Песни холода

Фото Hubert Amiel
Фото Hubert Amiel

Мило Рау неизменно адресует свои работы сегодняшнему дню. Они и отталкиваются от событий современности, и по мере сил с ними же разбираются, свидетельствуют и будоражат. Разные точки на карте мира (Руанда, Конго, Румыния, Бельгия, Россия) и взрывоопасные ситуации становятся предметом исследования его театральной группы “Международный институт политического убийства” (Цюрих, Гент, Берлин), созданной в 2007 году. Кажется, Мило Рау, сосредоточенный на сиюминут-ном в масштабах вечности, мог бы повторить слова Марины Абрамович: “Мне интересно только то искусство, которое меняет идеологию общества”.

После спектакля “Московские процессы”, созданного в 2013 году совместно с Сахаровским центром и посвященного судебным делам над организаторами выставок “Осторожно, религия!”, “Запретное искусство” и акции Pussy Riot, въезд в Россию режиссеру и его работам был закрыт. Самым смелым и упорным фестивалям, как “Территория”, а теперь и NET, удается одолеть многие препятствия, и постановки Мило Рау все же до нас доезжают – “Сострадание. История одного оружия” из “Шаубюне” в 2016, “Пять легких пьес” и “Репетиция. История(и) театра (I)” этой осенью. В отличие от самого режиссера, не сумевшего побывать в 2017 году на вручении Европейской театральной премии в Санкт-Петербурге, будучи ее лауреатом.

Первую часть цикла “Репетиция. История(и) театра” (следующую поставит уже другой режиссер) показали на сцене Александринского театра – в этом году фестиваль NET оккупировал разом обе столицы.

Помимо увлекательного пролога (в нем происходит довольно необычный актерский кастинг) и многозначительного эпилога спектакль-реконструкция состоит из пяти “актов”, всем им даны заголовки – “Одиночество живых”, “Боль других”, “Банальность зла”, “Анатомия преступления” и “Кролик”, высвечивающиеся на экране. На нем в спектакле разворачивается немало событий, он же приближает и укрупняет, делает возможным ухватить нюансы выражений лиц и мимики, а порой играет на несоответствии между видеозаписью и живым планом.

Все названия частей очень точные, но самым всеобъемлющим из них оказывается, пожалуй, “Банальность зла”. Шестеро актеров, трое из которых непрофессионалы (и неизвестно, кто выразительнее), на наших глазах репетируют и средствами театра раскладывают на составляющие реальную кошмарную историю. Историю убийства, убитого и убийц, – случившуюся в небольшом бельгийском городе Льеж, задыхающемся от безработицы и уныния. Единственным событием, вносящим разнообразие в жизнь, здесь полагают съемки фильмов братьев Дарденн, в которых каждый стремится поучаствовать хотя бы в массовке.

Исхан Жарфи был убит походя и изуверски, просто потому, что оказался не в том месте и не в то время – рядом с бездельниками в подпитии (один из троицы именинник), заскучавшими в баре и собравшимися снять девочек. Исхан сел к ним в машину (фольксваген в натуральную величину не только демонстрируется на экране, но и выкатывается на подмостки), и несколько неудачных реплик определили конец молодого человека. Араб и гомосексуал – любое из этих обстоятельств могло запустить механизм насилия среднестатистического обитателя депрессивного европейского города. Поняв по случайной обмолвке, что юноша нетрадиционной ориентации, его затолкали в багажник, а услышав молитву на арабском, избили до бесчувствия и бросили раздетого умирать под холодным апрельским дождем.

На суде дурни, кажется, сами недоумевали, как могло такое выйти, но мозгов осознать случившееся и ужаснуться отчаянно не хватало. С мыслительным процессом и эмпатией у многих участников этой истории явно не заладилось с детства, во всяком случае, отец одного из фигурантов преступления произнес на суде незабываемую фразу о сыне: “Если он действительно сделал это, я перестану с ним разговаривать”.

Мило Рау дает публике возможность наблюдения над актерской кухней: какие требования выдвигают перед потенциальным исполнителем, как он с ними справляется, как анализирует свои задачи и своего персонажа, какие аналогии вытягивает из собственной жизни. Жители Льежа играют роли жителей Льежа и реконструируют ту реальность, в которой они так или иначе существуют, что придает документально-свидетельской постановке дополнительное измерение.

В спектакле есть музыкальный лейтмотив в виде “Песни холода” Пёрселла с опоэтизированной мольбой: “Позволь мне замерз-нуть”. Исхан Жарфи наверняка молился о противоположном, но его нашли только спустя несколько дней.

В финале непрофессиональный актер Том Аджиби, весь спектакль вживавшийся в личность Исхана, повторяет историю, рассказанную им в прологе, – об одной из сцен в спектакле канадского режиссера Важди Муавада, где актер вешался на глазах у зрительного зала, а у публики была возможность его спасти. Аджиби берет стул, накидывает на шею заботливо свесившуюся с колосников петлю, свет медленно убирается с его фигуры. На первом из двух показов в Петербурге зритель рванул на сцену спасать человека, и это было то, чего добивается в театре Мило Рау и что удается крайне редко. Современный человек больше склонен к пассивному созерцанию, нежели к поступку. В театре, где просто погаснут софиты, бездействие не так фатально, а вот в жизни, где для кого-то все может в момент погрузиться во тьму, – дело многим серьезнее.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
№ 23 за 2019 год.