Можно сказать, что Международный фестиваль спектаклей для детей “Гаврош” в этом году – “подготовишка”, ему шесть лет. Возраст, в котором младенчество уже точно заканчивается, начинается постижение основ ответственности перед социумом и других взрослых вещей. Этот сезон совпал с “Годом Германии в России” – вот и “Гаврош” предоставил возможность московской публике и театральным профессионалам увидеть спектакли немецкого театра для детей, у которого в историческом багаже – Гофман и братья Гримм, вполне социалистическое тюзовское прошлое, старинный “рождественский театр” и “культпросвет” по советскому образцу.

О том, как согласуются в современном немецком театре для детей эти и другие серьезные традиции, рассказала, встретившись с критиками и сотрудниками российских театров, Одетт Березка, берлинский режиссер и драматург. Для кого-то любопытным открытием стало то обстоятельство, что в 1990-е годы, когда “педчасти” российских театров сплошь и рядом сокращались из соображений экономии, якобы за ненадобностью, немецкая театральная педагогика развивалась очень бурно. По словам Одетт, после падения Берлинской стены и объединения Германии произошло слияние двух противоположных направлений: восточногерманского, с образованными после Второй мировой войны ТЮЗами-колоссами, исповедовавшими брянцевские традиции, – и западного, с наследием старинного “рождественского” театра и авангардным студийным движением 1960-х. Общей для этих направлений стала тенденция 1970-х, когда академические театры подвергались серьезной критике, а маленькие “шли в народ”. Уже тогда было очевидным, что контакт с публикой должен быть более прямым, тесным. Эта тенденция сохраняется и сегодня, ведь именно в ее рамках решается вопрос: придут ли эти дети или молодые люди еще раз в театр?

Театральный педагог в Германии – это профессионал, получивший высшее специальное образование. Но когда мы сегодня произносим слова “культурное воспитание”, они уже не имеют назидательного значения, а говорят о том, что дети и молодежь участвуют в общетеатральном процессе. Происходит “образование через накопление опыта”, которого требует общество, и театр реагирует на этот месседж.

Театр реагирует весьма и весьма активно. Одетт Березка рассказала, что “детские подразделения” сегодня существуют даже на борту таких “боевых театральных эсминцев”, как “Дойчес театр” или “Шаубюне”. Педагоги работают в тесном контакте с образовательными учреждениями и в соавторстве с режиссерами, художниками, драматургами. Они создают творческие концепции, методическую литературу, влияют на репертуарную политику, привлекают детей и молодежь в студии, приводят на конкурсы и мастер-классы. В театре к ребенку обращаются на равных, как к полноправному участнику диалога, имеющему собственные этические и эстетические критерии, достойные всяческого уважения. Все это имеет целью воспитание заинтересованной, культурно адаптированной публики, а средством – неустанные поиски сценического языка, адекватного каждой возрастной группе юных зрителей. Вот несколько примеров из фестивальной программы.

Детям от 2-х лет предназначен спектакль “H2O” (Helios Theater, Хамм), в котором выпало наблюдать полноценный “инженерный театр” – технически выверенное до миллиметра и прекрасно организованное ритмически действо, где главным героем становится вода во всех своих ипостасях. Казалось, что текучая стихия вырвется за пределы лазурного клеенчатого половика и учинит на малой сцене Театра Моссовета солидный потоп. Ограниченное невысоким бортиком, в центре площадки разливалось из ведер и шлангов мелкое, но шаловливое море. Над ним взлетали фонтаны брызг, по нему путешествовали в пластиковых мисочках поролоновые человечки, а учиняли это баловство, расхаживая по водам, трое взрослых дяденек в резиновых сапогах (Михаэль Лурс, Маттиас Дамберг, Роман Д. Мецнер). С совершенной серьезностью они увлеченно исследовали на наших глазах разнообразные свойства воды: от певучего звона капли, падающей с тающей льдины на стекло или пластик, – до непредсказуемых завораживающих узоров, которые мелкие волны отбрасывают на импровизированный экран-задник, сооруженный из плотных белых полотенец. При наличии “хулиганских элементов” (классического топания в луже, например) зрелище погружало зрителя в сугубо лирическую атмосферу, насыщенную деликатной мелодикой, возникающей и в сверкании брызг, и в шипении пара, вырывающегося из кастрюльки (к кипящей воде подносили микрофон), и в негромких звуках синтезатора (он подключался ненадолго, чтобы аккомпанировать естественному звучанию спектакля, где не было произнесено ни единого слова). У создателей получасового “H2O” получилось, используя прозаический кухонно-банный антураж, заговорить на поэтическом языке, обратиться на нем к детям и заставить их вслушиваться в него очень внимательно, что не так уж часто удается в традиционно вербальных представлениях.

