов на сцену выводят и помещают непременно в реалии эпохи коммуналок и очередей. Из несовпадения героя и агрессивной среды добывается конфликт.

“Из жизни насекомых” (режиссеры – Светлана Бень и Дмитрий Богославский) – другой случай. Жанр спектакля – “14 историй для рояля, скрипки, терменвокса и голоса”.  Музыка Валерия Воронова, иногда жалобно завывающая, иногда бодро-ритмичная, полная скрипов, тревожных нот и драматичных пауз, выстраивает композицию этого камерного спектакля-концерта. В такт музыке движется проекция на зад-нике – анимированная графика Марии Пучковой (для каждой истории своя) огорошивает огромными пятнами цвета, по-детски кривоватыми силуэтами, смешными таракашками и тысячами мелочей: половник, соска, наперсток вихрем проносятся по экрану.

На сцене в световом пятне – Светлана Бень. Не та Бенька, клоунесса, кабареточная певица, что лихо запевала про старую падлу в концертной программе “Laterna Magica”. Вместо растрепанного каре и экстравагантных нарядов – собранные волосы, открывающие лицо с выразительными глазами, и кремовый комбинезон-балахон. Ее персонаж, как и персонажи Олейникова, – из маленьких. С удивлением и страхом смотрит она на огромный мир, что движется вокруг. На мир цифр и предметов, бездну космоса и людей-живодеров.

Немногочисленный реквизит спрятан за задником, между номерами исполнительница исчезает там, а возвращается, надев на голову, например, убор в виде жука-рогача с усиками-антеннами. Бродит маленькой фигуркой на фоне увеличенной проекции древесной коры и воспевает идиллию жизни ста четырнадцати жуков в зарослях смородины. История о мухе рассказана от лица двух персонажей: Светлана Бень за столом поет о былой любви (“Я муху безумно любил…”) и, слегка помахивая рукой, отгоняет нечто от тарелки с виноградом. На мгновение отворачивается и возвращается уже мухой: на глаза надета конструкция из двух металлических сит и веревочного носика между ними. В этих простодушных переодеваниях: сменил шляпу, и ты – не ты, огромное обаяние театра “на коленке”, такой настольный рукотворный театр у Светланы Бень существует в Минске – называется “Картонка”.

В эпизоде “Смерть героя” актриса, пряча лицо под вуалью, тянет за собой на веревочке стол, на нем две крошечные табуретки, поддерживающие спичечный коробок. Происходят похороны жука, и она – единственный участник траурной процессии, ведь “друзья его заняты сами собой”. В одной руке цветы, в другой – пузырек, к которому она прикладывается, поминая покойного. Голосу Бень вторит, завывая, терменвокс – редкий инструмент, чей космический звук появляется благодаря перемещению рук и колебанию звуковых волн возле его антенн. Удивительно, что терменвокс возник в те же 1920-е годы в Петрограде, когда уже вот-вот начнут собираться на домашних вечерах чинари – будущие обэриуты.

К эстетике кабаре за время спектакля нас возвращают лишь однажды: на фоне алой бархатной обивки дивана Светлана Бень в золотом платье поет о судьбе влюбленной блохи Петровой, отвергнутой и затоптанной в грязь. Зафиксированные позы кабаре – по одной на куплет, неподвижная мимика. Интонирует исполнительница только голосом, с невозмутимым лицом поет: “Страшно жить на этом свете, / в нем отсутствует уют, – / Ветер воет на рассвете, / Волки зайчика грызут”. Зрителю не по себе. Актриса с нежной полуулыбкой допевает, впервые обращаясь прямо к публике: “Разбивает лоб бедняжка… / Разобьешь его и ты!”. Но это не насмешка, нет. Вообще из иронии здесь – только самоирония, и то тонким слоем. Интонация спектакля “Из жизни насекомых”, вопреки ожиданию, серьезная. А действие, чем ближе к финалу, тем трагичнее.

Но и трагизм избывается – через космическое, через остановку, через повторение четырех олейниковских строчек как колыбельной, как мантры, через затихание музыки и очищение пространства. Несмотря на плотность действия спектакля, постоянной смены его ритма и громкости, про него хочется сказать – тихий.

Дина ТАРАСОВА

«Экран и сцена»
№ 3 за 2020 год.