Раздражающий феномен

Фото Э.ГОЛЬДМАНА
Фото Э.ГОЛЬДМАНА

Сигна Серенсен-Кёстлер, чье имя дало название датской компании Signa, участвует в каждом своем проекте. Ее создания всякий раз представляют собой абсолютно новую – вымышленную – реальность, а продолжительностью напоминают сериалы. Фестивальные произведения компании Signa – именно так муж и жена Сигна и Артур Кёстлеры чаще всего работают, придумывая действа для конкретных театральных фестивалей и отпуская тем самым своим детищам совсем недолгий срок существования, – феномен демонстративно раздражающий. Этим работам удается взбудораживать не только их противников, но и апологетов.

Притом, что привечают Signa именно театральные фестивали по всему миру, жанр работ Кёстлеров, в частности той, что появилась в России благодаря фестивалю “Новый европейский театр” (просуществовала 26 представлений и уже исчезла) и называется “Игрушки”, однозначно определить невозможно. Безусловно, сайт-специфик театр, вне сомнения, иммерсивный и партиципаторный, но еще и коллекция перформативных инсталляций.

Число зрителей каждого спектакля (будем называть “Игрушки” условно так), а их здесь величают гостями, почти что равно количеству участников-перформеров (тех и других порядка тридцати) – обитателей одного из унылых корпусов бывшего завода слоистых пластиков, расположенного в промзоне на окраине Санкт-Петербурга, а ныне Музея стрит-арта.

Предыстория возникновения того искусственного мирка, в который мы в качестве зрителей-гостей попадаем (концепция и текст – Сигна Кёстлер, режиссура – Сигна и Артур Кёстлеры), довольно вычурна. Некая дама, чрезвычайно богатая и обремененная букетом болезней (вам про них здесь расскажут самое разное – от онкологии до рассеянного склероза и синдрома хронической усталости), после смерти отца-австрийца отправ-ляется на родину матери в Россию. В анамнезе у нее – гибель маленькой сестры, исчезновение из семьи матери и жизнь с богатым самодуром-отцом, окружившим единственную оставшуюся дочь роскошью и игрушками, но ни на полшага не отпускавшим от себя во внешний мир. Обретя к 40 годам самостоятельность и баснословное наследство, наша болезненная Леди (в ее роль вживается сама Сигна Кёстлер) теперь уже добровольно обрекает себя на изоляцию, на этот раз в окружении живых игрушек.

Почему, обладая едва ли не сокровищами Али-бабы (размер состояния не уточняется), Леди решает поселиться в бетонных стенах давно простаивающего завода, не совсем понятно. Так или иначе, но и она сама, и ее “стафф” – бесстрастные стройные молодые мужчины в компании единственной женщины, и набранные по России девушки-куклы вот уже три года почти не покидают этого давящего пространства, куда не попадает естественный свет. Правила тут, понятное дело, устанавливает Леди, чья линия роли, при всей безграничности возможностей диктовать свою волю, наиболее спрямленная.

Итак, коммуна, она же секта, состоит из инфантильных барышень-сирот (всех их объединяет потеря матери в раннем возрасте), расхаживающих в белых атласных платьицах с кружавчиками и оборочками, они за три года изрядно поистрепались и обвис-ли. Прочая одежда состоит из белых заношенных лосин, утерявших белизну носков и резиновых шлепанцев. Имена куколкам даны пошлейшие – Муншайн, Маффин, Старлайт, Куки, Пиччи, Перл, Пеппер, Пони, Свон, Твирл, Черри и проч. Девушки поделены – по две-три – на восемь домов, пронумерованных от 2 до 9 (“дома” ютятся вокруг центральной залы, посреди которой водружено круглое ложе Леди – на нем она вот уже четвертый год никак не может проститься с жизнью) и проводят время в ежедневной череде испытаний, “челленджей”, бесконечно зарабатывая и теряя за провинности баллы. Турнирная таблица обновляется постоянно.

Бьются за победу тут не по-детски и не по-девичьи – на кону наследство Леди, и победителям отойдет львиная его доля.

Гостей стали приглашать к девочкам-игрушкам совсем недавно, с конца ноября (что совпадает с датами спектаклей на фестивале NET) – девочки помнят, похоже, всех и охотно про них рассказывают, кто как представился, настоящее ли было имя, как себя вели, из-за кого потеряли баллы.

Итак, о посещениях. Условия жесткие. Все личные вещи, включая телефоны и блокноты, остаются за пределами мира “Игрушек”. В гостях можно провести не более 4 часов, покинуть владения Леди досрочно позволено, вернуться нельзя. Выбираешь не ты – выбирают тебя: после томной, но информативной речи Леди (слабеющей на глазах), обращенной ко всем гостям разом, девочки каждого дома проходят вдоль зрительского полукруга и накидывают на шеи выбранных ими людей ленту с цифрой – обозначением дома. После же за руку уводят по 3-4 человека в свои бетонные клетушки-каморки, отделенные от общего пространства лишь тюлевыми занавесями. Протискиваться туда нужно, согнувшись в три погибели, обстановка откровенно убогая: обладательницы видавшего вида дивана – богачки, у большинства имеется только матрас на полу, а еще низкие табуретки, покривившиеся тумбы и китчевые ковры или постеры. В некоторых загончиках холодно. На гвоздь повешен пакет с высушенными сухарями, на плитке стоит кастрюлька с супом и рядом обязательные водка, чай и коробка с дешевым печеньем. Кстати, гостеприимство и еда здесь тоже оцениваются представителем “стаффа”, он обязательно явится, будет придирчиво задавать вопросы, подозревать тебя в обмане и, разумеется, добавлять или отнимать у команды дома очки.