Не только в воспитании чувства прекрасного видит свою задачу немецкий театр для детей – необходимыми здесь признают также проблемные темы и создают на этой территории очень хорошие спектакли. Один из них, “А дедушка в костюме?” (Teater im Marienbad, Фрайбург), адресован публике постарше (от 6 лет), идет чуть больше часа и затрагивает одну из “нехороших” тем. У малыша Бруно умирает дедушка, который был настоящим другом и знал обо всем на свете. Мальчик впервые видит умершего дедушку одетым в парадный костюм, присутствует на похоронах, а потом возвращается в опустевшую дедушкину комнату… Увы, теперь невозможно, по старой привычке, прибежать к нему с вопросом: почему люди умирают, и что такое смерть? Бруно в спектакле – смешной большеголовый человечек с красными волосами, одетый в клетчатый комбинезон. От имени маленького героя с публикой беседует брутальный актер зрелых лет (автор идеи и исполнитель Кристоф Мюллер: бритая голова, белая рубашка, уверенная несуетная пластика, отчетливая речь). Ему подыгрывает негромкая скрипка в руках другого взрослого (Гаральд Киммих), порой бросающего односложные реплики от имени старшего брата Бруно. Посередине камерной сцены, на этаком “кульмане” – большие листы с картинками-иллюстрациями из книги Амели Фрид, по мотивам которой поставлен спектакль. Перелистывая картинки, рассказчик вместе со своим героем проходит все эмоциональные этапы переживания потери: от удивления и гнева, до светлой печали и обретения новых интересов в жизни.

Невеселая, но рассказанная с тактом и некоторой иронией история получила заслуженную порцию зрительских оваций и живой отклик участников последующей дискуссии. Тут инициативу сразу захватили дети, засыпавшие артистов на удивление серьезными вопросами: “что такое душа?”, “боитесь ли вы смерти?”, “есть ли у вас дети, и что они говорят о спектакле?”. В результате участники обсуждения пришли к общему выводу: те чувства, которые принято считать “негативными” (скорбь, страх, гнев), также нуждаются в воспитании (в том числе – и посредством театра), ведь они составляют огромную часть жизни, в которую вступают дети.

Группа “11+” – самая сложная для театра аудитория, ее еще нужно заманить в зал… Эмоции тинейджера бурлят, ум беспрерывно проверяет на прочность мораль и порядок взрослого мира, чувства по преимуществу поглощены самореф-лексией, а эстетические критерии зачастую обусловлены каким-либо направлением молодежной культуры. Воспитывать подростка, в привычном понимании, уже поздно – но придти к мировоззренческому консенсусу с ним необходимо. И потому на сцене появляется “Класс-класс” (Тheater Strahl Berlin) – смелый шаг навстречу юношеской аудитории. Задача, которую поставили перед собой создатели спектакля: рассказать о том, что происходит в школьной аудитории в течение дня, с одной стороны – зрелищно благодарная, с другой – непростая, предъявляющая особый счет к языку, на котором эта история будет рассказана. Персонажи-типы-маски, существуя в жанре эксцентрического шаржа, нисколько не потеряли в драматизме, скорее – наоборот: драматизм приобрел четкие очертания, позволившие ему быть уловленным подростками.

Особо ударным приемом спектакля следует признать участие Даниэля Мандолини, он же – знаменитый битбоксер Мандо, способный воспроизвести голосом хоть пение лесных птичек, хоть звук летящего вертолета, хоть хруст ветки под ногой, хоть скрип пластинки под пальцами диджея. Битбокс – одно из моднейших направлений современной молодежной культуры, а Мандо занимает в нем очень высокий статус, будучи чемпионом Европы и Германии. Аккомпанируя бессловесному действию “Класса”, он задействовал и свое классическое музыкальное образование – лирическим мизансценам сопутствовало живое звучание концертной гитары.

При некоторых спорных композиционных моментах (сценический сюжет, построенный как череда эксцентричных эпизодов-этюдов, все же требует более четкой организации) и очевидного стрем-ления к контакту с публикой создателей “Класса” невозможно заподозрить в заигрывании путем снижения качества и смысловой планки высказывания. Театр типов предстал здесь как высокое мастерство, наполненное музыкально-пластической иронией, способное дать зрителю сразу несколько планов восприятия: от поверхностного узнавания в героях себя и своих одноклассников до распознавания милых сердцу взрослого киномана мотивов (вроде леденящего дыхания Дарта Вейдера, исходящего от невидимого, но ужасного препода). И, конечно же, восхищали пластическое искусство и мизансценическая изобретательность – то, с какой степенью органики актерское тело способно срастись с маской комично преувеличенного масштаба.

Хочется отметить, что немецкая и российская части фестивальной программы продемонстрировали если не полное, то все же ощутимое единство в направлении творческого поиска. Нельзя не назвать такие спектакли, как “Привет, Рэй!” (Самарский ТЮЗ, режиссер Анатолий Праудин), “Девочка, которая умела летать” (Театриум на Серпуховке, режиссер Ольга Сидоркевич), спецпрограмму “Почему Джон Леннон носит юбку” (центр “Минкульт”, Ростов-на-Дону). Их создатели не просто не побоялись испугать своего зрителя, затронув излишне серьезную или даже в чем-либо рискованную тему, а со всей ответственностью предприняли поиск наиболее адекватных театральных средств для воплощения таковой в детском театре. Степень успешности этого поиска была неравномерной, но концептуальные особенности всех упомянутых работ стоило бы принять к сведению творцам “детских жанров”. Кратко резюмируя, заметим: в обращении к юной аудитории особенно важна ясность высказывания, четкая его форма – образная, а не вербально-назидательная. И актуальнее всего здесь та интонация, которая позволит спектаклю заслужить доверие юного зрителя, чуткого к любой фальши.

Анна КОНСТАНТИНОВА

«Экран и сцена» № 21 за 2012 год.