Времяпрепровождение гостей состоит из разговоров с барыш-нями и другими гостями, походов в дружественные хозяйкам дома, общения с Леди (можно найти понимание, но легко вызвать и гнев), наблюдения или же участия в “челленджах”, подчинения “стаффу” или пререканий с ним – некоторые посетители доходят до рукоприкладства. Разговоры не слишком интеллектуальны, “челленджи” достаточно отвратительны – вроде ойлреслинга, когда ангелочки, разоблачившись до купальников и намазавшись маслом, превращаются в фурий; или обмывания, отпевания и похорон выбранной черным человеком “игрушки”; или сценки “одинокий отец”, разыгрываемой с кем-то из “стаффа”, непременно скатывающейся с трогательного утешения дочери отцом в сцену непристойно-инцестуальную; или финальной репетиции похорон Леди, возлежащей в гробу и выставляющей оттуда баллы за прощальные речи.

При всей внешней свободе поведения (ты можешь задавать барышням любые вопросы, и, надо сказать, в повествованиях о “своей трехлетней жизни” они невероятно органичны и убедительны) маршруты посетителей по обители Сигны режиссерски продуманы и простроены, причем так, чтобы гость максимально погрузился в это унизительное течение жизни, а заодно в насилие всех родов – психологическое и физическое, захлебнулся им даже при внутренней установке на максимальную отстраненность. Здесь просчитано множество реакций – от зрительских провокаций до полного подчинения условиям игры, ежедневно несколько видоизменяемой главным кукловодом. К примеру, однажды кто-то из “стаффа” (у них нет имен, только номера) может объявиться со свиными ушами – так Леди наказала за дебош накануне, а кого-то за несоблюдение порядка выгуливают по бетонному полу на четвереньках и на поводке. Большой зазор оставлен для импровизаций в жестких рамках разработанной легенды.

Степень достоверности этого “кукольного дома” наверняка росла от показа к показу, поэтому в выигрыше оказались те, кто отправился в гости к Леди не в первых рядах. Те из девушек, с кем мне привелось сталкиваться и разговаривать за неделю до окончания проекта, существовали с иступленной серьезностью и полной верой в исходно предлагаемые обстоятельства.

Когда тебе кажется, что ты уже все понял про законы, на которых держится этот порочный мир, и про его обитателей, откуда-то с верхотуры объявляется статная коротко стриженная бомжиха Один (Лариса Венедиктова). (При желании ее жилище реально посетить, заручившись согласием хозяйки.) Она столь естественна и надменно приветлива – идеальный дух места, – что начинаешь сомневаться, точно ли это актриса или действительно ютившемуся здесь человеку предложили стать частью живой инсталляции – ее закуток и пронумерован номером 1, и имя ей дано в соответствии.

В каждом из домов гости рано или поздно принимаются расспрашивать хозяек, что те сделают с деньгами в случае выигрыша. Кто-то мечтает о бездумной жизни на собственной яхте, кто-то хочет абстрактных несметных богатств, девушки же моего дома 2, бывшие в тот вечер чрезвычайно близки к тому, чтобы вырваться в лидеры, демонстрировали благородство намерений и даже щедрость. Бэмби (Мария Пономарева) настаивала, что ей надо вытащить с улицы бездомного отца и обеспечить ему нормальную жизнь, а Бриз (Анна Баркалова) собиралась поделиться частью гипотетического наследства с теми из товарок, кто получит совсем мало. На этих словах разразился миниконфликт между вполне сжившейся парой – Бэмби альтруизма в отношении соперниц не одобрила, а Бриз вспылила, что собирается делиться из своей части и потому советов не потерпит.

Секту “Игрушки”, которую можно живописать еще долго, успело посетить 780 человек – вплотную столкнуться с дичью искусственной ситуации, с идеей добровольно-принудительного рабства и ее воплощением, с палитрой механизмов манипуляции. Зрительские реакции, как и свойственно человечеству, были продемонстрированы самые разнообразные: от скуки до бешенства, от позиции наблюдателя до акций разрушителя, от глубокого непонимания, как вообще в таких обстоятельствах надо себя держать, до поведения корректно-отстраненного – там, где позволяла ситуация, созерцательного. Но доминировала все-таки небывалая вовлеченность пришедших на не имеющее аналогов реалити-шоу “Игрушки”. Случалась даже полная зрительская “гибель всерьез”, когда кого-то из девочек гость призывал бежать и готов был по-настоящему спасать.

Арт-директора фестиваля NET Марина Давыдова и Роман Должанский с проектом “Игрушки” рисковали, как никогда, предложив подобный вызывающий опыт именно чопорному Петербургу. Судя по полемике в соцсетях и в комментариях под публикациями, провокация удалась. В любом случае, столь масштабно задуманного и совершенно сделанного иммерсивного действа – тут заслуга обеих команд, Signa и NET – в России еще не видели.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
№ 24 за 2019 год.